* Крупная денежная единица в Греции и эллинистической Азии.

* Неполноправные жители Аттики, в число которых входили иностранцы и отпущенные на волю рабы. Метэки существовали также и в некоторых других греческих областях.

* Высший военачальник в Греции.

========== Глава 56 ==========

Египтяне достигли большого мастерства в ваянии - это признавали даже в Элладе, и эллинские скульпторы многому научились у мастеров Та-Кемет. Даже афинские художники вынуждены были признать, что еще когда греки изображали своих богов, обтесывая подвернувшиеся под руку каменные или деревянные столбы, египтяне добились высокой точности повторения человеческих черт в различных сплавах металлов, в хрупком алебастре, самых мягких и самых неподатливых породах камней. Египетские же колоссы до сих пор приводили в изумление всех иноземцев - та же искусность, но в размерах, требующих огромных и столь же согласованных человеческих усилий и точнейших математических расчетов.

- Вот урок, который мы должны помнить, но не должны повторять, - сказал старый скульптор по имени Гермодор двоим своим ученикам, когда они отчитались ему в своей работе и отдыхали в мастерской, ощущая и удовлетворение, и уныние оттого, что достигли еще очень малого. В такие мгновения учитель всегда находил, чем занять их ум и воображение, как побудить дальше упорно двигаться к вершине, казавшейся столь далекой.

- Почему нам не следует повторять египтян, учитель? - спросил один из юношей, глядя на свои руки, на которых засыхала глина. - Разве это не чудо ваяния, как ты сам говорил, - суметь создать такие великие статуи?

Гермодор засмеялся.

- Чудо, Горгий, ты прав! И ты прав, что эти статуи - великие для египтян и показались бы такими другим восточным народам!

Он хлопнул в ладоши и потер руки, тоже перемазанные в глине.

- Но нам - нет. Величие египетского народа заключалось в возвеличении его царей до такой степени, чтобы простые люди рядом с ними ощущали свою малость и бренность… ничтожность своей земной жизни, и возлагали все надежды на вечность. А вечность им представлялась не столько даже в своих забальзамированных телах, которые воскреснут в царстве Осириса, сколько зримо воплощалась в этих богах на троне, как и в их храмах, прижизненных и заупокойных.

Старый афинский мастер долго жил в Та-Кемет и знал, о чем говорил. Но тут внимательный Горгий заметил странность в словах учителя и спросил:

- Ты сказал - величие египтян заключалось в этом раньше, учитель? А что же теперь?

- Теперь таких статуй, как и таких потрясающих умы храмов, в Та-Кемет больше не создают, - улыбнувшись, сказал Гермодор. - А это значит, что прошло время этого народа! Да разве вы сами не можете судить о Египте по тому, что сейчас происходит?

Оба юноши кивнули. Все знали, что Камбис до сих пор сидел на троне в Саисе. А когда царь царей умрет или покинет эту страну, на ее престол заступит новый перс.

- Кроме того, в египетской скульптуре повторяется один и тот же канон, - продолжил скульптор, который начал в волнении прохаживаться по мастерской, потирая узловатые руки. - Это не только и не столько от неумения следовать натуре, хотя отчасти причина и в этом. Египтяне стремились к повторению образцов, казавшихся им совершенными, во всем… потому и пронесли свой жизненный уклад через тысячи лет. Но повторение без поиска приводит к тому, что художник в конце концов замыкается сам в себе и творец в нем умирает.

- У наших статуй тоже тела и лица похожи, - отважился заметить тот же Горгий. - Мужчины между собой, женщины между собой! И позы, в которых изображают мужчин и женщин!

Гермодор даже похлопал своему ученику.

- Совершенно верно! И причина этого повторения во многом такова же, что и у египтян. Если бы вы видели вавилонские скульптуры, - усмехнулся художник, - вы бы заметили, что и азиаты очень долго шли тем же путем, может быть, сами того не ведая, как и мы. Произвол богов поистине удивителен и несомненен!

