Мидий засмеялся.

- Это мне уже нравится! Нет, - серьезно прибавил он. - Ты великодушен, я увидел это, - я тоже великодушен! Ты будешь получать четвертую часть каждого выигрыша!

Ликандр долго смотрел на него, борясь с собой. И наконец произнес:

- Я согласен.

========== Глава 54 ==========

Аристодем приехал на свадьбу Филомена. Дорога до Ионии, соседствовавшей с Карией и Лидией, конечно, была опасной - но безопасных дорог в греко-азиатских землях не было. Впрочем, продвигаясь по Ионии, афинянин так и не смог решить - греческая это земля или все же персидская. Обычаи обоих народов перемешались тут намного сильнее, чем в Египте. Смешение наблюдалось во всем - в планировке домов, садов и хозяйств; в одежде и вооружении; в языке, верованиях и понятиях.

Встретив прохожего или проезжего, или даже оседлого ионийского грека, никогда нельзя было знать наперед, каких обычаев он придерживается и что думает о теперешней власти Персии и о теперешнем наместнике.

Прежде, чем увидеться с бывшим товарищем, молодой афинский купец расспрашивал о нем его греческих подданных. Их слова несколько ободрили Аристодема - ионийцы говорили, что нынешний сатрап правит ими не хуже своего предшественника, больших притеснений не делает и соблюдает порядок. Вместе с облегчением эти слова наполнили душу афинянина и тревогой. Филомена уподобляли его предшественнику-персу! Да чем же он, в самом деле, лучше, и чем может отличиться, властвуя на персидской земле? Не слишком ли самонадеянно со стороны коринфского царевича было думать, что он способен пошатнуть позиции персов, приняв одну из многих сатрапий? Аристодем все более опасался, что Филомен попусту погубил себя: хотя изначально, конечно же, хотел только блага Греции.

Увидев же дом, вернее - дворец Филомена в Милете*, Аристодем был поражен. Несомненно, его товарищ добился неслыханных почестей, которых большинство людей не могли дождаться до самых седин, - пусть даже и ценою утраты доброго имени. Людям свойственно злословить обо всех, кто добился чего-нибудь значительного: и лишь история способна рассудить, кто был более прав.

Дворец сатрапа стоял на вершине холма, на котором был основан город. Этот дворец-цитадель был окружен садом, и был построен в несколько ярусов; и каждый ярус оканчивался террасой. На террасах тоже росли деревья. Это напомнило Аристодему манеру египтян разводить сады на крышах; и уступчатый храм Хатшепсут, вырубленный в скале и слитый со скалой, на террасах которого росли мирровые деревья, привезенные из Пунта, - дивное творение Сенмута. Но эта ионийская крепость имела совершенно азиатский облик, ничто в ней не казалось привнесенным из Эллады или Египта: а что было привнесено, уже представлялось персидским.

Когда же был построен этот прекрасный дворец?.. Похоже, что недавно, а значит - со сказочной быстротой и искусством.

Когда афинянин назвал себя страже у ворот, его вместе со свитой почтительно пригласили войти. Аристодем впервые задумался о невесте Филомена. Будет ли ему позволено ее увидеть? Какое влияние эта персиянка окажет - и уже оказала на своего будущего мужа?..

Гостя провели во дворец, в перистиль - вернее, один из укромных внутренних двориков, где росли миртовые кусты, стояла скамья и посредине бил фонтан. Аристодем сел на скамью, восхищенно осматриваясь: и чем больше он восхищался, тем большее стеснение испытывал.

Когда хозяин вышел к нему, Аристодему показалось, что перед ним перс, - хотя он сразу же узнал старого друга. Филомен по-прежнему носил недлинные волосы, хотя и отпустил их немного, - персы носили волосы разной длины; густая черная борода оказалась аккуратно подстрижена, как у придворного. На сатрапе Ионии был халат и шаровары, все пурпурное с золотом: носить пурпур имели право только приближенные царя царей и члены его семьи. Глаза коринфянина были подведены черным, а пальцы унизаны перстнями.

Все это очень шло Филомену, но делало его совершенно другим человеком.

Аристодем болезненно улыбнулся, обнимаясь и целуясь с другом.

- Ты мне напомнил Уджагорресента, - сказал он.

