- Это так, - подтвердил он. – Потерпи лишь еще немного… и ты будешь вознаграждена. Мы все будем вознаграждены! Тот низкорожденный, который беззаконно занял трон Хора и прогневил этим всех богов, скоро окажется в своей яме!
Нитетис вдруг нахмурилась, положив руку с ярко-оранжевыми ногтями на локоть жреца.
- А поверит ли нам Камбис?
Тут жрец позволил себе рассмеяться.
- Бесспорно, поверит, царевна, - как же не поверить рассказу, который освятит его воцарение в Та-Кемет? – произнес старик. – И даже если Камбис будет думать, что мы обманули его, что ты обманула его… хотя это не так… он сделает тебя своей царицей – и главной царицей на этой земле. Царь персов не захочет лишней крови, потому что его войско будет уже слишком изнурено… эти скотоводы всегда предпочитают мириться и принимать к себе чужих богов, чем воевать с враждебными богами.
Нитетис усмехнулась.
- Этим они никогда не походили на нас!
- Этим, - мягко прервал ее верховный жрец, - они могут достичь величия и власти над многими народами. Но величие персов никогда не будет похоже на наше. Однако своего мы им не уступим… низкорожденный фараон не понимает, что делает со всей страной, и нам следует исправить его дела. Та-Кемет может быть спасена только так.
Тут, будто вдруг вспомнив о чем-то, высокий старик достал спрятанный папирус и протянул девушке:
- Возьми, госпожа, и прочти немедленно. Это предупреждение, доставленное нам из Мен-Нефер.
Нитетис замерла на мгновение… потом выхватила у жреца папирус и стала читать. Она читала долго, потому что папирус был длинен; но, несомненно, владела божественной речью не хуже своего покровителя.
Закончив, она вернула письмо жрецу и тряхнула своим золотым париком.
- И что же? – спросила наследница Априя. – Ничего нового! Пересидим, как и раньше!
- Но царский казначей предупреждает нас, когда нам следует пересиживать, - за это да пребудет с ним благодать великой богини, - улыбнувшись редкозубой улыбкой, ответил жрец. – Что ж, я рад, что ты не устрашилась, госпожа. Я теперь не сомневаюсь, что не ошибся в тебе.
Они долго смотрели друг другу в глаза; выражение Нитетис вдруг стало холодным.
- Смотри, ит нечер, как бы я не ошиблась в тебе! – произнесла она. – Может быть, ты думаешь, что я в твоей полной воле… но ты никогда не заставишь меня вести себя так, как это тебе угодно. Дочь царей и царица не может быть мнимой! Если Камбис приветствует меня как наследницу Априя, тогда уже ты…
Тут юная госпожа осеклась; при всем своем необычайном для пятнадцати лет уме она зарвалась, слишком рано начав угрожать могущественным жрецам, от которых сейчас полностью зависела.
Но верховный жрец не рассердился: казалось, он ожидал этого смелого ребячества. Он кивнул, улыбаясь девушке.
- Да, - сказал он. – Тогда уже я буду повиноваться тебе, царевна. Хотя я стар – и могу и не дожить до исполнения наших чаяний, а вместо меня придут другие…
Нитетис закусила губу.
- Прости меня, отец, - сказала она: в ее голосе звучало искреннее покаяние. – Мне просто стало душно здесь…
- Я понимаю, госпожа, - невозмутимо ответил жрец. – Но это ненадолго: можешь мне поверить.
Они помолчали.
- Теперь мне нужно удалиться, сделать распоряжения насчет всех нас… тебе что-нибудь нужно сейчас?
Нитетис бросила взгляд в сторону: в занавешенной дорогими голубыми драпировками стене, приглядевшись, можно было различить еще одну дверь.
- Нет, отец, ничего не нужно. Только возвращайся поскорее, - вдруг прошептала девушка с горячей мольбой.
Верховный жрец кивнул.
- Будь покойна, царевна.
Он благословил ее жестом, а потом кивнул своим спутникам, все это время терпеливо ждавшим изволения наставника.
