Когда он вымылся и сел ужинать за стол у очага, мать устроилась рядом со своей прялкой. Обычно она работала у себя в комнате, в гинекее, но теперь пересела в ойкос, чтобы не оставлять вернувшегося сына ни на миг. Но даже любуясь сыном, Каллироя продолжала прясть.

- Расскажи мне, - попросила она, когда юноша отодвинул миску. - Расскажи, что ты видел… что делал.

Каллироя тепло посмотрела на него, наконец оставив работу. И как только мать замечала все, что он делает, занимаясь своим?

Ее собранные в узел светлые с серебром волосы сейчас казались совсем седыми. Калликсен поспешно встал с лавки, вспомнив о своем снадобье: на миг ему показалось, что он сейчас ударится головой о потолочную балку. Каким тесным и бедным показался ему отцовский дом после всех приключений, после всех особняков и дворцов, что он видел! А теперешний дом Хилона, а Аристона, в Навкратисе!

- Мама, я привез тебе волшебное масло… от этого.

Калликсен смущенно похлопал себя по спине. Мать звонко засмеялась.

- Вправду волшебное?

Юноша сбегал и принес свой флакончик из глазурованной глины. Довез он его, не разбив, и вправду чудом! Он вручил лекарство матери, которая встала из-за стола, со смущенной улыбкой. На несколько мгновений их ладони встретились, обхватив горлышко сосуда; а потом мать и сын снова обнялись.

- Благодарю тебя, милый, - сказала Каллироя.

Она поцеловала его, потом утерла глаза и, отвернувшись и отойдя, села на лавку, где Калликсен только что сидел и ел свою похлебку.

- Иди сюда, ко мне, и расскажи мне все!

Примостившись рядом с матерью, а потом все же отодвинувшись от смущения на край лавки, Калликсен начал рассказывать. Вскоре застенчивость оставила его, и он, увлекшись, заговорил так, как делился бы пережитым с товарищами.

- А когда мы плыли назад, мы чуть не подрались с персами, - прихвастнул он под конец; и только тут спохватился. Можно ли так пугать старую мать!

Но Каллироя не казалась испуганной. Она, придерживая на плечах свой серый овечий платок, неподвижно смотрела на сына, будто он рассказал ей о каком-то сбывшемся пророчестве. Может, они со служанкой и гадали тут без него, кто знает!

- С персами?.. - наконец переспросила мать. - Это были две триеры, и они разминулись с вами?

Тут настал черед Калликсена изумиться до крайности. Он вскочил и воскликнул:

- Как ты узнала?..

- Я слышала, что говорят на агоре, хотя я и редко покидаю дом, - ответила Каллироя. Она сделала сыну знак снова сесть; и тот повиновался, не отрывая глаз от матери. Но тут пугавшее его выражение наконец исчезло из ее голубых глаз.

- Говорили, будто знаменитый торговец рабами, киренеянин по имени Стасий, наконец отплыл из Эвбейского залива. У него две персидские триеры, это все знают, и на службе у него персы, - сказала мать. - Не он ли вам встретился?

Калликсен сглотнул. Его бросило в жар, и он обеими руками взъерошил волосы. Как знать! Может, напрасно начальник не отдал приказа атаковать персов?..

- Может, и он, мама, - сказал юноша. - А ты что-то о нем слышала? У него кто-то из наших?..

Каллироя усмехнулась с гадливостью и ненавистью, исказившими ее спокойное, обычно приветливое ко всякому лицо.

- Он мог захватить кого угодно, - ответила мать. - Спартанцев он продает в Афины, а афинян в Спарту! И тех и других продает персам! Такие негодяи не имеют ни родины, ни чести, ни совести… и мутят всю Элладу, мешая нам объединяться против врагов!

Калликсен опять изумился: голос его кроткой матери зазвенел, точно голос самой Афины Паллады.

- Жаль, что мы его не потопили! - воскликнул юноша, сжав кулаки.

На лице матери мелькнула грустная усмешка.

- Теперь уж поздно об этом говорить.

Она встала и, подойдя к столу, поправила фитиль в лампе - плошке с маслом.

