- Нет, - Поликсена быстро качнула головой. – Ликандр умен! Он понимает, что вы… что ты содержишь нас обоих, и что я всем обязана моей царице, и не могу возгордиться собой чрезмерно, - она покраснела. – Лаконец говорил мне, что у меня своя служба, а у него своя: но просто охранять меня ему скоро будет мало, особенно если он вполне почувствует себя моим мужем!

Великая царица склонила голову.

- Мне все понятно, дорогая.

Она встала с кресла.

- Мне пора. Не провожай, - она остановила подругу жестом. – Не нужно, чтобы мы лишний раз появлялись вместе на улице.

Подруги поцеловались, и Нитетис ушла. Поликсена села обратно, подперев щеки руками.

Эллинка не знала точно, но подозревала, что перед уходом великая царица побеседовала с Ликандром: и если Нитетис взяла со спартанца слово молчать, тот ничего не скажет даже ей.

Через несколько дней стало известно, что в царской семье опять воцарился мир. Теперь некому было встать между Камбисом и его египтянкой.

Спустя небольшое время двор и весь Египет ждало новое потрясение: было объявлено о беременности великой царицы! А следом за таким радостным событием царь персов объявил о намерении вернуться в Мемфис и сделаться настоящим Властителем Обеих Земель. Его воины убили много жителей столицы, и расправлялись с ними бесчеловечным образом, но в действительности причинили не так много разрушений самому городу. Хотя Мемфис и горел, обитель духа Птаха, как и другие города Черной Земли, была построена из камня и очень прочно, на веки вечные, и мало была подвержена ярости зримого божества персов.

========== Глава 43 ==========

Атосса, старшая Кирова дочь, опять целый день не покидала своих комнат в сузском дворце, сидя в полутьме, обложенная подушками: только служанки входили и выходили, нося окровавленные повязки. Льняные бинты стирали и опять употребляли в дело. Даже царице приходилось урезать себя в самом нужном: теперь, когда столько всевозможных припасов шло на нужды ее супруга и его огромного войска. Прежде, чем завоевательная война начинает приносить добро, она всегда требует огромных расходов!

У главной персидской царицы опять кровоточила опухоль на правой груди, которая появилась как раз в дни подготовки похода на Египет, и теперь причиняла ей страдания круглые сутки. Камбис не знал этого, покидая ее, - тогда еще недуг можно было легко скрыть под одеждами: и Атосса полагала, что царя и не стали беспокоить такими новостями. Всем было известно, как легко впадает он в гнев в последнее время, хотя ее муж никогда не отличался тем благородным спокойствием, которое истинные персы ценили в себе наравне с мужеством. А теперь Камбис стал особенно чувствителен к дурным знамениям.

Атосса, расположившись в своей опочивальне и раскрыв отделанный мехом халат и ворот рубашки, украдкой рассматривала свою больную грудь в серебряное зеркало с ручкой, выполненной в виде Хатхор, египетской богини любви и танца. Потом Кирова дочь со стоном уронила зеркало и закрыла лицо руками. Поистине страшное знамение!

Она, Атосса, наверное, умрет, не оставив потомства, как и ее сестра Роксана, которую царь силой увлек с собою в Египет: но это ничтожно в сравнении с тем, что ждет Персию под властью их брата, если Камбис удержится на троне. То, что уже сообщали Атоссе из Черной Земли, было страшно и возмутительно. Камбис предался идолопоклонству – он не только почтил обычаи египтян и оставил им их богов и жрецов, чтобы избежать излишнего возмущения. Камбис позволил превратить себя в фараона, подойдя под благословение египетских жрецов, самым богомерзким и непристойным образом обнажившись перед всеми варварами и перед всеми ариями и надев уборы, приличествующие египетским царям! Камбис, вновь поддавшись любовной страсти и в угоду египтянам, взял в жены прославившуюся красотой и умом дочь покойного Априя… скорее всего, обманщицу, которая непрестанно лила сладкий яд в его уши: того рода отраву, которую женщины умеют готовить для мужчин.

