Относительно громким стуком металлическая оболочка, вобравшая в свою текстуру характерные изгибы человеческого предплечья, вытащила парочку из-под непроницаемого купола общения: кибернетический протез бармена поставил подле нависшей над столом Ханаомэ Кид конический стакан, его ровные цилиндрические грани омывало прибоем виски.

– Добросовестно позаимствованные очки принадлежат…

– Стажер из комиссии раздобыл их для меня. У Вас на работе, Крео, что нет разве мальчиков на побегушках?

– Предпочитаю не тратить время на тягомотные выучивания студентов. Воля к самообучению – душевно тернистый, но самый короткий путь к безусловному успеху.

– Стажер, кстати, уже работает над набросками геологической модели, и поклялся к послезавтрашнему вечеру сообщить первые вводные. Ты не рассказал о своих родителях.

Крео внезапно стал в сухом машинальном порядке отвечать на каждый задаваемый Ханаоэм Кид вопрос: центр его внимания занял протез бармена. Странное чувство обрушилось на Спри, из-за чего он на мгновение перестал принадлежать Бэе. Искусственное продолжение руки, заменившее привычный эпидермис холодным сенсорным покровом, произрастало из оставшихся нервов изувеченной плоти.

– О них мне даже нечего рассказать.

Небольшой кусок татуировки, символизирующей причастность субъекта к одной из дивизий войск Земного Полиса, стеснительно выглядывал из-под поднятого ворота бармена. Мужчина носил достижение нейропротезирования, видимо, в результате тяжелого ранения на одной из операций будь то частного наемного характера или властно всегломерационного. Однако, помимо бармена, добрый десяток посетителей, отдавшихся безрассудному экстазу на хромовых покрытиях танцпола, также демонстрировал наличие нейроинженерных конечностей.

– Зазнавшиеся люди постоянно принимают отрешенный вид страдальца.

– Возможно, мисс Кид.

Если у служащих с каждой милитаристской вылазкой в горе человечьей необратимости терялась часть биологической аутентичности, впоследствии заменяемая щедростью науки и роботофактуры, то светская клика с каждым проведенным шабашем, где распевались осанны ультрабытового киберпанка, приобретала часть сверхчеловеческого обличья под нажимом домов мод, что пропагандировали нейробиологические изящества, – чаду их дурманящего лоска было сложно противостоять свободолюбивой молодежи.

– Возможно, Крео, ты просто-напросто не видишь в окружающем мире признаки жизни, от чего и сам ее теряешь.

Одна плоскогрудая девица в платье-комбинации с декольте, оголяющим все грани эллинистически гиперболизированного пресса, обвивала ногой, сделанной из припорошенного золотой стружкой самоуплотняющегося титана, своего ухажера. Тот, в свою очередь, в контраст спутнице, состоял только из плоти и крови, а также был одет в сплошное черное, а не слепяще желтое. Иногда, пропуская световые лучи манерой танца, он сливался со мглой искривленного потусторонними бликами пространства.

– Что, прости? – Крео словно вынырнул из набитой льдом ванны, последовав за голосом, раздававшимся по другую сторону спиритического водораздела. Еще три юноши модельной внешности, решившие по только им известным – а потому и самым справедливым – причинам обменять природные дарования на кибернизированную плоть, уже не успели попасть в спектр обозрения Крео Спри.

– Уже неважно, – Бэа, посмотрев на время, поняла, что пора закругляться, – важно то, что я думала, скаредность центрального дома Земного Полиса не позволит моей комиссии сделать шаг дальше, а именно: ограничиться предложением на непозволительных условиях – да к тому же, за относительно скромное вознаграждение – самому умному существу в мире помочь нам с непонятным явлением, обладающим не иначе как космическими масштабами.

На самом деле, Крео в первые за долгое время почувствовал уравновешенность существующих в тот момент ритмов благодаря фантастической гармонии форм живого и искусственного: первое безупречно заполняет дыханием жизни второе, используя утонченность целевой сенсорной реиннервации. Он улыбнулся:

– Но теперь Вы здесь, и единственное, что Вас и коллег отделяет от прикосновения к бездне, раскаленной до трех ста миллионов градусов по Цельсию, это – время. Как ты, наверное, уже знаешь от старика, мы вылетаем к месту через пять дней.

