Несмотря на то, что всем подходившим поздороваться Майкрофт представлял меня как друга, я ощущал себя совершенно лишним элементом. У меня начинало рябить в глазах от блеска бриллиантов на окружавших нас женщинах.

Я поглядывал по сторонам, стараясь определить как долго нам придется здесь находиться и какова вообще программа вечера.

— Что-нибудь принести? — спросил я Майкрофта, когда заметил шведский стол.

— Я не ем на людях. И не пью, — сухо отрезал он и, щелкнув джойстиком управления, отправился к двум пожилым дамам.

Я лишь вздохнул. Хотелось верить, что несколько часов без банального глотка воды не нанесут Майкрофту серьезного вреда и Эмили не отчитает меня за очередную оплошность. Мне были понятны мотивы резкого ответа: я и сам бы чувствовал себя крайне неловко, если бы кто-то на людях поил меня через трубочку, даже несмотря на очевидные физические проблемы.

Закинув в рот пару канапе, я, вооружившись бокалом коктейля в качестве средства немного расслабиться, поспешил к Майкрофту. Распорядитель вечера вышел на центр холла и в микрофон возвестил о скором начале аукциона, за которым последует культурная часть вечера в виде какой-то оперы.

Леди и джентльмены стали собираться в дальней части холла у лестниц, где было установлено необходимое оборудование. Мне пришлось поторопиться, когда я заметил рядом с Майкрофтом девушку, раздававшую номера участникам.

— Благодарю, я с этим господином, — я с улыбкой взял из ее рук табличку с номером.

Майкрофт наградил меня не самым довольным взглядом.

— В следующий раз, когда пойдете за алкоголем, мистер Лестрейд, потрудитесь так надолго не оставлять меня. Когда появится нужный мне лот, я скажу.

— Извините, — внутренне я обозвал себя идиотом.

Майкрофт предпочел занять одно из мест в задних рядах. Так он не привлекал к себе внимания, хотя лоты было видно паршиво. Продолжая потягивать коктейль, я старался рассмотреть то, что выставлялось на торги. В основном это были либо предметы старины, либо картины современных мастеров, чье творчество я, человек старой закалки, творчеством назвать не мог.

— Неужели это только стоит? — не утерпев, шепотом спросил я у Майкрофта, когда какая-то невнятная мазня, из резанных вертикальных линий на холсте ушла за пару сотен тысяч евро.

Холмс наградил меня взглядом, словно собирался объяснить прописную истину ребенку по пятому разу.

— Это Альберт Мак, мистер Лестрейд. Скоро его назовут современным Лучо Фонтана.

Почитав, что дал мне исчерпывающий ответ, Майкрофт сосредоточился на ходе аукциона. Вздохнув, я решил переключить свое внимание с картин на собравшихся и начал ненавязчиво их рассматривать. Подумать только — большую часть этих людей я видел в новостях светской или политической хроники! И вот, я, отставной полицейский, оказался на одном мероприятии с ними.

Профессиональное чутье встрепенулось, когда я встретился взглядом со смуглым брюнетом с глубокими карими глазами. Мне не могло показаться — он слишком долго смотрел на Майкрофта, прикрываясь табличкой с номером. Я глянул на своего подопечного — он или делал вид, что не замечает пристальный взгляд, обращенный на себя, или действительно не видел его.

— Наш лот. Торгуйтесь до победы, — сказал мне Майкрофт, когда помощники аукциониста вынесли на подставку большую картину, представлявшую собой всполохи пламени на ярко-синем небе.

Когда цена перевалила за сотню тысяч, мне пришлось пару раз наклоняться к Майкрофту, чтобы уточнить его мнение о целесообразности участия, но он всякий раз твердо кивал мне. И мне ничего не оставалось, кроме как называть очередные пять тысяч плюсом к цене. Не зря мое внимание привлек брюнет с карими глазами — после ста пятидесяти тысяч в качестве претендентов на покупку картины с названием «Надежда» остались только он и Майкрофт. Холмс лишь один раз бросил взгляд на брюнета, и мне показалось, что ничего хорошего этот взгляд не обещал.

— Продано за сто восемьдесят тысяч участнику с номером тридцать семь! — опустился с легким стуком молоток аукциониста, и я понял, что Майкрофт только что играючи спустил почти две сотни тысяч черт знает на что.

— Это все? — спросил я.