Атоссе было уже почти безразлично, настоящая это царевна или нет, и царица Персии даже почти не ревновала, зная о красоте египтянки: главное, что Нитетис была язычница, обольстившая их царя и заставившая его возомнить себя верховным египетским богом, что до сих пор было непредставимо для любого из детей Кирова дома. Если Камбис вернется домой, ему никогда уже не быть прежним.

Атосса опять схватила с прикроватного столика зеркало и воззрилась на себя в свете единственного светильника, установленного на позолоченной бронзовой подставке, обвитой золотыми виноградными гроздьями. Молодая царица созданной Киром империи теперь и днем избегала света, и редко глядела в глаза своему отражению.

Она увидела лицо молодой и красивой женщины, которой едва исполнилось двадцать лет… лицо цвета слоновой кости, которым так гордились персиянки, избегавшие солнца, в отличие от бесстыдных египтянок. Эта лилейная красота пленила ее брата настолько, что он ради Атоссы забыл все установления закона… но тот, кто забыл закон единожды, будет делать это снова и снова, во имя чего бы то ни было.

Атосса гневно и страдальчески скривила накрашенные губы, глядя в черные глаза женщины в зеркале. Она не наложница, чтобы превыше всего в себе ценить цвет своей кожи!

Бросив египетское зеркало с египетской демоницей, Атосса с мучительным стоном упала на постель, закрыв лицо руками. Грудь казалась горячей и распухшей, в ней пульсировала кровь, как в женском лоне на пике наслаждения: но эти толчки крови разгоняли по телу боль, предвестники смерти.

Атосса вспомнила, как давно уже не говорила со своими управителями. Конечно, мудрое устройство персидского двора позволяло управителям долгое время обходиться без царя или главной царицы - государям на рассмотрение предлагались только самые важные вопросы, достойные их внимания. Подобным же разумным образом было устроено и египетское государство, несмотря на то, что львиную долю власти и богатства в Египте получали храмы и боги, которым уже давно поступало намного больше добра, чем они давали своим почитателям. Но даже при таком устройстве и при едином боге, который требует только разумного и соразмерного почитания, легко упустить власть… необычайно легко в годы смуты, которая не прекращалась в Персии после смерти Кира. Особенно женщине!

Хотя Атоссу не убьют так, как могут убить мужа и воина, но ее могут просто забыть, заперев в гареме. А ей никак этого нельзя! Если не ради себя, то ради величайшего в мире царства!

Приподнявшись на подушках, царица Персиды хлопнула в ладоши.

Из темноты бесшумно появилась молодая женщина под покрывалом, из-под которого свисали длинные черные косы: до сих пор женщина сидела в углу опочивальни, никак не привлекая к себе внимания. Она поклонилась царице и выпрямилась, с тревогой посмотрев госпоже в лицо: при этом движении блеснули золотые серьги-кольца в ушах и разноцветная вышивка рукавов и горловины платья.

Атосса заметила, куда скользнул взгляд прислужницы, и печально улыбнулась, прикрыв рукой правую грудь: ей с некоторых пор казалось, что опухоль просвечивает сквозь одежду, сколько бы повязок она ни наложила и сколькими бы одеждами ни облеклась.

- Артонида, позови ко мне грека, - сказала царица.

Женщины встретились взглядами, и Атосса в который раз возрадовалась, что царице можно смотреть в лицо, в отличие от царя, поднимать на которого глаза – святотатство. Артонида подошла к ней, мягко ступая войлочными туфлями, и прикоснулась к волосам молодой царицы, которые сейчас были непокрыты и мягкой вороной волной укрывали плечи и грудь.

- Сильно болит, госпожа?

- А как ты думаешь, - Атосса усмехнулась с неожиданной злобой, и любимая служанка невольно вздрогнула; однако рук не отняла, и царица скоро расслабилась и улыбнулась под ее ласковыми прикосновениями.

- Позвать врача сей же час, великая царица? – спросила Артонида, когда Атосса закрыла глаза.