Но, к ее изумлению, грубейшее лукавство удалось.

- Пойду найду его, - сказал Ликандр и быстро ушел, оставив как щит и копье, - старое, заслуженное оружие, с которого многократно приходилось счищать окись и кровь, - так и свой мешок.

У Поликсены было много времени, чтобы выбрать и рассовать по удачным местам несколько неброских и не самых ценных, но дорогих украшений. Персы таскают на себе намного больше драгоценностей. Может статься, Ликандр и вовсе ничего не найдет!

Ну а если найдет, пусть пеняет на жену. Только бы что-нибудь пригодилось ему там, где жизнь воина стоит намного дешевле его побрякушек! Ликандр, верно, даже не задумывается, как скоро окажется в таких местах, направляясь через пустыню в Сирию!

Мужа не было довольно долго: Поликсена уже всерьез забеспокоилась, но наконец он появился, совершенно спокойный и даже удовлетворенный. Пусть Филомен и не был готов, что его занятия прервут таким образом, он, конечно, нашел, что сказать лаконцу. Брат находился в разговоре с любым.

- Ну, что? - спросила Поликсена.

Ликандр усмехнулся.

- Простились.

Он подошел, и эллины посмотрели друг другу в глаза долгим взглядом.

Как долго его не будет со мной, подумала Поликсена; эта мысль, которую она до сих пор не пускала в сознание, чуть не заставила эллинку разрыдаться в последний миг. Но было никак нельзя.

Ликандр перебросил через плечо свой нетяжелый мешок; Поликсене вдруг показалось, что там брякнуло что-то, не так, как ее сережка, мужнин нож и точильный камень… хотя ведь старалась завернуть получше! Но воин никак не показал, что услышал что-нибудь.

- Жаль все-таки, что ты ничего у меня взял! - сказала коринфянка.

- Я взял твою любовь. Больше мне ничего не нужно, - улыбнулся супруг в свою темную бороду.

Он вполне мог сейчас притворяться лучше, чем она. Кто сказал, что лаконцы не умеют этого, пусть и не слишком приветствуют?

Поликсена только покачала головой. Наклонившись, она обеими руками подала мужу бронзовый шлем с гребнем из белого конского хвоста, дожидавшийся на столе. У брата был похожий, но все же другой; и новее, не такой иззубренный.

Ликандр надел шлем, и нащечники и наносник скрыли пол-лица; по-новому блеснули серые глаза в прорезях. Это и есть истинное лицо спартанца, подумала Поликсена с замиранием в груди.

Она подала мужу копье; щит Поликсене было несподручно поднять, хотя она не прекращала силовых упражнений, и Ликандр подхватил его сам, просунув руку в ремень.

Поликсена отступила на несколько шагов. Она не улыбнулась, посмотрев в лицо, защищенное шлемом от всех нежных чувств.

- Хайре, спартанец! До победы, возвращайся скорее!

Она прибавила:

- Я рожу тебе здорового сына!

Ликандр некоторое время не отвечал, глядя на нее так, точно уже стоял в строю, - неподвижный и исполненный мощи, копье у правой ноги. Потом отсалютовал жене, как царице, гулко ударив копьем в многоугольные мраморные плиты пола, - и, круто повернувшись, быстро вышел.

Когда эхо подкованных сандалий замерло в коридоре, Поликсена, до сих пор не чувствовавшая своего тела, наконец ощутила слабость в коленях. Она допятилась до кресла вовремя, чтобы не упасть. Коринфская царевна опустилась в кресло и закрыла лицо руками.

Нет, она не заплакала и сейчас. Наперсница Априевой дочери несколько раз медленно и глубоко вдохнула и выдохнула, как госпожа ее учила; потом опустила руки на живот и сцепила их. Нужно будет сегодня повидать и царицу, и брата, - если у них найдется для Поликсены время. У кого-нибудь из них обязательно найдется. И Нитетис она сейчас особенно нужна - как нужна подруга ей самой.