- Но ведь ты говорил, учитель, что египтяне считают… то есть считали своих царей богами, и даже позы, в которых их изображали, издревле имели сокровенный смысл, - впервые подал тут голос второй ученик, Никий. - Например, выставленная вперед нога…

- Означает шаг в вечность, - кивнул старый афинский мастер. - Прекрасно, Никий, ты хорошо меня слушал. Но мы с вами не жрецы Черной Земли, и не стремимся к постижению их таинств. Мы стремимся постичь общие законы искусства, - тут Гермодор понизил голос, точно сам священнодействовал.

Старый афинянин посмотрел на одного ученика, потом на второго.

- Мы должны понять, как именно искусство развивается, как отражается в нем ум и душа человека - и как искусство воздействует на ум и душу. Ибо все, что действует на другие вещи, испытывает на себе обратное воздействие. И нам следует понять, - Гермодор поднял палец, - какой путь предназначен богами нашему эллинскому искусству. Ибо это путь особенный, и именно сейчас найти его очень важно!

Юноши притихли, ощущая себя так, точно в этой маленькой мастерской, - пропахшей глиной и стружкой, с тускло блестящими горками мраморной крошки тут и там, - с ними троими, учителем и учениками, именно сейчас совершается нечто великое.

Потом Гермодор сделал обоим ученикам знак.

- Идите за мной, дети, я кое-что вам покажу.

Переглянувшись, юноши последовали за скульптором в соседнюю комнату. В ней не было следов прерванной работы, поиска и творения, всегда сопряженного с разрушением, но были готовые скульптуры - в человеческий рост и маленькие, в палец, сидячие, бюстовые и барельефы, на столах и на постаментах. Некоторые, особо ценные, были накрыты полотном.

Гермодор зашел в угол и, нагнувшись, бережно снял покров с невысокой статуи. Почему она невысока, стало ясно сразу же, - эта ярко раскрашенная деревянная фигура изображала сидящего египетского писца: за работой, с дощечкой на скрещенных ногах и с тростинкой для письма в правой руке.

- Видите, красный цвет, канонический для мужских изображений, - палец художника указал на фигуру, но не дотронулся. - Но я сразу выделил эту статую из других, как один из лучших образцов, какие мог найти у египтян! Назовите сами, чем она особенная! Никий, ты!

Теперь скульптор обращался ко второму ученику, менее бойкому, но не менее внимательному, чем его товарищ; но Никий в этот раз не нашелся с ответом.

Ответил снова Горгий. Обежав глазами деревянную фигуру, он пристально рассматривал широкое лицо с миндалевидными черными глазами. Голова статуи была покрыта париком, а приземистое, плотное тело одето в одну белую юбку-схенти.

- Лицо живее, чем у других, - не равнодушное, а сосредоточенное, - сказал юноша. - И черты, как у живого человека… канон в нем виден, но можно сказать, что присуще этому египтянину и только ему.

Гермодор кивнул.

- Верно! Еще?

Горгий нагнулся и притронулся к палочке для писания в руке деревянной фигуры.

- Еще… он занят делом.

Юноши ухмыльнулись, забавно было говорить так о статуе, - но старый мастер остался совершенно серьезен.

- Именно так. Это одна из немногих попыток египтян изобразить человека в движении, что есть труднейшая задача для художника. Художник должен научиться передавать как внешнее движение, - Гермодор опять поднял палец, - так и внутреннее, движение души! Только тогда его работа оживет, в ней вспыхнет божественный дух!

Гермодор перевел дыхание.

- Египетский мастер попытался сделать и то, и другое! И почти добился успеха! Но передавать могучее усилие героев, усилие титанов, преображающих мир, должно научиться нам. Мы, эллины, - будущее мира.

Юноши долго молчали, и восхищенные, и даже придавленные словами афинского мастера. Они еще не чувствовали в себе силу для таких свершений.

Потом Горгий робко спросил - коснувшись колена наставника, будто сидел у ног божества: