Весёлый разговор А ей мама ну во всём потакала, Красной Шапочкой звала, пташкой вольной, Ей какава по утрам два стакана, А сама чайку попьёт – и довольно. А как маму схоронили в июле, В доме денег – ни гроша, ни бумаги, Но нашлись на свете добрые люди: Обучили на кассиршу в продмаге. И сидит она в этой кассе, Как на месте публичной казни. А касса щёлкает, касса щёлкает, Скушал Шапочку Серый Волк! И трясёт она чёрной чёлкою, А касса щёлк, щёлк, щёлк… Начал Званцев ей, завмаг, делать пассы: «Интересно бы узнать, что за птица?» А она ему в ответ из-за кассы: Дожидаю, мол, прекрасного принца. Всех отшила, одного не отшила, Называла его милым Алёшей, Был он техником по счётным машинам, Хоть и лысый, и еврей, но хороший. А тут как раз война, а он в запасе… Прокричала ночь – и снова в кассе. А касса щёлкает, касса щёлкает, А под Щёлковом – в щепки полк! И трясёт она пегою чёлкою, А касса щёлк, щёлк, щёлк… Как случилось – ей вчера ж было двадцать, А уж доченьке девятый годочек, И опять к ней подъезжать начал Званцев, А она про то и слушать не хочет. Ну и стукнул он, со зла, не иначе, Сам не рад, да не пойдёшь на попятный: Обнаружили её в недостаче, Привлекли её по сто тридцать пятой. А на этап пошла по указу. А там амнистия – и снова в кассу. А касса щёлкает, касса щёлкает, Засекается ваш крючок! И трясёт она рыжей чёлкою, А касса щёлк, щёлк, щёлк… Уж любила она дочку, растила, Оглянуться не успела – той двадцать! Ой, зачем она в продмаг зачастила, Ой, зачем ей улыбается Званцев?! А как свадебку сыграли в июле, Было шумно на Песчаной на нашей. Говорят в парадных добрые люди, Что зовёт её, мол, Званцев «мамашей». И сидит она в своей кассе, А у ней внучок в первом классе. А касса щёлкает, касса щёлкает, Не копеечкам – жизни счёт! И трясёт она белой чёлкою, А касса: щёлк, щёлк, щёлк… <1963?> Облака
Облака плывут, облака, Не спеша плывут, как в кино. А я цыплёнка ем табака, Я коньячку принял полкило… Облака плывут в Абакан, Не спеша плывут облака… Им тепло небось, облакам, А я продрог насквозь, на века! Я подковой вмёрз в санный след, В лед, что я кайлом ковырял! Ведь недаром я двадцать лет Протрубил по тем лагерям. До сих пор в глазах – снега наст! До сих пор в ушах – шмона гам!.. Эй, подайте ж мне ананас И коньячку ещё двести грамм! Облака плывут, облака, В милый край плывут, в Колыму, И не нужен им адвокат, Им амнистия – ни к чему. Я и сам живу – первый сорт! Двадцать лет, как день, разменял! Я в пивной сижу, словно лорд, И даже зубы есть у меня! Облака плывут на восход, Им ни пенсии, ни хлопот… А мне четвёртого – перевод, И двадцать третьего – перевод. И по этим дням, как и я, Полстраны сидит в кабаках! И нашей памятью в те края Облака плывут, облака. И нашей памятью в те края Облака плывут, облака… <1962> Ошибка Мы похоронены где-то под Нарвой, Под Нарвой, под Нарвой, Мы похоронены где-то под Нарвой, Мы были – и нет. Так и лежим, как шагали, попарно, Попарно, попарно, Так и лежим, как шагали, попарно, И общий привет! И не тревожит ни враг, ни побудка, Побудка, побудка, И не тревожит ни враг, ни побудка Помёрзших ребят. Только однажды мы слышим, как будто, Как будто, как будто, Только однажды мы слышим, как будто Вновь трубы трубят. Что ж, подымайтесь, такие-сякие, Такие-сякие, Что ж, подымайтесь, такие-сякие, Ведь кровь – не вода! Если зовёт своих мёртвых Россия, Россия, Россия, Если зовёт своих мёртвых Россия, Так значит – беда! Вот мы и встали в крестах да в нашивках, В нашивках, в нашивках, Вот мы и встали в крестах да в нашивках, В снежном дыму. Смотрим и видим, что вышла ошибка, Ошибка, ошибка, Смотрим и видим, что вышла ошибка И мы – ни к чему! Где полегла в сорок третьем пехота, Пехота, пехота, Где полегла в сорок третьем пехота Без толку, зазря, Там по пороше гуляет охота, Охота, охота, Там по пороше гуляет охота, Трубят егеря! <1962?> |