Поликсена придвинула к себе шкатулку и стала приводить в порядок ожерелья и кольца, в которых копалась, выбирая драгоценности для мужа; и вдруг руки ее замерли, и наконец Поликсена расплакалась, будто ослабло что-то в груди, до сих пор напряженной как тетива. Эллинка уже не останавливала себя: зная, что на самом деле это не стыд и не слабость, и даже Гомеровы могучие воины плакали в горе. Иначе у них не выдержало бы сердце.

Когда слезы кончились, стало гораздо легче.

- Я обещаю тебе, что рожу здоровое дитя, - прошептала Поликсена, погладив свой живот. Мысленно следуя за мужем, она уже не зарекалась против дочери.

* Гимнофилы - “любящие наготу”, в противовес гимнофобам; слово “гимн” того же корня, священные песни полагалось исполнять обнаженными.

* Класс боевых кораблей, широко использовавшийся в античности, особенно в греко-персидских войнах, и известный еще ранее того. Триеры получили свое название из-за трех рядов весел; главным оружием такого боевого корабля был таран.

* Кривой меч акинак с древности использовался персами; греческий прямой меч вошел в Персии в обиход только в IV в. до н.э.

========== Глава 46 ==========

Через два месяца Месут-Ра, - его величество, жизнь, здоровье, сила, - вдруг объявил, что возвращается в Саис и передает мемфисский трон наместнику: наместником же, отныне сатрапом Египта, был объявлен никому не известный вавилонянин по имени Арианд. Тот самый, который когда-то учил царевну Нитетис и ее греческую подругу персидскому языку.

А великая царица отныне устранялась от всяких государственных дел: Камбис по причине какого-то никому не известного неудовольствия решил подвергнуть жену заключению в старом саисском дворце, на женской половине, - вместе со старыми наложницами Амасиса и привезенными с собой и надоевшими персиянками, брошенными в гареме подобно изношенному платью, под надзором жирных и обленившихся евнухов. Хотя до сих пор поручать охрану невольниц и женщин высокого положения кастратам у египтян не было принято.

Само по себе это изволение царя царей было не так ужасно: Нитетис прекрасно знала, как скоро самые лучшие женщины надоедают пресыщенным и избалованным мужчинам. Но то, что вместе со своею милостью муж лишил ее всех привилегий царицы… И она догадывалась о причине этого…

- Камбис понял наш обман - мой и Уджагорресента. Может быть, давно, - сказала она любимой подруге, которой, как и раньше, позволялось навещать Нитетис и проводить с нею время. - Но только сейчас мой муж решил покарать меня!

- Отчего же он не устранил от дел царского казначея? - изумилась эллинка.

Нитетис склонилась к ней, зловеще и всезнающе улыбаясь.

- Оттого, филэ, что Уджагорресент мужчина! Мужчины редко делают женщин друзьями себе, но всегда подозревают их в притворстве, - прошептала египтянка. - Азиаты готовы к обману всякий миг… и для них это правило жизни. Но друг другу мужчины прощают ложь намного легче, чем нам!

Помолчав, Нитетис прибавила:

- Кроме того, Камбис не может так просто сместить столь высокого сановника. Даже он научился ценить… порядок в покоренных землях. Не потому, что Камбис вдруг полюбил мой народ, - холодно улыбнулась великая царица, - но себя самое и свой покой наш новый бог очень любит!

- Может быть, потому перс и удалил тебя, - заметила Поликсена. - Ты слишком хорошо его понимаешь и слишком умна!

- Возможно, дорогая, - согласилась Нитетис.

Эллинка опустила взгляд на живот подруги.

- Ты так спокойна. А я как подумаю, что…

- Камбис не будет больше убивать, - сказала Нитетис. - Его и так днем и ночью жгут ненавидящие взгляды! Конечно, можно быть самым ужасным тираном, оставаясь мягким в домашнем кругу… но на мать своего ребенка Камбис руку больше не поднимет.

Она улыбнулась.

- По правде говоря, я даже радуюсь, что больше не вижу его. И что Камбис оставил за себя этого пройдоху Арианда. Конечно, тот будет лгать и воровать все время, как делают все в его распутном городе, - но, по крайней мере, от этого вавилонянина нельзя ждать таких приступов бешенства, как от царя! У Камбиса ведь это от самолюбия, как у всех мужчин, которые чувствуют, что не столь хороши, как их величают!