- Я слышала, что несколько месяцев назад этот Стасий из Кирены продал в Марафон несколько спартанцев, - вдруг прибавила Каллироя. - Весь город только об этом и говорил. Он подобрал их умирающими в пустыне - эти воины отстали от своих, возвращаясь из похода в Египет!

Мать подняла голову, и Калликсена опять голубым огнем обжег гневный укор в ее глазах.

- В Египет? Ну так значит, они были наемники, - сказал он наконец, будто себе придумывал оправдание, даже не Стасию из Кирены. - Значит, эти спартанцы все равно пропали для своего полиса!

- И стало быть, этих храбрейших из греков можно продавать, будто скот? - воскликнула Каллироя. - Можешь ты представить, как лакедемоняне теперь возненавидят нас вместе с нашими соседями? Они могли бы быть нам неоценимыми союзниками, а сейчас не захотят даже разговаривать, если не объявят войну!

- Но как они узнают? - отпарировал Калликсен.

Он вздохнул, пытаясь успокоиться сам и найти доводы, которые успокоили бы мать.

- В самом деле, мама, как лаконцы узнают, что случилось с этими солдатами? У них много воинов уходит в наемники и пропадает без вести!

Каллироя горько улыбнулась.

- Эти пропали не без вести. Стасий позаботился… ты слышал, что один из марафонцев хвастает спартанцем с необыкновенно мощным и красивым телом, которому стал покровителем? Хозяин этого атлета всем говорит, что он свободный человек, который просто получил покровительство, как ты от своего полемарха*, мой сын… но по Марафону давно ходят слухи, что лаконец метэк* - вольноотпущенник, если не раб по-прежнему. Граждане Марафона даже ссорились из-за этого спартанца, потому что покровитель выставлял его на играх как свободного борца и заработал на своем атлете славу и немало талантов. А теперь спартанец заинтересовал нескольких наших художников, и с него делают статую!

Мать прервалась.

- Да как же ты всего этого не слышал? - спросила она юношу с искренним удивлением.

- Я не собираю слухи, мама, - сказал Калликсен. Но уже понимал, что это не обыкновенные базарные сплетни и что он, мечтая о чужих краях, совсем не обращал внимания, что делается дома.

- Я… расскажу обо всем Хилону, - сказал младший из сыновей Пифона, вставая и делая шаг к порогу.

- Завтра расскажешь. Теперь уже темно, не пугай его жену, и сам ложись спать, - остановила его Каллироя. - Кстати, у Хилона для тебя письмо от Аристодема.

- Вот как! - воскликнул Калликсен.

Теперь послание от брата могло рассказать ему много нового… о чем он не задумался бы прежде.

Юноша помедлил, посмотрел в сторону двери… потом опять сел.

- Хорошо, мама, я сейчас пойду спать.

Калликсен наконец почувствовал сонливость. Возбуждение от встречи с матерью и от такого необыкновенного разговора сменилось многодневной усталостью.

- Я… пойду.

Он встал, зевнул и пошатнулся. Каллироя быстро подошла к нему и погладила по голове.

- Иди отдыхай, милый, Хлоя тебе уже постелила.

Калликсен кивнул и, переставляя отяжелевшие ноги, поплелся в спальню, которую раньше делил с Хилоном. Завтра нужно будет… непременно…

Он уснул, едва только повалившись на постель. Юноша уже не слышал, как к нему вошла мать; она бережно укрыла его шерстяным покрывалом. Потом взглянула на котомку, которая осталась валяться в ногах у юного моряка.

Немного поколебавшись, Каллироя распустила шнурки и заглянула внутрь сумки. Увидев кинжал, она замерла в удивлении и испуге… потом улыбнулась, все поняв. Конечно, это для Хилона. Хилона занимали все редкости из чужих стран и все новое, что можно было узнать на агоре, особенно касающееся искусства. Про марафонских спартанцев он давно слышал.

Каллироя поцеловала своего младшего мальчика и пожелала, чтобы завтрашняя его встреча с братом привела к добру.

* Территориальные подразделения Аттики, отвечавшие за снаряжение военных кораблей. С началом греко-персидских войн, после значительного расширения флота, предпринятого Фемистоклом, навкрарии были заменены триерархиями - обязанностью для богатых граждан (триерархов) снаряжать военные корабли, содержать их в боевой готовности и командовать ими в течение года.