* Реальное историческое лицо, как и египтянин Уджагорресент. Ионийское восстание действительно началось в Сардах, хотя и по иным причинам, нежели в этой вымышленной истории; однако в Ионии в тот период действительно обострился конфликт между персами, их греческими ставленниками и местным населением.

========== Глава 214 ==========

Это началось раньше, чем пришли греки. Поликсене казалось, что повторяются события девятилетней давности, - только теперь все много хуже: как будто то, первое, изгнание из Ионии было лишь дурным сном, который только теперь сбылся…

Подстрекаемые лидийцами, против персов восстали жители Клазомен и Фокеи. Гарнизоны были разрушены, солдаты Мануша перебиты; и мятежники двинулись на юг, к Милету.

Поликсена созвала срочный военный совет - и сановники, собравшиеся за столом, долго сидели в тягостном молчании. Все понимали, что теперь отправлять войско против бунтовщиков - все равно что дуть навстречу урагану… Хотя в обычное время ионийцев объединяли только общие священные праздники и торговля, теперь все изменилось: на борьбу с Азией поднимется один полис за другим.

Наконец Мануш встал и взял слово. Воевода коротко рассказал, как намерен держать оборону: защитники будут кипятить смолу в больших котлах, чтобы лить на головы осаждающим, соберут запасы камней и стрел, договорятся о том, как зажигать сигнальные огни. Со стороны моря, ожидая подхода греков, город будет прикрывать царский флот.

Перса выслушали в полном молчании, которое было больше, чем почтительным, - гробовым. Когда верховный военачальник снова сел, члены совета зашептались, и на всех лицах читалось одно и то же…

Поликсена, сидевшая, как всегда, во главе стола, перевела взгляд на Никострата и Мелоса. Обоим царевичам, конечно, полагалось присутствовать на военном совете; и, прежде всего, ее сыну, как недавно назначенному командующему силами греков в Милете. Никострат, облаченный по такому случаю в пурпурный плащ поверх белого хитона, занимал место одного из казненных советников.

- Что ты скажешь нам, сын? - спросила царица.

Никострат несколько мгновений молчал, глядя на нее… потом перевел взгляд на Мануша, и на его скулах заиграли желваки.

Вдруг лицо спартанца покрыла пепельная бледность, и он встал, пошатнув скамью: так, что соседи чуть не упали со своих мест. Двое ионийцев - пробулов, членов городского собрания, - разразились возмущенными криками, но Никострат ни на кого не обратил внимания. Он направился к выходу, с развевающимся за широкими плечами пурпурным плащом, стуча своими тяжелыми сандалиями: все смотрели вслед ему…

Мелос, вскочивший с места следом за родичем, остался где стоял. Когда хлопнули двери, иониец несколько мгновений впивался умоляющим взглядом в Поликсену, как будто она могла все уладить; а потом, перепрыгнув через скамью, бросился за Никостратом, уже не думая о том, какое впечатление это произведет на присутствующих.

Хотя все и так было понятно. И Поликсена, хотя выходка сына наполнила ее стыдом и страхом, теперь ощутила почти облегчение - спартанец оказался неспособен лгать в лицо персу, договариваясь с ним о совместных боевых действиях. Сильнее всего Никострат жаждал насадить Мануша на свой меч; и воевода, несомненно, отвечал царскому сыну взаимностью.

Справившись со своими чувствами, Поликсена взглянула на Мануша. Когда Никострат бежал из зала, азиат лишь проводил царевича взглядом, но с места не встал и в лице не изменился. Уж ему и подавно не требовалось никаких объяснений. Поликсена опять ощутила благодарность к этому старому царедворцу и своему ближайшему сподвижнику: его выдержка и ей помогла сохранить самообладание.

Наместница встала с кресла, приковывая все взоры к себе.

Ей больше не требовалась подпорка, но на заседание совета она принесла с собою свой черный посох, увенчанный набалдашником в виде бараньей головы. Поликсена стукнула им об пол, обведя взглядом притихших придворных.

- Благодарю вас всех. Совет распущен, - негромко сказала она.

