<1963> Колыбельный вальс Баю-баю-баю-бай! Ходи в петлю, ходи в рай, Баю-баюшки-баю! Хорошо ль тебе в раю? Улетая – улетай! Баю-баю-баю-бай! Баю-бай! Но в рай мы не верим, нехристи, Незрячим к чему приметы! А утром пропавших без вести Выводят на берег Леты. Сидят пропавшие, греются, Следят за речным проливом. А что им, счастливым, грезится? Не грезится им, счастливым. Баю-баю-баю-бай! Забывая – забывай! Баю-бай! Идут им харчи казённые, Завозят вино – погуливают, Сидят палачи и казнённые, Поплёвывают, покуривают. Придавят бычок подошвою, И в лени от ветра вольного Пропавшее наше прошлое Спит под присмотром конвойного. Баю-баю-баю-бай! Ходи в петлю, ходи в рай! Гаркнет ворон на плетне — Хорошо ль тебе в петле? Помирая – помирай, Баю-баю-баю-бай! Баю-бай! <1964?> Поезд Ни гневом, ни порицаньем Давно уж мы не бряцаем: Здороваемся с подлецами, Раскланиваемся с полицаем. Не рвёмся ни в бой, ни в поиск — Всё праведно, всё душевно… Но помни: отходит поезд! Ты слышишь? Уходит поезд Сегодня и ежедневно. А мы балагурим, а мы куролесим, Нам недругов лесть, как вода из колодца! А где-то по рельсам, по рельсам, по рельсам — Колёса, колёса, колёса, колёса… Такой у нас нрав спокойный, Что без никаких стараний Нам кажется путь окольный Кратчайшим из расстояний. Оплачен страховки полис, Готовит обед царевна… Но помни: отходит поезд, Ты слышишь?! Уходит поезд Сегодня и ежедневно. Мы пол отциклюем, мы шторки повесим, Чтоб нашему раю – ни краю, ни сноса. А где-то по рельсам, по рельсам, по рельсам — Колёса, колёса, колёса, колёса… От скорости века в сонности Живём мы, в живых не значась… Непротивление совести — Удобнейшее из чудачеств! И только порой под сердцем Кольнёт тоскливо и гневно: Уходит наш поезд в Освенцим! Наш поезд уходит в Освенцим Сегодня и ежедневно! А как наши судьбы – как будто похожи: И на гору вместе, и вместе с откоса! Но вечно – по рельсам, по сердцу, по коже — Колёса, колёса, колёса, колёса! <1964?> Предостережение «Шуточная песня… В моей судьбе она сыграла неожиданно значительную роль. Именно за эту песню, когда меня исключали из Союза писателей, я был обвинён в проповеди сионизма». (Фонограмма концерта в Израиле, ноябрь 1975 года) * * * Ой, не шейте вы, евреи, ливреи, Не ходить вам в камергерах, евреи! Не горюйте вы зазря, не стенайте, — Не сидеть вам ни в Синоде, ни в Сенате. А сидеть вам в Соловках да в Бутырках, И ходить вам без шнурков на ботинках, И не делать по субботам лехаим, А таскаться на допрос с вертухаем. Если ж будешь торговать ты елеем, Если станешь ты полезным евреем, Называться разрешат Рос… синантом И украсят лапсердак аксельбантом. Но и ставши в ремесле этом первым, Всё равно тебе не быть камергером И не выйти на елее в Орфеи… Так не шейте ж вы ливреи, евреи! <1964?> Песня про острова Говорят, что есть на свете острова, Где растёт на берегу забудь-трава, Забудь о гордости, забудь про горести, Забудь о подлости! Забудь про хворости! Вот какие есть на свете острова! Говорят, что где-то есть острова, Где с похмелья не болит голова, А сколько есть вина, пей всё без просыпу, А после по морю ходи, как по суху! Вот какие есть на свете острова! Говорят, что где-то есть острова, Где четыре не всегда дважды два, Считай хоть дослепу – одна испарина, Лишь то, что по сердцу, лишь то и правильно. Вот какие есть на свете острова! Говорят, что где-то есть острова, Где неправда не бывает права! Где совесть – надобность, а не солдатчина, Где правда нажита, а не назначена! Вот какие я придумал острова! <1964?> Всё не вовремя А ты стучи, стучи, а тебе Бог простит, А начальнички тебе, Лёха, срок скостят! А за Окой сейчас небось коростель свистит, А у нас на Тайшете ветра свистят. А месяц май уже, а всё снега белы, А вертухаевы на снегу следы, А что полнормы – тьфу, это полбеды, А что песню спел – полторы беды! А над Окой летят гуси-лебеди, А за Окой свистит коростель, А тут по наледи курвы-нелюди Двух зэка ведут на расстрел! А первый зэка, он с Севастополя, Он там, чёрт чудной, Херсонес копал, Он копал, чумак, что ни попадя, И на полный срок в лагеря попал. И жену его, и сынка его, И старуху мать, чтоб молчала, блядь! Чтобы знали все, что закаяно Нашу родину сподниза копать! А в Крыму теплынь, в море сельди, И миндаль небось подоспел, А тут по наледи курвы-нелюди Двух зэка ведут на расстрел! А второй зэка – это лично я, Я без мами жил, я без папи жил, Моя б жизнь была преотличная, Да я в шухере стукаря пришил! А мне сперва вышка́, а я в раскаянье, А уж в лагере – корешей внавал, И на кой я пёс при Лёхе-Каине Чумаку подпел «Интернационал»?! А в караулке пьют с рафинадом чай, А вертухай идёт, весь сопрел. Ему скучно, чай, и несподручно, чай, Нас в обед вести на расстрел! <1964?> |
