- Скажи мне, мама… если нас не убьют… то, когда мы покинем эту землю, куда мы теперь побежим? На какой-нибудь из островов?

Сидящая Поликсена задумалась.

- Может быть, - медленно сказала она. Ей, как и дочери, привыкшей всегда полагаться на старших, было приятно порою помечтать о том, что когда-нибудь все останется позади. - Если ты говоришь о себе, то Мелос вряд ли захочет поселиться вдали от родины, и тебе придется последовать за мужем… только вы должны подыскать такое место, где нашего семейства не знают. Хотя вам остаться неузнанными будет легче, чем мне самой.

Фрина слабо улыбнулась.

- Я буду рада, если у нас получится. А что же ты, мама? А Никострат?..

Поликсена оперлась лбом на руку, в которой держала посох; она так ничего и не ответила.

***

Когда Диомед с другими воинами садился на корабль в Пирее, жена провожала его, держа на руках крошечного светловолосого сынишку, названного Хризогоном в честь деда. К удивлению фиванца, Антиной тоже пришел его проводить. Когда Диомед обнял и поцеловал на прощанье заплаканную Гликерию и малыша, младший брат подошел к нему.

- О них… я позабочусь, если что, - Антиной, непривычно серьезный, кивнул Диомеду на женщину с ребенком. - А ты все-таки побереги себя.

Диомед улыбнулся.

- Хорошо, брат.

Он посмотрел на двоих могучих спартиатов, которым седина в темных волосах только прибавляла значительности, - пентеконтеров, начальников пентекостий*. Это были Полидевк и Дорисс - братья Адметы, о которых он писал Никострату: их отличал столь же беспощадный и цепкий взгляд серых глаз, как и у сестры, с которой Диомед недавно имел честь познакомиться.

Хотя эти двое мужей не были главными начальниками в союзном войске, в фаланге различия уравнивались: и Диомед не сомневался, что спартанцы опять пойдут впереди…

Воины начали подниматься на корабли, и молодой фиванец спохватился. Он опять обернулся к родным.

- Мне пора!

Диомед торопливо похлопал по плечу Антиноя, пожал маленькую мягкую руку жены. И, найдя в толпе своего оруженосца, который нес его вещи, протолкался к своим товарищам.

Когда триера отчалила, Диомед еще раз помахал рукой Гликерии, которая высоко подняла сына - чтобы муж мог напоследок полюбоваться им. Ну а потом фиванец забыл обо всех, кто ждал воинов на берегу: его мысли всецело заняло другое.

Нужно будет непременно свести знакомство с братьями Адметы и поговорить с ними о Никострате. Если они первыми пойдут в атаку и сломят сопротивление азиатов, судьба всего города окажется в руках спартанцев. Диомед ни за что не хотел бы, чтобы Никострат или кто-то еще из царской семьи погиб или был взят в плен: этого они не заслужили!

К несчастью, спартанцы плывут на другом корабле и времени для дипломатии останется очень мало… а вести переговоры с такими воинами он не мастак.

Диомед вздохнул и препоручил их общую судьбу богам.

Уроки прошлого года не прошли для персов даром: теперь южную гавань защищали корабли, выстроившиеся цепью. Эллины пропустили вперед афинян, как искуснейших флотоводцев: и Диомед оказался позади, когда первые из афинских навархов вступили в бой с врагом. Скоро вода закипела, смешиваясь с кровью, и воздух наполнился воплями и скрежетом от соударения доспехов, копий и щитов. Сражение было яростным, но недолгим: в конце концов, греки прорвались, но потеряли четыре своих корабля и почти восемьсот воинов…

Персы и ионийцы вырвались из оцепления и ушли на север и на юг.

Диомед, еще дрожа всем телом от возбуждения, не мог поверить, что пережил эту схватку: подобно многим молодым воинам, видевшим, как смерть косит их товарищей.

Но о своем намерении он не забыл. И когда гоплиты выбрались из покрасневшей от крови воды на пустынный берег, Диомед первым делом высмотрел, где разбивают лагерь спартанцы.

Двое братьев-военачальников оказались живы и целы: они о чем-то говорили между собой… Собрав все свое мужество, фиванец направился к ним. И вдруг заметил, что они обсуждают: Полидевк, старший, показывал Дориссу на одиноко высившуюся посреди берега серую гранитную стелу с высеченными на ней именами. “Да это же памятник спартанцам, которые погибли здесь в прошлом году!” - осенило Диомеда.

