Делий сжал губы.

- Не почему, а зачем… Затем, чтобы обо мне не говорили, как о любимце, выпрашивающем подачки! Затем, чтобы все… не только ты… считали меня достойным!

У него пробивалась бородка, он прибавил в росте за последний год, и плечи раздались. Перед Поликсеной был уже не юноша - молодой мужчина. Как это напоминало ей взросление собственного сына…

- Думаю, многие и без этого считают тебя достойным, - сдержанно сказала она. Кивнула. - Я подумаю о твоем назначении, хотя еще ничего не решила.

Делий гордо улыбнулся и поклонился. А когда они возвращались обратно, Поликсену внезапно опять посетила ужасная мысль - ужаснее всех, которые ей пытались внушить недруги…

В самом ли деле ее молодой любовник не умел стрелять, когда они с ним сошлись? А вдруг он еще коварнее Клео и лжет ей с самого начала… и стал спасителем царицы, чтобы та облекла его доверием?

“Чем больше годы угнетают женщину, тем сильнее она сомневается, что ее могут любить…”

- Госпожа, о чем ты задумалась? - спросил Делий.

Поликсена вздрогнула: в его голосе прозвучала прежняя ласковая мольба юноши. Она покачала головой, не поддаваясь этому впечатлению.

- Так, ничего! Завтра я опять приду упражняться, и пришлю за тобой.

Поликсена давно, еще до поимки Клео, училась стрелять под руководством Делия - она сама попросила его быть своим наставником, и Делию очень польстила такая роль. В этом он ощущал свое мужское первенство рядом с царицей.

- Пусть новобранцы посмотрят на нас, - сказала Поликсена с улыбкой.

- Как прикажешь, - ответил ей бывший раб, а теперь - молодой воин. - Но мне не по душе, что ты стала закрываться от меня, Поликсена. Ты во мне сомневаешься… правда?

Поликсена посмотрела ему в глаза; ощутила, как его горячие ладони скользят вверх-вниз по ее плечам. Нет, подумала она, так лгать невозможно…

Она пожала Делию руки - их руки почти одинаково загрубели, несмотря на защитное кольцо из нефрита, которое царица носила на большом пальце, и ароматические масла, которые каждый день втирали ей в кожу прислужницы. Поликсена оставалась заядлой наездницей, и мозоли, неподобающие знатной женщине, защитили ее от ранения тетивой.

На другой день они с Делием опять вместе явились на площадку для стрельбы позади казарм, уже без Мелоса. Лучники дожидались их, построившись рядами; теперь они взирали на спутника царицы с таким же почтением, как на нее саму.

Опять все воины по очереди стреляли, а под конец сама Поликсена взяла в руки лук. Она уже почти не уступала в меткости Делию, и была награждена заслуженным восхищением зрителей. Потом царица представила лучникам их нового командира - и почувствовала, что солдаты безоговорочно его приняли.

Никострат за эту зиму тоже как следует обучился стрельбе - искусство степняков, презираемое в Спарте, здесь могло пригодиться ему как ничто другое. И хотя азиатские обыкновения матери вызывали в нем прежнее неприятие, Никострат понимал, что воин не должен пренебрегать никакими умениями.

Они с Поликсеной и Мелосом даже несколько раз вместе выезжали на охоту в горы к северу от Милета - в те изобильные места, где хребет Грион повторял изгибы течения Меандра. В последнюю загородную прогулку мужчины убили оленя и несколько коз, а Поликсена вместе с ними стреляла птицу в зарослях. Она била влет уток и дроздов метко и с явным удовольствием.

Никострат все поглядывал на мать - как она, с горящими глазами, помогает слугам увязывать вместе окровавленные тушки, а потом моет руки в ручье. Царица заметно изменилась после того, как по ее приказу была замучена шпионка Геланики, - пусть преступная служанка десять раз заслужила это…

Спартанцу нравилась темная сторона характера матери; но, одновременно, эта сторона тревожила его. Он знал, что женская жестокость отлична от мужской и более изощренна.

Потом они ехали с добычей назад, через большие, уже зазеленевшие виноградные угодья. Никострат на своем коне поравнялся с матерью - она была задумчива и, казалось, уже не помнила о своих охотничьих успехах.