Мужчины опять зашумели, встревоженно переговариваясь; потом начали подниматься со скамей, шелестя своими гиматиями и долгополыми кафтанами. Они вышли, стараясь не смотреть друг на друга и на Поликсену.

Тогда коринфянка поглядела на Мануша: он поднялся на ноги вместе с другими, но остался с нею. Поликсена была уверена, что он останется.

- Мануш, - в горле у нее встал ком, и она протянула к воеводе руку… но так и не дотронулась до его кольчужного кафтана, с рукавами, вышитыми серебряными лебедиными крыльями. - Я хочу сказать тебе… я всегда высоко ценила твою службу и горда была иметь тебя другом.

Перс поклонился.

- Я тоже признателен тебе, царица.

Он посмотрел ей в глаза - словно затем, чтобы удостовериться, что она ничего больше не хочет сказать ему наедине; и, похоже, был немного разочарован ее молчанием. Однако что-то в лице могущественного азиата навело Поликсену на мысль, что она слишком рано хоронит его. Мануш, видимо, не терял надежды выбраться из этой передряги… хотя на предательство он не пойдет.

Мануш покинул ее. Поликсена, немного постояв и прислушиваясь к гулкой тишине, двинулась к выходу - ей хотелось разыскать Мелоса, потому что с сыном было бы говорить слишком трудно. Но когда стражники распахнули перед нею двери, Поликсена ощутила полузабытую мучительную боль в левой ноге: ей потребовалось большое усилие, чтобы не выдать этого. Дальше она шагала ровно, с прямой спиной, но время от времени приостанавливалась, наваливаясь на посох и переводя дух.

Она слышала от воинов, что иногда старые раны открываются, особенно такие тяжелые… Только бы не слечь и не оказаться беспомощной перед лицом врагов!..

Оказалось, что Мелос ждал ее в ее покоях. Увидев походку и лицо царицы, он без слов поднялся и помог ей дойти до кресла.

- Где мой сын? - спросила Поликсена, когда Мелос тоже сел.

- В дворцовых казармах, говорит с солдатами, - ответил зять, который вполне разделял ее страх и неловкость. - Он ничего не сделает, не бойся. Мне кажется, дорогая госпожа, - иониец вдруг наклонился к ней, - ему теперь трудно было бы обнажить меч против Мануша, так же, как и мне: этого-то Никострат и не может вынести…

Ничего удивительного, подумала Поликсена с тяжелым сердцем. Они больше года разделяли труды и тяготы, садились за один стол, научились уважать друг друга… а теперь, по прихоти судьбы, должны опять сделаться смертельными врагами.

“Как вовремя идут греки”, - вдруг пришло ей в голову. Эллинские союзники из-за моря сделают за Никострата… и за них всех то, чего они не в силах совершить сами!

Поликсена немного подумала, склонив голову.

- Иди к моему сыну, - наконец приказала она ионийцу. - Вы сейчас должны быть вместе. И особенно недопустимо, чтобы Никострат один говорил с солдатами!

Мелос кивнул и, быстро поднявшись, убежал.

Снова оказавшись одна, Поликсена встала и попробовала походить - сначала с палкой, а потом без нее. Боль проходила, но медленно, и скованность еще оставалась. Эти последствия ранения, по-видимому, не вылечить до конца никакими снадобьями или гимнастикой.

Сколько у них осталось времени? Неделя… еще меньше?

И кто придет под стены Милета первым - мятежники или греки с запада? Это может решить все!

Поликсена постояла немного, глядя в окно, - а потом, постукивая жезлом, направилась в покои Фрины. Она, конечно, старалась всегда уделять внимание детям и внукам; однако давно заметила за собой, что испытывает настоящее желание увидеть свою дочь только в мгновения слабости.

Фрина встретила мать ласково - ей тоже нравилось видеть царицу в мгновения слабости. Однако афинянку сильно взволновало поведение брата на совете, о котором Поликсена рассказала ей. И, разумеется, Фрина теперь жила в постоянной большой тревоге, которую научилась держать в себе.

Но о близкой военной угрозе Фрина с царицей не заговорила: она сразу спросила ее о другом.