Однако братья-спартиаты его уже заметили и замолчали, пристально глядя на молодого человека.

- Хайрете, - сказал он, стараясь держаться прямо.

Полидевк кивнул, но не произнес ни слова.

- Я пришел просить вас… просить за моего друга, - продолжил Диомед, ободренный тем, что его не прогнали сразу. - Благородные мужи…

- Ты ранен? - вдруг перебил его спартиат.

Диомед споткнулся на слове. Проследив за взглядом командира пентекостии, он увидел, что по его правому плечу из-под панциря струится кровь и капает с наруча; плечо немного жгло и, разогнув руку, фиванец почувствовал, что конечность начала неметь. Должно быть, зацепило в бою; он и не заметил!

Спартанец шагнул ближе.

- Раздевайся. Я осмотрю тебя, - приказал он.

- Но, господин… Это пустяки, - заикнулся было Диомед. - Я хотел сказать…

Однако его уже не слушали: Полидевк начал расстегивать ремни его панциря, железными пальцами прощупывая окровавленное плечо. Диомед молча стиснул зубы. Конечно, эти суровые бойцы привычны следить, чтобы ни один из товарищей не вышел из строя не вовремя.

Может, потом ему удастся поговорить с ними о Никострате! Пока командиры не начали всех строить, чтобы идти в атаку, - тогда будет поздно. Если, конечно, осада Милета не затянется: хотя Диомед чувствовал, что нет.

Когда Диомеду промыли рану и сделали перевязку, фиванец попросил брата Адметы за Никострата. Он коротко рассказал о достоинствах своего друга… и прибавил, что, скорее всего, это сын царицы установил тут памятник погибшим лакедемонянам.

Это был верный ход. Могучий пентеконтер кивнул - обещая, по крайней мере, все услышанное принять во внимание.

Диомед вернулся к своим, немного утешенный.

Осада продлилась четыре дня: ни персы, ни греки не предпринимали решительных шагов. А на пятый день греки пошли на штурм.

Они сломили защиту южных ворот и стен - и ворвались в город: на улицах начался жестокий бой. Не успело солнце опуститься за кровли домов, как греки овладели Милетом. Спартиаты, с окровавленными, истыканными стрелами гоплонами, устрашающим сомкнутым строем впереди всех двинулись ко дворцу.

* Пентекостия - воинское подразделение в Спарте, состоявшее из двух эномотий.

========== Глава 215 ==========

Победа была полной и окончательной - после бойни, устроенной на улицах, никто из врагов больше не смел поднять головы. Ворота царского сада оказались распахнуты настежь, и персидские стражники при виде щитоносных спартанских гоплитов опускались на колени.

Не все, однако, ликовали в такой день - Дорисс, пентеконтер Лакедемона, потерял в бою под стенами Милета своего брата Полидевка; и, шагая впереди колонны, был мрачен и полон скорби. Зрелище коленопреклоненных врагов не тешило его сердца.

Стража у дверей и в коридорах дворца оказала слабое сопротивление - когда убили троих ионийцев из тех, что защищали чертоги персидской тиранки, остальные быстро сдались.

В тесноте внутренних переходов огромные щиты слишком отягощали спартиатов и делали неповоротливыми: свои гоплоны они оставили в дворцовой оружейной под сильной охраной. Было непохоже, что кто-нибудь еще осмелится напасть, даже исподтишка. Однако Дорисс не терял бдительности: поднимаясь на второй ярус, он опять вытащил меч.

Наверху воины разошлись, условившись, где встретиться опять; они разыскивали и обезвреживали спрятавшихся врагов, а кто-то уже начал искать сокровища. Однако Дорисс презирал такое занятие - с мечом наголо он двинулся вперед, зорко осматриваясь по сторонам.

В зале с устроенным посередине фонтаном и с выходом на террасу Дорисс натолкнулся на группу фиванцев, алчно деливших груду драгоценностей и не замечавших ничего вокруг. Губы пентеконтера брезгливо дрогнули. Он пошел дальше… внезапно Дорисс подумал, что где-то поблизости должны быть покои царицы. Опередил ли его уже кто-нибудь, захватив такую пленницу и приписав себе честь?..