- Вот скажи мне, мать… ты столь многого добилась за время своего правления, и я столько видел сам за один этот год, что провел здесь.

Царица улыбнулась.

- Рада, что ты это признаешь.

Никострат хмуро кивнул, не отвечая на ее улыбку.

- А не тревожит тебя то, что для твоего сына этот год прошел впустую? И не только для меня, но и для многих мужчин вокруг тебя?

Поликсена гневно сжала губы.

- Впустую?.. Ты говоришь о моих придворных и солдатах? Далеко не всем удается заниматься тем, что им нравится, Никострат, и пора бы тебе это уяснить!

Она несколько мгновений размышляла.

- Или ты хочешь сказать, что единодержавие плодит много захребетников и паразитов? Согласна. Но таково следствие развития государственности… И величайшее заблуждение мужчин - называть бесполезными годы мирной жизни, когда все цветет, все развивается! Конечно, убивать куда почетнее и быстрее, чем терпеливо возделывать свой сад…

Было удивительно слышать это из уст женщины, которая едва отмыла руки от крови.

- Издавна считается, что это немужские занятия: и потому столь много бездельников среди знатных мужчин, в то время как женщины не прекращают своих трудов, - заявила Поликсена почти презрительно.

Никострат мотнул головой. Он не оскорбился, и смотрел на мать все так же ровно.

- Я не об этом говорил. Ты знаешь, что я всегда могу найти себе дело… я, как и ты, испробовал многое и научился ценить мирную жизнь, - лаконец улыбнулся. - Однако ты не хуже моего понимаешь, как непрочно твое государственное устройство. Ионийцы всегда будут видеть в персах врагов, и на спинах твоих азиатских слуг нам не удержаться! Это все скоро рухнет!

Он обвел рукой обнесенные стенами богатые усадьбы, мимо которых они проезжали, - половина этих хозяйств принадлежала персам; а потом указал на дворец впереди.

Тут Мелос, следовавший за матерью и сыном, не сдержался.

- Ты что городишь? - яростно напустился он на Никострата. Иониец нагнал родича и поравнялся с ним с другого бока. - Ты думаешь, царице без тебя легко?.. Да еще и при слугах так высказываешься!

Никострат угрюмо уставился на холку своей лошади.

- Я все отлично вижу - и наши слуги тоже, - ответил он. - Уж если я здесь, я не стану внушать матери ложную надежду, пусть будет готова ко всему!

- Она и без тебя… - начал Мелос; но не закончил и выругался.

Остаток пути до города они проделали в угрюмом молчании; однако, въехав в ворота и услышав приветствия милетцев, Поликсена и Мелос опять начали улыбаться. Мелос иногда махал рукой и кивал, видя знакомых. Нет, даже если эта налаженная прекрасная жизнь ненадолго, тем больше следует ей радоваться!

И ничего не проходит впустую, Никострат с его прямолинейностью не прав. В конце человеку ничего не остается, кроме памяти и его собственной души, - и это богатство уже не отнять.

Уже в потемках, с факелами, они вернулись во дворец, и тогда пришлось перейти от отвлеченных мечтаний к каждодневным делам. Поликсену, как всегда, с порога осадили ее слуги и придворные; а царевичи, еще раз со значением посмотрев друг на друга, отправились каждый к своей жене и детям.

Никострат не нашел Эльпиды в ее покоях - оказалось, что жена опять отправилась в гости к Никтее и еще не возвращалась. У малышки Гармонии была кормилица, и отсутствие матери не беспокоило ее.

Когда Никострат склонился над девочкой, спавшей в ивовой колыбельке, Гармония захныкала и протянула ручки к отцу. Спартанец взял из колыбельки дочь и стал прохаживаться, глядя через полуоткрытые ставни на освещенный огнями сад.

Ему не нравилось, конечно, что жена так подружилась с местной гетерой и зачастила к ней; но Никострат понимал Эльпиду в ее стремлении вырваться из этого дворца и завязать знакомства в городе.

Потом явился стражник с сообщением, что госпожа не вернется до утра - Эльпида вынуждена была задержаться в гостях допоздна и не хотела ехать во дворец на ночь глядя. Никострат только кивнул; а сам, помимо досады на Эльпиду, ощутил беспокойство… Его жена, хотя и была подругой мужчин, никогда не была легкомысленной. Неужели что-то случилось?