Тимей, слушая эту девушку, готов был уже схватить ее, как Ликандр его самого, и заставить сказать все как есть… но известие о Пифагоре повергло молодого воина в несказанное изумление.

- Это правда? Пифагора сейчас принимают во дворце?

Поликсена кивнула.

- Да… и непременно передай это Филомену, - потребовала она. – Скажи, что учитель остался в городе Птаха по доброй воле, а ему и тебе нельзя там появляться, как и в Саисе!

- Почему? – тихо спросил Тимей.

Забрезжила какая-то догадка… но так и не оформилась в мысль.

- Много причин, - ответила коринфянка. – Если я захочу объяснить тебе их все, нам не хватит целого дня. А у нас нет и часа!

Оба взглянули в сторону, где дожидалась стража Поликсены.

- Ты пленница здесь? – спросил Тимей.

- Считай, что так… меня в Саисе держат многие цепи, невидимые глазу, кроме долга перед моей госпожой, - ответила Поликсена. Так могла бы сказать египтянка, вдруг подумал Тимей. – Я так же служу престолу Хора – и такая же пленница, как ты и Филомен. И если ты любишь моего брата, - сжав кулаки, страстно продолжила коринфянка, - если ты любишь свою Элиду, всю Грецию, ты передашь Филомену мои слова в точности и удержишь его на месте!

- До каких пор? – резко спросил Тимей.

- Вам сообщат, как только будет можно, - ответила наперсница божественной Нитетис.

Тимей грустно усмехнулся. Несмотря ни на что, его не покидало чувство, что Поликсена предала их.

- Ты ведь понимаешь, женщина, что твой брат не может уехать, пока ты здесь!

- А куда ему уехать? – сурово спросила в ответ Поликсена. – В Коринфе ему появляться нельзя, разве он тебе не говорил? На Самосе тем более!

- А что творится на Самосе? – перебил Тимей.

Поликсена закусила губу, точно сказала лишнее.

- Ничего. Так ты выполнишь мою просьбу?

Тимей кивнул.

- Что именно от нас требуется?

- Оставаться в Дельте и ждать. Это не самое плохое место, верно? – Поликсена слабо улыбнулась.

“Дивное место”, - чуть не сказал Тимей.

- Хорошо, - произнес он вслух.

Они опять надолго замолчали, но в этом молчании не было более враждебности – только отчаянное стремление донести свою мысль без слов.

- Ах, если бы Филомен был здесь!.. – Тимей ударил кулаком о колонну, ему вдруг захотелось разбить голову об нее от сознания своей беспомощности. – Ты говоришь как пифия! Филомен бы понял тебя гораздо лучше меня!..

- Да, я тоже так думаю – он бы понял лучше, - тихо произнесла Поликсена, слегка улыбнувшись. – Тебе трудно усидеть на месте… ты хочешь войны, Тимей? Ты хочешь славы? – неожиданно спросила она.

Еще совсем недавно он без колебаний ответил бы “да”. Но сейчас вдруг вместо триумфального шествия, вместо неисчислимых сокровищ врага, взятых с боя, Тимей увидел перед собою собственную сожженную деревню и убитую семью. Видение было таким ярким, что он вздрогнул.

- Я не знаю, хочу ли войны, - сказал лучший друг Филомена.

Поликсена грустно улыбнулась. Казалось, ей предстало в эти мгновения то же, что и ему.

- Видишь, как все зыбко! И нет ничего хуже, чем действовать вслепую!

Тимей кивнул, опустив глаза. Опять явилась какая-то догадка, которую он так и не успел ухватить. Может быть, Филомен…

- Мне пора… Гелиайне, - сказала Поликсена, ласково коснувшись его щеки. – Будь здоров. И передай брату, что я люблю его и тоскую.

В темных подведенных глазах ее появились слезы. И Тимей, сам от себя такого не ожидая, поклонился ей, будто восточной царице.

Поликсена быстро скрылась среди молящихся, а паломник еще долго стоял за колонной, пытаясь постичь, какой знак только что явила ему великая богиня.

Лишь покинув храм и получив назад свое оружие, он вспомнил об Аргеаде. С мыслями о киренеянине Тимей дошел до гостиницы; но юноша так и не вернулся.

“Отправился домой”, - подумал Тимей.

