Поликсена бросила взгляд на Ликандра. Казалось, его совсем не трогает роскошь, которую он видит вокруг: спартанец глядел на добро персов, точно на кучу навоза. Долго ли он так продержится?

Хозяйка потянула своего охранителя за алый плащ, и Ликандр, быстро обернувшись, встретил ее взгляд и улыбнулся. Поликсена улыбнулась в ответ. Пусть правда этого воина стала больше той, что известна Спарте, - он ей не изменит.

Брат явился на ристалище в свите великой царицы. Он был в своих обычных бронзовых доспехах, пусть и начищенных до блеска, и в старом египетском белом плаще; разумеется, без шлема, хотя и при мече. Черные жесткие волосы Филомен опять обрезал по-гречески коротко, хотя с бородой не расставался; и выделялся среди разряженных персов не напускною важностью, а подлинным внутренним величием. Хотя, само собой, Филомен пришел без коня, как пленник и зритель.

А на персов стоило посмотреть: Поликсена до сих пор не замечала, сколько среди них гордых, красивых людей. Кони, вычищенные и расчесанные до ушей, с золотыми оголовьями, покрытые алыми попонами с вышитыми на них львами, оленями, хищными птицами; мощные луки за спиной, перевязи мечей, расшитые кружочками меди и золота, панцири самой изощренной ковки и отделки, золоченые, серебреные и вороненые… Плечи у азиатов были уже и сложение не такое мощное, как у эллинов, но на конях всадники держались легко, и видно было, что они сильные, крепкие мужчины.

Поликсена толкнула локтем Ликандра.

- Ну, каковы они тебе кажутся?

Он взглянул на нее со спокойной брезгливостью.

- Я ни за одним из них не пошел бы, даже скажи мне оракул, что в них вся правда богов, - ответил лаконец. – А за твоим братом пошел бы хоть сейчас!

Поликсена перевела взгляд на брата и заметила, что он присматривается к персам совсем не так, как Ликандр: враждебно, но с интересом, отмечая и запоминая каждую черту.

Великого царя и Нитетис Поликсена успокоенно заметила еще раньше: Камбис успел отрастить волосы, но они были все еще короткими, и он немало напоминал ей обликом брата. Еще и потому, что сын Кира, в отличие от своих приближенных, не стал покрывать голову платком или митрой, как следовало царю: это очень бросалось в глаза, но, разумеется, никто не смел и заикнуться о таком нарушении приличий.

После того, как Камбис короновался по египетским обычаям и выходил к персам в облике фараона, - и после того, что он учинил над своими подданными всего неделю назад… Кто знает, так ли незаслуженно…

Нитетис, в отличие от мужа, больше сливалась с другими женщинами: в таком собрании персов великая царица накинула на голову тонкое покрывало, хотя из-под него выглядывала золотая кобра, как зоркая стражница своей госпожи.

Была среди женщин и младшая царица – Роксана выступала в окружении своих служанок с важностью главной жены, гордо оберегая свое чрево. Поликсене вдруг стало жаль ее.

Нет, эта персиянка не победит, что бы ей ни представлялось сейчас, несмотря на свою царскую кровь: слишком сильны ее соперницы. В Персии, быть может, Роксана и могла бы победить… но нет, там властвует Атосса.

Кроме персов, пришло довольно много знатных египтян: и явились даже бритоголовые жрецы в белых платьях. Правда, вид у служителей Нейт и Осириса, чтимого в Саисе, был неизменный – вид хранителей вечности, потревоженных мирской суетой. Впервые за долгое время Поликсена увидела в свите Камбиса Уджагорресента – царский казначей был одет совершенным персом, только без головного убора и без бороды. Он напоминал ловкого и сильного евнуха… какие порою брали власть в Азии: но, разумеется, честолюбие этого человека было совершенно мужским.

Для зрителей были приготовлены скамьи и кресла, расставленные вокруг площадки полукругом: кресла-троны в первом ряду предназначались для царя и царицы. Пробираясь к своему месту вместе с несколькими эллинами, которые должны были сесть сзади, справа и слева, защищая госпожу, Поликсена заметила, как чист песок на плацу: может быть, площадку засыпали свежим… но вернее всего, никто так и не упражнялся на нем до сих пор.