– Да, все верно, – Ханаомэ Кид наконец поднялась со стула, хоть и продолжала смотреть на Спри. – А пока найдите себе достойный смокинг для мюзикла-балета в центральном доме поэтов Мэго. Вы приглашены вместе с составом комиссий Центрального дома, а также его всегломерационным советником на Еомор и Тал Жэ’Тьуд. Там даже будет председатель медианного комитета со своим замом. Причем последний, Жан Ба Нео, попросил советника Моби оговорить текущий статус нашего исследования в неформальном антураже.

– Думаю, что вашему руководству здесь, в северо-западной всегломерации, не будут расстилать ковер добродушного приема. Сами знаете, что крупнейшее земное государственное образование в трех, а то и двух годах от полноценного выхода из Земного Объединенного Полиса. Тем более, этот медианный комитет с его сомнительной в обществе репутацией…

– Кстати, я очень люблю художественные постановки, – утомленная Бэа, беспризорно оборвав мужчину и бросив тому прощальную улыбку с намеком на неправильность его ответа, удалилась. – Прощайте, Спри. Я буду в красном.

Крео еще долго смотрел ей вслед. Даже когда фигура чиновницы размылась в сердцебиении толпы, он по-прежнему представлял ее присутствие где-то там, за пределами Скорбящего Дедала. Бэа Ханаомэ Кид намертво вцепилась в его сердце, до недавних пор обездвиженное мизантропией.

Прошло двадцать минут, и Спри решил тоже покинуть причудливый обитель внебрачного раздолья. Позабыв о матричном штрих-коде на шее, а также удалив в сознании последние мысли о параноидальном чувстве слежки, однако же сохранив воспоминания образа Ханаомэ Кид, мужчина позволил себе таки притронуться к заказанному пару часов назад алкогольному напитку – он думал, что зацементирует теплоту минувшего мгновения в жерлах поглощаемого солодового дистиллята, что непременно рассеется по закромам тела. Пробужденный в Крео внутренний романтик внезапно подумал о том, что предпочел бы биокобальтый неолагер стоящему перед ним виски.

– Прошу. Как заказывали – новодэвонский лагер, светлое. – Бармен продолжил обслуживать стол.

Крео смутился. Тут же заключение, которое электроимпульсом дефибриллятора воскресило его бдительность, заставило резко встать из-за стола и оглядеться по сторонам – незваный гость взломал нейрометку непозволительным в киберцарстве Скорбящего Дедала устройством. Кто-то осмелился поиграть со Спри, проникнув в его нейроузлы и угодив заказом желаемого сорта пива.

Взбудораженный чувством нейросетевой беспомощности, Крео пробирался сквозь зыбучую массу человеческой плоти, она горела от неконтролируемых прикосновений страстного пыла, словно лес пылает стихийным пожаром от разряда молнии. Странствующий мужчина прошел толпу насквозь, но так и не заметил никакого подозрительно постороннего движения в зале. Он глянул назад на барную стойку – все тот же одинокий бармен, окруженный бездушными стеклянными придатками; окинул взглядом танцевальную зону и проходы, ведущие к модулям воссозданной реальности, – никаких признаков суеты. Вдруг у входа в зал, точно за спиной Крео, образовался силуэт с расставленными по ширине плеч ногами; неестественная форма капюшона прикрывала голову чужака.

Аккуратно обернувшись, Спри осознал, что вновь проиграл – зачинщик безвыигрышной для Крео партии в прятки заставил наконец мужчину столкнуться с ним в визуальном контакте. Неторопливо сокращая дистанцию между человеком в черном, легкими шагами Агасфер приближался к силуэту: абрис чужака сливался с росчерками стигийских барельефов, украшающих здешние раблезианские хоромы, – казалось, что неизвестный сам вышел из оков этих настенных скульптур и принял более объемный горельефный порядок. Неестественность форм, как ранее заметил Спри, придавал капюшон, скрывавший лицо в не без того покинутом светом месте. Крео, оказавшись в десяти метрах от порождения ночи киберцарства, ухватил пристальным взором отсвет лазурной радужки, мерцавший в пугающей черноте глазного яблока чужака.