Но смутная тревога осталась. Как же он не выяснил, кому служит этот красавчик-киренеянин!

Тимей быстро собрал оставленные в гостинице вещи и, не мешкая, отправился прочь из города. Что бы ни означали таинственные угрозы Поликсены, ему не следовало задерживаться в Саисе ни одного лишнего часа.

========== Глава 24 ==========

Весть о том, что сделал Поликрат Самосский, вдруг возымевший любовное расположение к коринфскому царевичу, скоро достигла не только Хут-Ка-Птах и Саиса, но и отдаленных уголков страны.

Самосский тиран неожиданно объединился с персами против египтян – дав Камбису в помощь флот, какого не было не только у Кирова наследника, но и у его греческих соперников; а египтяне о таком и не мечтали. Уджагорресент, начальник царских кораблей, не отправлял суда в помощь Поликрату, препоручив это дело своим заместителям в столице: Уджагорресент был занят куда более важными вещами.

Казначей бога, хотя и не знал тогда об измене бывшего союзника фараона, понимал, что эта военная поддержка знаменитому греческому пирату пропадет, как Нил, вливающийся в Великое Зеленое море*. Уджагорресент знал, что Поликрат легко превращает врагов в друзей; Амасис же тешил себя напоследок призраками былого союзничества и верности.

Маат еще жила в Та-Кемет – и, как было всегда, ее хранителями часто выступали те, кого непосвященные охаивали: так слепые и неблагодарные миряне хулят жрецов. Уджагорресент знал, что говорят о нем самом в Мемфисе, особенно солдаты и матросы, и возложил свои надежды на священный Саис. Царский казначей надеялся, что эллинке царевны Нитетис удалось унять своих греческих дикарей, которым тупая заносчивость, свойственная ее народу, не позволит сдаться персам без сопротивления. И это в то время, как другие малые народы, устрашившись азиатских полчищ, сами накладывали на себя дань и посылали подарки Камбису!

Уджагорресент давно возненавидел кичливого и речистого брата полюбившейся Нитетис чужестранки - этого осквернителя Маат, который со своим любовником был способен зажечь остальных греков в войске его величества. И им станет даже безразлично, что они сражаются на чужой земле! Такой это народ: в них куда меньше страха смерти, чем в людях Та-Кемет, и земля не пристает к их ногам!

Как жрец высокой степени посвящения, Уджагорресент прекрасно понимал, что это не столько природная храбрость экуеша, сколько их дикарское невежество и недомыслие.

Царский казначей, пока было возможно, отстранил от службы всех греков, в ком видел полководческий дар. Он нимало не боялся, что это ухудшит положение страны: положение Та-Кемет уже мало чем уже можно было ухудшить.

И едва ли у персов найдутся лучшие греческие наемники, чем у фараона! У персов в войске нет никакого порядка, и берут они, как известно, натиском и числом, наваливаясь всем скопом; а таким образом теряются все преимущества, даваемые дисциплиной. Сторонник Априя, и сам в какой-то степени эллинофил, военачальник Уджагорресент знал, что такое греческая фаланга, - египетская пехота тоже издревле, сражаясь как единое целое, била как таран и защищалась слаженно. Пусть в воинах Та-Кемет и не было больше того огня, что в древние времена богов, но их боевой порядок был по-прежнему нерушим, как священный порядок жизни страны.

Когда же Камбис со своими новыми мощными кораблями будет здесь?.. Полгода, еще меньше – сколько осталось?

Из Азии прибыли новые осведомители, подтвердившие, что в Пасаргадах идут военные сборы; но никто из соглядатаев не мог судить, когда Камбису ударит в голову выступить в поход. Египтяне и греки, видевшие его, говорили об этом молодом Ахемениде разное: многие свидетельствовали, что Камбис продолжает политику Кира, бывшего “благодетельным отцом” как своему народу, так и покоренным, - но все подтверждали дикость и непредсказуемость Камбисова нрава.

Чего стоила только одна его женитьба на собственной сестре, Атоссе, что до сих пор было неслыханном делом в Персии, даже среди царей и жрецов! В Та-Кемет браки между близкими родственниками в царской семье были извечным, освященным самим Амоном обычаем, препятствовавшим разжижению божественной крови и способствовавшим укреплению престолонаследия. Но ведь у персов не было заведено обожествления правителей, и поступок Камбиса шел только от его дикости.*