Сев на свою скамью, эллинка закрыла лицо руками: так слепил ее искрящийся под лучами Ра белый песок. Ликандр, занявший место по правую руку, тронул госпожу за колено: испугался, что ей дурно…

- Глаза устали, - сказала Поликсена, посмотрев на него и улыбнувшись. – И плохо видно, - прибавила она, посмотрев поверх голов в высоких персидских уборах и египетских париках. - Хорошо бы построить здесь театр!

Лаконец кивнул, подумав: когда игры будут в разгаре, наверняка зрители повскакивают с мест, напирая и давя друг друга. “Я уведу ее раньше”, - подумал он, переводя взгляд с госпожи на задние ряды и оценивая, как это сделать.

Тут вдруг иониец Анаксарх, сидевший позади хозяйки, похлопал ее по плечу и громко шепнул:

- Гляди! Пифагор!

Поликсена обернулась: самосский философ как раз пробирался между скамьями, в сопровождении нескольких воинов-греков, - поближе к царским креслам, но, разумеется, туда, где сидели другие греки. Мудрец был облачен в белоснежную хламиду, темные кудри и борода тщательно расчесаны, а в волосах тонкий золотой венец: точно некоронованный царь непризнанного государства в государстве… Сам ли Пифагор выбрал себе такое отличие, или ученики настояли? Скорее второе! Хотя как знать!

Поликсена опять взглянула на своего любовника и увидела, что он уже внимательно разглядывает приготовления на площадке: в дальнем конце ее устанавливали мишени, кольца для стрельбы и щиты с нарисованными изображениями дичи.

- Лучше бы просто круги нарисовали, так гораздо нагляднее, - сказал Ликандр. Он вдруг засмеялся. – Не удивлюсь, если персидские цари у себя дома охотятся на такую дичь!

Поликсена фыркнула в руку. Может, так и есть. Хотя, конечно, царь царю рознь и нельзя по нескольким неженкам судить обо всех персах!

И тут громко запели трубы: зрители зашикали друг на друга, призывая к тишине.

Начинались состязания. И начались они с соревнований колесниц: одна, потом вторая и третья ослепительно разукрашенные колесницы выкатили в широкий проход, оставленный для участников. Они были запряжены четверками, и головы коней были украшены плюмажами из алых и белых перьев; в каждой повозке стояли возница и лучник. Поликсена так и вспомнила о знаменитых “косарях” - смертоносных азиатских колесницах с серпами, толпами косивших людей на поле боя.

Сперва колесничие состязались в скорости, пустив коней по кругу: передние зрители, особенно египтяне, стали с криками откидываться назад, несмотря на живое заграждение из персидских воинов, поставленное царем. Но персы правили с такой ловкостью и умением, что для сидящих на скамьях не возникло никакой опасности.

Поликсена взглянула на Ликандра, не в силах сдержать восхищения: серые глаза лаконца были презрительно сощурены.

- У нас тоже проводят колесничие гонки, и мы это делаем лучше! – сказал гоплит. –Никакими ремнями не привязываемся, и гоним по-настоящему! У нас и женщины соревнуются с мужчинами!

Но тут увиденное заставило Ликандра замолчать и даже привстать на месте: лучники начали стрелять по мишеням на полном скаку, причем ни один не промахнулся. Персы били в самое сердце нарисованным львам и косулям.

Сжав губы, лаконец сел обратно.

- Наука трусов! – сказал он.

Конечно, Поликсена знала, что спартанцы больше всего уважают битвы в строю, в фаланге, и поединки пеших бойцов, лицом к лицу, в которых невольно покажешь всю свою силу и отвагу, не надеясь на коня, на расстояние и на дальнобойность лука. Такой же бой превыше всего ценили и другие греки. Но оспаривать искусство персов при всем желании было нельзя.

Потом на арену выехали всадники: сперва они гарцевали, выделывая на своих конях головокружительные трюки, потом стали бросать друг другу на копья драгоценные обручи, подхватывая и перебрасывая наконечниками. Потом начали, разгоняясь, стрелять на полном скаку в кольца и метать дротики в мишени.