– Дерзость – твоё любимое качество? – подношу вторую руку к её волосам и начинаю их гладить.
– Не люблю, когда мне приказывают и говорят, что я должна делать!
– Слушай! Мне надоело! Сколько я ещё должен изображать из себя благородного рыцаря? – шепчу ей прямо в губы. Достала!
– А не стоит, все прекрасно знают, кто Вы!
Тяжело сдерживаться! Ой, как тяжело! Одновременно и придушить хочу, и зацеловать до потери пульса.
– Иди на сцену, птичка, и пой! Не зли меня, не надо!
– Я поражаюсь Вам. Я не имущество, и Вы не имеете никаких прав на меня!
Натали
– Мне надоела пустая болтовня! На сцену! – он теряет самообладание, и в этот момент я начинаю его реально бояться. Глаза потемнели, желваки задвигались, а в следующую секунду он меня, как мешок, закидывает себе на плечо и тащит в сторону сцены!
– Отпустите меня! – бью его по широкой спине кулаками, но он лишь усмехается, и для острастки слегка шлепает меня по попе.
Поднялся на сцену, поставил меня на ноги и сказал:
– Не играй со мной, Натали. У меня есть границы, которые я не перехожу.
– Взвалить меня себе на плечо и шлепать по заднице это твоё «не перехожу»?
– Откуда же ты взялась на мою голову, Натали?
– Может это ТЫ взялся на мою?
Ведь это не я за ним следила, а он! Он не даёт мне прохода. Псих, маньяк!
– Если бы я взялся за твою, ты бы уже давно была в моём доме – обнаженная и прикованная наручниками к кровати! – отвечает, прежде чем спуститься со сцены.
– Извращенец!
– Пой, Натали, – как заведенная пластинка, повторяет снова и снова. Ладно, спою! Так тому и быть! Какие там блатные песни у нас есть?
– «Владимирский централ» подойдёт?
– Ты решила отнести меня к разряду людей из лихих 90-х? Натали, в то время я был совсем мальчишкой.
– Но замашки, как из того времени.
– Сложно с тобой. Да, мой бизнес не прозрачен. Честным путём не заработаешь большие деньги, не приобретешь влияние и власть.
– И сейчас у тебя власть надо мной, так ведь?
– Спой для меня «Чистые пруды» Талькова. Моя любимая песня, – полностью игнорирует мой вопрос и отдаёт очередной приказ.
– Никогда бы не подумала, что ты слушаешь такие песни и даже знаешь исполнителя.
– Ты многого не знаешь обо мне, Натали. Кстати, заметила? Мы уже перешли на «ты».
– Нет, не перешли. Я буду петь без музыки? – игнорирую его замечание и задаю свой вопрос.
– Да, акапелло. Вроде, так это называется.
И я больше ни слова не говоря, начинаю петь:
У каждого из нас на свете есть места,
Куда приходим мы на миг уединиться,
Где память, как строка почтового листа,
Нам сердце исцелит, когда оно томится.
Чистые пруды, застенчивые ивы,
Как девчонки, смолкли у воды,
Чистые пруды, веков зеленый сон,
Мой дальний берег детства,
Где звучит аккордеон.
И я спешу туда, там льется добрый свет,
И лодки на воде, как солнечные пятна,
Отсюда мы с тобой ушли в круженье лет,
И вот я снова здесь, и ты придешь обратно.
Чистые пруды, застенчивые ивы,
Как девчонки, смолкли у воды,
Чистые пруды, веков зеленый сон,
Мой дальний берег детства,
Где звучит аккордеон.
Смотрю на Эдуарда и замечаю, как отпивает несколько глотков из бокала, как моментально меняется его настроение – глаза сузились, кулаки сжались. Что я уже не так сделала?
– Хватит! Достаточно! – кричит он и жестом руки просит остановиться.
– Спустись ко мне, Натали, – вторая часть его просьбы мне не нравится, поэтому я и дальше, как вкопанная, продолжаю стоять на сцене.
– Я просто хочу с тобой выпить и поужинать, что в этом плохого? Принуждать тебя я ни к чему не буду. Даю слово.
Эдуард
Песня заставила меня вернуться в воспоминания о трудном детстве: деревушка на три дома, отчим – пьяница и мама, которая терпела его выходки и измены.