Филомен хохотнул.

- Я его сам себе давно напоминаю. Но царский казначей стар, и его страна устарела.

Он посмотрел товарищу в глаза и улыбнулся, сжав его плечи: перстни впились в кожу.

- Как же я рад тебя видеть! Счастье, что ты добрался невредимым!

Аристодем подумал, что и выговор военачальника стал другим: здесь это почти не обращало на себя внимания, зато в Аттике или Лаконии речь Филомена резала бы слух так же, как речь персидского посланника.

- Поликсена не приехала? - спросил Аристодем, на всякий случай: хотя был почти уверен, что нет, и теперь - тем более! Поликсена могла вообразить все, что Аристодем увидел своими глазами, по одному только письму старшего брата; и не приедет, пока будет способна противостоять его воле.

- Нет, не приехала.

Лицо Филомена на несколько мгновений сделалось отчужденным и холодным. Потом он опять улыбнулся афинянину, но тот так и не смог понять, о чем царевич думает.

- А где твоя невеста? - спросил Аристодем. - Смогу ли я увидеть ее когда-нибудь?

Он знал, что женщины в Персии содержатся и более строго, и более свободно, чем в Элладе: условности, которые было трудно понять со стороны.

- Ты увидишь ее на свадьбе, - пообещал Филомен. Казалось, он рад, воодушевлен - но не походил на нетерпеливого жениха. - Я тоже до свадьбы почти не могу с нею видеться.

- И все же ты уверен, что будешь счастлив, - улыбнулся Аристодем, вспоминая о своем брате Аристоне.

- Я уверен, - сурово сказал его друг, - что назад пути нет.

- А почему ты так одет? - вдруг спросил афинянин, исподволь присматривавшийся к нему. Он коснулся белой льняной рубашки, которая виднелась у Филомена под пурпурным халатом. - Ты зороастриец? Нужно ли это, чтобы жениться на персиянке?

Его это очень занимало, и не только в отношении брата своей возлюбленной.

Филомен покачал головой.

- Это необязательно, хотя и желательно… Пойдем, отдохнешь и поешь с дороги, и я тебе все расскажу.

После ванны и очень вкусного обеда Аристодем устроился с другом на одной из озелененных террас, куда для них вынесли столик с напитками.

- Ты стал богат как Камбис, - сказал афинянин. - Мне все еще не верится, что я не сплю.

Филомен усмехнулся.

- Скажи лучше - как Поликрат! Или Крез, царь Лидии!

Он сделал глоток гранатового напитка.

- И какое может быть сравнение, - продолжил сатрап Ионии. - Камбис покоряет себе все, на что бросает свой взгляд! Поистине царь царей, которому еще не было равных в истории!

Аристодем тоже пригубил фруктовое питье, которое стояло перед ними вместе с разбавленным вином. Он знал, что Филомен, подобно истинным персам, воздержан в винопитии, как это свойственно было и воспитанным эллинам, и радовался, что хоть чему-то из своего прошлого его друг остался верен.

Афинянин поправил светлые волосы.

- Расскажи мне, как ты живешь… как правишь своей сатрапией.

- Сегодня у меня есть время… хотя я не так занят, как был раньше. Азиаты словно бы умеют растягивать время, как египтяне, - усмехнулся Филомен. Потом он налил себе уже вина, которое у персов подавалось в конце трапезы, а не во все время еды, как у эллинов.

Они заговорились до темноты: о сатрапии, о своей жизни и родне, о богах и философии - обо всем. Понадобился новый кувшин вина, но ни один из старых друзей не опьянел за разговором.

***

Пока Аристодем не увидел Филоменову невесту своими глазами, ему не верилось в его свадьбу… даже после всех разговоров, после всего, что Аристодем увидел и попробовал в маленьком царстве Филомена.

Артазостра появилась перед гостями и родственниками с открытым лицом, - но все остальное, волосы, руки, ноги, было скрыто под тяжелыми одеждами. Юное лицо было нарумянено, возможно, чтобы скрыть бледность и страх, хотя девушка казалась невозмутимой. Филомен сравнивал дочь Аршака с царицей Камбиса, Роксаной; но Аристодем не видел и Роксаны, и ни с кем из женщин не мог сравнить эту дочь Азии.