— Все. Другие лоты меня не интересуют, — Майкрофт включил задний ход и выбрался на свободное пространство. — Подождем начала оперы там, где не так душно, — он поехал ближе к одному из огромных окон. — Я бы предпочел вообще покинуть это мероприятие, но это дурной тон. Вам придется послушать вместе со мной «Богему».

Я вздохнул и пригубил коктейль, когда заметил, что соперник по аукциону выбрался из толпы и направляется в нашу сторону.

— Майкрофт! — он подошел к нему как-то слишком по-хозяйски, и я сделал шаг вперед, готовый оттеснить незваного гостя.

— Рад тебя видеть в добром здравии Марк, — елейный голос Холмса дал мне понять, что вмешиваться не стоит и перед нами кто-то из его давних знакомых.

Но, черт возьми, кто это был, раз позволил себе назвать Майкрофта по имени?

— Я не рассчитывал увидеть тебя здесь, — сказал Марк, напряженно глядя то на меня, то на Майкрофта.

— Решил немного развеяться. Я не пропускаю летний аукцион, ты же знаешь. Не думал, что он стал интересовать тебя.

Марк кивнул, как-то нерешительно прикусил губу.

— Не представишь меня своему спутнику?

— Это мистер Лестрейд. Давний друг моего брата и мой очень хороший друг, — Холмс мягко улыбнулся всем своим видом показывая собеседнику, что жаждет прекращения общения.

— Рад знакомству, мистер Лестрейд, — Марк протянул мне немного потную ладонь, и я крепко пожал ее. — Я Марк Паркер.

— Если у тебя нет ко мне другого разговора, я бы предпочел остаться с мистером Лестрейдом вдвоем, нам есть что обсудить.

— Не буду вам мешать, — Марк отвесил почти церемонной полупоклон и удалился.

Я лишь вопросительно посмотрел на Майкрофта, понимая, что права задавать вопросы у меня нет. Холмс, хотя и понял мой взгляд, но предпочел промолчать.

Оперу мы слушали в отдельной ложе на втором ярусе, почти у самой сцены. Как я понял, это были, пожалуй, лучшие и приватные места. В какой-то момент я заметил, как Майкрофт прикрыл глаза и весь отдался во власть музыки. Я увидел у него на лице легкую, чуть мечтательную улыбку. Раньше мне казалось, он не способен так улыбаться, но Холмс не переставал меня удивлять все больше и больше.

Где-то в середине третьего действия я заметил, как у него подрагивают пальцы на левой руке. Сразу вспомнив, что мне говорил делать в случая судорог Стефан, я коснулся руки Майкрофта.

— Все в порядке, мистер Лестрейд, — сказал он. — Наслаждайтесь музыкой.

Я с облегчением вздохнул. Оказывается, он всего лишь, как мог, шевелил пальцами в такт музыке. Я убрал руку с теплой руки Майкрофта и попытался разобраться в сюжете оперы дальше.

Решив, что вряд ли дотерплю до особняка, перед отъездом я направился в уборные театра. Я уже спускался вниз, когда увидел перед собой двигавшегося нетвердой походкой мужчину. Похоже, кто-то сегодня основательно перебрал с коктейлями. Натренированный годами нюх полицейского на пьянчужек не подвел меня: я подхватил мужчину под локоть как раз в тот момент, когда его ощутимо повело в сторону на мраморной лестнице и он неминуемо свалился бы с нее, свернув себе шею.

— Спасибо вам большое, — сказал он и вцепился в перила.

— Не стоит, — я улыбнулся в ответ и узнал в спасенном незнакомце мистера Паркера. — Вы бы позвонили кому-нибудь из тех, с кем пришли, пусть довезут до дома, — посоветовал я, заметив, как внизу на меня пристально смотрит Майкрофт.

Паркер кивнул.

— А я все думал, как такое может быть… — буркнул он, продолжая цепляться за перила и опустив голову. — Значит, правду тогда сказал.

— Вы о чем?

Марк покачал головой.

— Ох, вот ты где! — на ступеньках появилась взволнованная молодая женщина. — С чего это ты решил напиться в таком месте, братец? — она подхватила его под руку.

Убедившись, что Паркер хоть под каким-то контролем, я поспешил к Майкрофту. У меня не было времени разбираться в перипетиях жизни светских львов и львиц. Как и желания разбираться в пьяной болтовне случайного знакомого.