Жрецы быстро вышли… Нитетис проводила их взглядом, в котором мелькнула растерянность, почти затравленное выражение. Одного слова, одного знака святого человека, с которым она сейчас столь непочтительно говорила, будет достаточно, чтобы ее отравили или задушили в этой темнице. И оставили без погребения, уготовив ее душе, ее Ка*, вечные муки.
Но царевна не двинулась с места, только сжала свои тонкие руки. Она высоко подняла голову и даже не дрогнула, когда громыхнула толстая дверь ее камеры, поворачиваясь на потайных петлях.
Когда все стихло, Нитетис быстро подошла к своему туалетному столику и села перед медным зеркалом; она сняла парик, и по плечам рассыпались ее собственные черные волосы, густые и длинные. Дочь Априя улыбнулась, вглядываясь в свое отражение; а потом засмеялась зловещим в подземной тишине смехом.
* “Кольцо” - денежная единица египтян, в которой измерялись драгоценные металлы.
* “Божественный отец” – принятое у египтян наименование жрецов.
* Калазирис – с древности основная одежда египтянки, длинное узкое прямое платье на одной или двух бретелях.
* Египтяне верили, что человек обладает тремя основными душами: Ах, Ба и Ка. Ка был телесным двойником человека.
========== Глава 6 ==========
Аристодем больше не приходил к Поликсене – но дважды присылал ей подарки: один раз драгоценный флакончик розового масла, сделанный из цветного финикийского стекла, а другой – малахитовые бусы: похожие на те, которые любили египтянки, обвешивавшие себя драгоценностями и раскрашивавшие лица и тела, подобно своим идолам. Эллинки, а особенно дочери и жены учеников Пифагора, предпочитали простоту и благородство в одежде и умеренность в драгоценностях. Поликсена никогда еще не носила ни ожерелий, ни серег – на дорогие у нее с братом не было денег, а дешевые украшения, которые нацепляли на себя бедные египтянки, были ниже достоинства благородной эллинки.
Поликсена не отвергла ни первого подарка, ни второго. Оба с большим смущением передал ей от Аристодема Ликандр, вместе с любимым эллинами пожеланием радости и здоровья.
Сама не зная почему, Поликсена надела красивые зеленые бусы, когда в следующий раз вышла в город. Брата не было – и никто не мог воспретить ей так нарядиться; Поликсена почему-то и боялась, и надеялась сразу, что ее заметит в подаренном уборе Аристодем.
Значит ли то, что Поликсена принимает его ухаживания, обещание будущего? Что они могут обещать друг другу сейчас?
А может, она, Поликсена, уберегает Аристодема от безумств, на которые способна подвигнуть эллина и пифагорейца неразделенная любовь?..
Вернувшись домой с рынка, коринфянка откуда-то знала: влюбленный видел ее. Но он дал ей и себе слово не подходить к Поликсене больше ни с какими предложениями, пока не добудет себе богатство…
“О Артемида, могучая защитница дев и воинов, - мысленно взмолилась Поликсена. – Дай мне совет, как поступить!”
Но судьба избавила Поликсену от такого решения.
Несколько дней спустя Поликсена решилась расспросить об Аристодеме среди братьев-пифагорейцев. Она отправилась к Дому жизни, где ученики философа иногда еще встречались свободно.
Когда она задала вопрос товарищу Аристодема, - такому же светловолосому юноше по имени Теон, которого раньше замечала с Аристодемом, - тот посмотрел на нее с неожиданным сильным подозрением.
- Аристодем отправился в Навкратис позавчера. Родители и братья удерживали его, но он ничего не слушал!
Поликсена застыла от страшного предчувствия.
Теон, несколько мгновений посмотрев на девушку с осуждением, покачал головой и удалился.
Только тогда Поликсена поняла, на что он смотрел, и схватилась за шею. Ее шею все еще обвивали три ряда красивых малахитовых бус – они так шли ей, смуглой и темноволосой, что Поликсена сама не заметила, как стала носить их постоянно.
Но когда отправилась навестить брата, коринфянка сняла подарок Аристодема.
Они с Филоменом уединились в небольшой пустой хозяйственной пристройке, которую ученик Пифагора выговорил себе для встреч с сестрой. Это было и приятнее, - избавиться от иссушающей египетской жары, - и безопаснее.