Эллинка накрутила на руку смоляную косу.

- Но ведь это может быть непоправимо!

Великая царица улыбнулась.

- Непоправимо только одно, дорогая, - смерть.

Она опустила глаза и стала рассматривать кольцо из электрума, которое никогда не снимала. Поликсена знала, что это за кольцо, - она помнила, что Камбис до сих пор не выучился и не счел нужным выучиться читать по-египетски: меднозагорелые пальцы Нитетис гладили иероглифы, составлявшие имя Уджагорресента.

***

До родов Нитетис оставалось всего два месяца, и для нее и в самом деле сейчас ничего не могло быть лучше саисской благодатной тишины, напоенной хвойными ароматами стройных садов богини. А еще лучше было бы удалиться в свое поместье, которого Камбис ее не лишил: по забывчивости, быть может, или по милосердию. Благородным египтянкам обычаем предписывалось во все время беременности наблюдать только прекрасное: чтобы дитя получилось красивым…

Нитетис много времени проводила в храме Нейт, как раньше, и Поликсена сопровождала ее. Эллинка полюбила дом великой матери, предначальный покой, страшивший ее прежде. Когда они попадали внутрь, начинало казаться, что мира за стенами не существует.

- Мне теперь кажется, что я верю в твою богиню больше, чем во всех, кому молилась прежде… Больше, чем во всех наших богинь, - чистосердечно сказала Поликсена царице.

Служительница Нейт улыбнулась.

- Ваши богини прекрасны и телесно мощны. Они существуют затем, чтобы восхищаться их женской статью. А наша матерь богов истинна!

Египтянка, одной рукой поддерживая задрапированный живот, другой показала на невысокую статую в нише, перед которой на жертвенном столике горели благовония в медной чашке. По всему храму было множество изображений Нейт в разных видах, в камне и металле, но Поликсена нечасто задерживала на них взгляд: и из страха… и потому, что ими просто не хотелось любоваться.

- Можешь ли ты назвать Нейт прекрасной? - спросила живая богиня Та-Кемет.

Задумавшись на несколько мгновений, эллинка мотнула головой. Она не считала владычицу Саиса безобразной - просто никогда даже не задумывалась о ее облике!

Нитетис торжествующе улыбнулась.

- Это потому, мой друг, что предпочтения людей разнятся, и представления о красоте тоже - а истина одна! Когда богов много, невольно начинаешь играть ими, а не поклоняться им, - прошептала египтянка, устремив взгляд на изображение Нейт перед собой - почти безликое, напоминающее многих жен Та-Кемет и, вместе с тем, ни одну из них: в высокой круглой и плоской короне Севера, покрывающей, скорее всего, бритую, как у жрицы, голову, с равнодушной улыбкой на полных губах и большими слепыми миндалевидными глазами, которые повторялись в тысячах священных изваяний. Таков был канон священной скульптуры Египта - и множество божественных жен выходили как одна…

Ученица Пифагора была поражена этой такой очевидной мыслью, которая, однако, была осознана ею только теперь. “Не есть ли Нейт женское лицо единого истинного бога, и не потому ли с Камбисом совершались здесь все те вещи, которые изумляли нас?” - подумалось эллинке.

Она посмотрела на царицу. Та уже ушла в молитву, став на колени перед Нейт и склонившись до земли. После того, как они обсуждали Нейт, подобно оценщикам на рынке!

Поликсена тихонько пошла прочь, стараясь не смотреть по сторонам. Она дождется госпожу во дворе храма: там сейчас пусто, потому что в доме Нейт много внутренних дворов и переходов.

После прохладного храмового полумрака, одинакового днем и ночью, Поликсена оказалась в перистой тени кипарисов. Облокотившись на шершавый известняк сплошной стены, эллинка подумала, что так и не попросила Нейт за Ликандра. Соединенная армия выступила уже два месяца назад, за которые могло случиться что угодно. Где он, ее милый?.. Жив ли? Не попал ли в рабство, что хуже смерти?

И еще хуже, чем в Азии, было рабство в Элладе. А спартанцу оказаться в неволе в просвещенных Афинах, с которыми Лакедемон особенно враждовал… Эти два могущественных полиса не спускали друг другу ничего! Нет, Нейт здесь не поможет!