Отца же у меня не было никогда. Я поклялся – если случайно узнаю, кто этот человек – уничтожу.
Мама не признавалась, не называла его имя и фамилию. Так и унесла эту тайну с собой в могилу, когда умерла 10 лет назад от обширного инфаркта.
И встал я не на ту дорогу. Но благодаря своим друзьям, поднялся с колен. Меня стали уважать и бояться.
Отчима я наказал: пусть сидит в тюрьме. Он виноват в смерти мамы. Его отношение и не любовь довели ее.
Эх, Натали, ты единственная женщина, за любовь которой я готов бороться со всеми, даже с самим собой. Со своим желанием получить тебя.
Да, хочу завалить прямо здесь, узнать какая ты, какие у тебя на вкус губы. Хочу, но не могу! Знаю, что сбежишь и не оставишь мне ни единого шанса. А я вымаливать его готов! Как же меня угораздило так влипнуть в тебя?
– Я могу еще раз повторить: спустись ко мне, Натали, – говорю ей снова, но она стоит на сцене, будто не слышит меня. Я только собрался уже повысить голос, как она, наконец-то, заговорила.
– Это просьба или приказ?
– Просьба.
– А тебя мама в детстве не научила волшебным словам?
Казалось бы, что такого она сказала, но всего несколько слов вышибли воздух из легких. Мама… не научила…
Натали
Смотрю на Эдуарда и понимаю – я опять что-то не то ляпнула. Но упорно стою, ожидая его ответа.
– Мама научила меня всему, что успела, – чуть осипшим голосом говорит Эд, – а остальному меня учила улица. Но сейчас не об этом Так чего ты хочешь? Волшебного слова? Хорошо: Натали, пожалуйста, спустись со сцены и подойди ко мне.
– Вот можешь ведь, когда хочешь.
– Я очень хочу. И уж точно могу.
Конечно, я даже ни капельки не сомневаюсь!
Подхожу к столу и останавливаюсь. Интересно, догадается он отодвинуть для меня стул? Стою, смотрю в глаза… Эдуард тоже смотрит на меня несколько секунд, а потом встает из-за стола. Плавно, медленно, как ленивая дикая кошка – пантера. Кажется, что он расслаблен, но это видимость. Эд напряжен, и это заметно по сжатым губам. Мгновение – и он рядом. Ой! Меня, будто зноем опалило от его близости, а ведь он даже не дотронулся!
Отодвигает стул и ждет. Я поднимаю на него взгляд. Эд смотрит на меня внимательно, чуть прищурив глаза.
Глаза необычного цвета: можно назвать их просто карими, но нет – они цвета темного янтаря.
Длинные черные ресницы, ровный некрупный нос, на подбородке еле видна ямочка. Жгучий брюнет. Красавец-мужчина!
– Натали, ты закончила меня сканировать? Может, присядешь? – смешинки заплясали в его янтарных глазах. Да! Необыкновенный образец мужской красоты. А рост? С учетом того, что я на шпильках, наверно, под метр девяносто. (Что он сказал? А, надо сесть! Натали, вернись в свое бренное тело!)
Я сажусь. Эд придвигает стул. И остается за моей спиной. Изо всех сил стараюсь не показать своего волнения, не оглядываюсь на него. И вдруг – его дыхание на моей щеке:
– Натали! Утоли мои печали, Натали! – тихо поет он, не дотрагиваясь до меня. Я не реагирую. Он отодвигается. Боковым зрением вижу, как он поднимает руку и хочет провести по моим волосам, но рука замирает. Эд обходит стол и садится, слегка откинувшись на спинку стула. Я тихонько выдыхаю. Странно он на меня действует: то холодом обдает, то жаром. Прислушалась к себе: с сердцем вроде все нормально. Так что со мной?
А Эд наблюдает за мной. Он закинул руку чуть назад, полы пиджака разошлись, и я заметила надетую на него кожаную портупею. Значит, вооружен. Интересно, он всегда носит оружие?
– Натали, я тебя обманул хоть раз?
– Нет.
– Ты меня боишься?
– Нет.
– Я тебя оскорбил, унизил, подставил?
– Нет. Нет. И нет. К чему все эти вопросы?
– Ты можешь расслабиться? Просто поужинать со мной, выпить шампанского, потанцевать, поговорить. И ничего более я себе не позволю без твоего желания.
– Долго же тебе ждать придется!