Совершенно неожиданно Поликсена подумала об Аристодеме, белокуром красавце Аристодеме, умнике и преуспевающем купце: об отвергнутом поклоннике, который вставал перед нею на колени и позже упорно добивался своей избранницы, пытаясь выкупить ее у брата в самые отчаянные для Египта дни. Сказал ли Аристодему о ее свадьбе кто-нибудь из философов? Наверняка!

Навкратис, как она слышала, нажился на разорении Египта! Жители греческого города Дельты, населенного выходцами из всех частей Эллады, теперь поставляли нужнейшие товары и египтянам, и томящимся в Египте персам, которые не могли никуда уйти без приказа царя царей - и которым уже давно не хватало ни зерна, ни вина, ни коней, ни оружия, ни рабов!

Поликсена обняла руками свой живот и понадеялась от всей души, что афинянин забыл ее. Что он женился. Хотя чувствовала: нет, не забыл и не женился.

Сильный спартанский ребенок толкнулся внутри, и эллинка поморщилась. Ей оставалось три месяца до родов, и она так и не решила, хочет сына или дочь.

***

Камбис до окончания девятимесячного срока совершенно не виделся с великой царицей, но когда пришло время, Поликсена, неотлучно бывшая при госпоже, узнала, что царь поблизости. В Та-Кемет роды божественных жен проходили при свидетелях, имена которых заносились в списки: и несмотря на всем известную опалу царицы, множество знатных египтян расположились за дверями опочивальни, ожидая исхода не из соображений собственной выгоды, а из чистой преданности. Слуги притащили для придворных ящички с косметикой, игральные доски, кувшины с вином, домашних любимцев, от кошек до обезьянок, - все, чтобы приятно скоротать время; но умы приглашенных были заняты только тем, что происходило в покоях дочери Априя.

Камбис со своими персами расположился поодаль, со всей приличествующей основательностью, - но его посланные то и дело шныряли между египтянами, чтобы не пропустить ничего.

Поликсена, примостившись около родильного стула* госпожи, наблюдала то, что ей самой предстояло пройти всего через месяц. Нитетис, вся мокрая от пота, зажав в зубах деревяшку, держалась стойко - но время от времени испускала стон, которого не могла заглушить. Минмес сидел рядом, но пока ничем не мог помочь - только ждать. В стороне собралась кучка придворных женщин. Одинокий жрец Таурт, имевшей обличье бегемота покровительницы рожениц, о которой в обычные дни никто из египтян и не вспоминал, читал заклинания, держа в протянутой руке курильницу.

Нитетис промокали полотном лоб и шею, Поликсена шептала ободряющие слова, но понимала, что сейчас Нитетис не слышит ее: всецело отдавшись той борьбе, которую всякая женщина ведет с подземным миром в свой час один на один.

Это продлилось два часа - совсем не так страшно, как представлялось до сих пор эллинке, и быстро для первых родов; только под конец, когда царица, повинуясь своему врачу, стала стонать в голос и тужиться, Поликсена испугалась, но разрешилось все очень скоро. Женские стоны смолкли, и раздался детский крик. Здоровый, голосистый ребенок, с черными волосами обоих родителей и обычной краснотой, которая скоро превратится в медный отлив кожи матери!

Мальчик!..

Поликсена сидела теперь у постели роженицы, которая слабо улыбалась ей из подушек, сознавая, что, быть может, для них обеих сейчас переменилось все.

Когда царица приложила малыша к груди, в спальню, пропахшую женским потом и перегоревшими благовониями, вступил Уджагорресент. Его пропустили свободно.

- Восславим Нейт, владычицу всех вещей, - воздев руки, прошептал царский казначей, даже не вспомнив о злосчастной бегемотообразной Таурт. Увидев его счастливое лицо, Поликсена почти простила этому перебежчику, что было прощать.

Опустившись на колени у постели великой царицы, Уджагорресент поцеловал сначала лобик мальчика, потом руку своей повелительницы: все еще красивое и моложавое лицо этого сорокалетнего человека скрыли длинные черные волосы.