По спине старой персиянки от этих слов пробежала дрожь; но она покорно и ласково кивнула хозяйке, во всем соглашаясь с нею. Такими и следует быть высоким госпожам, уж она-то знает!

Бану села в угол, на свою подстилку, и продолжила вышивать новое шелковое платье Геланики. Таких просторных нарядов с затейливым узорочьем ей понадобится много - к тому времени, как они войдут в город, госпожа окажется в самой поре, и ей нельзя будет осрамиться.

Хиос и Керкира послушали самосцев; зато другие близлежащие острова Поликсена успела предупредить и заручилась поддержкой их населения. Она разгадала маневр противника.

Поликсена понимала, что и теперь, как прошлой весной, далеко не все решится числом, - никто не мог предугадать, сколь многие из ионийских персов захотят переметнуться к самосцам. Мануша чтили и слушались, Поликсену признавали царицей и восхваляли - однако недовольство властью, как всегда, зрело там, где его никто не мог разглядеть…

Любая помощь сейчас была бы кстати, а любая помеха могла сыграть на руку врагу. Царица неоднократно задумывалась, что предпримет в этом году Эллада. Если греки соберутся и ударят снова, теперь, когда персы сцепятся между собой, ее сородичи могут одержать победу много легче. А о далеких последствиях никто уже не задумается.

***

Диомед не забыл своего друга. Эта дружба, пусть и недолгая, ярче всех озарила жизнь молодого фиванца. Он помнил спартанского царевича-изгнанника - несмотря на то, что после войны в судьбе Диомеда случились значительные перемены.

Вскоре после того, как фиванское войско вернулось ни с чем, глава его семейства Хризогон заболел и умер. Может быть, от разочарования, - ни одному из его сыновей не удалось стяжать славу, а старшего он и вовсе почитал бездельником и мотом. Не прибавляли хозяину здоровья и ссоры между подросшими сыновьями, которым стало тесно в доме.

Из троих сыновей Хризогона в Ионии сражалось двое, старший и младший, - а средний, Антиной, присматривал за домом и матерью с младшей сестрой. И к тому времени, как война окончилась, он, главный отцов помощник, успел жениться и прибрать к рукам дом и загородное имение… Оказалось, что и завещание было составлено на него.

Диомед никогда не был трусом - а побывав в нескольких сражениях, молодой фиванец ощущал себя много старше и удалее домоседа-брата. И когда отца похоронили, он, не колеблясь, приступил к Антиною с требованием о разделе на равных.

- Мало того, что я старший в семье, - я выполнял за тебя долг гражданина! Мы за тебя воевали!

Брат смотрел на Диомеда с нерушимым спокойствием хозяина.

- А ты забыл, сколько наш отец пожертвовал на эту войну, которую вы проиграли, и сколько пришлось продать? - ответил Антиной. - А теперь посуди сам - я женат, скоро пойдут дети… Со мной живут матушка и сестра… Ну и младшенькому нужно что-нибудь выделить. Какое же может быть “на равных”?

Антиной улыбнулся и развел руками.

- Кто тебе виноват, что ты не женился и не помогал отцу, как следовало? Или ты хочешь оспорить завещание? Попробуй!

Диомед чуть не плюнул рассудительному брату под ноги; но сдержался. Сейчас не время расплевываться с родственниками. А как семейный человек Антиной, возможно, и прав…

- Будь по-твоему, - согласился он, скрепя сердце. - Но тогда выдели и мне долю наследства - достаточную, чтобы мы могли разъехаться. И чтобы мне хватило на обзаведение.

После долгих споров были проданы две коровы и часть виноградника; а мать, втайне от Антиноя, подарила Диомеду большую часть драгоценностей из своего приданого. Диомед возмущался и отказывался, не желая обирать ее, но мать настояла - сказала, что ей драгоценности все равно уже ни к чему.

- А тебе скоро самому жениться!

Матушка присоветовала своему любимому сыну и невесту. В одном Антиной был прав - Диомед, как и другие фиванские юноши, долгое время оставался равнодушен к девушкам, предпочитая общество веселых друзей, из которых многие были любовниками. А теперь, посмотрев на то, как хорошо, по-спартански согласно, живет Никострат со своей супругой, Диомед и сам задумался об удачной женитьбе.

Мать свела его с соседской девушкой, к которой давно приглядывалась. Они должны были снимать комнаты, пока не накопят на собственное хозяйство; и тогда Диомеду пришло в голову поселиться в том доме, где раньше жил Никострат. Вдова еще не нашла других жильцов.

На свадьбе Антиной много пил, поздравлял брата - а под конец, похлопав Диомеда по плечу, со смехом заявил:

- Ты хорошо начал, как я погляжу, - пошел по стопам своего спартанского героя… А как отправишься на следующую ионийскую войну, добудешь себе славы и денег!

Диомед вспыхнул; а гости зашептались, поражаясь такому бесстыдству. Конечно же, Антиною, как и всем здесь, было известно, чем кончил Никострат, - он перешел к персам, под руку своей матери-царицы. А позорнее этого для спартанца ничего нельзя было и представить.

Один Диомед ни в чем не винил Никострата - и верил, что снова встретится с ним.

- Вот увидишь, Антиной, все сбудется по твоему слову, - серьезно обещал молодой фиванец. - Я снова отправлюсь сражаться в Ионию и добуду славу и богатство! Я найду моего дорогого друга… и оба мы будем оправданы перед богами.

Эллада и в самом деле опять собиралась с силами. Спарта теперь отказывалась помогать Аттике и Беотии; и новый поход на восток еще не был решенным делом. Но все зависело от того, каким будет положение Ионии следующей весной.

========== Глава 206 ==========

Поликсена встретила свою третью ионийскую весну во всеоружии, насколько это было возможно. По ее приказу подразделение царских лучников было переформировано - их набрали заново в ионийском войске, а старых воинов распределили по северным гарнизонам. Делий говорил, что это неразумно, что одну, самую главную, преступницу госпожа таким образом уже упустила.

- Конечно, разумнее было бы их всех отправить под топор, - согласилась Поликсена с усмешкой. - Но я еще не настолько стала персиянкой.

Молодой человек не нашелся, что ответить. Однако когда царица вместе с ним и Мелосом проводила смотр своей гвардии, Делий вдруг попросил, чтобы его назначили начальником этих лучников-новобранцев.

Делий потребовал для себя повышения громко, не смущаясь тем, что все знали о его положении при наместнице. Наоборот, он с вызовом оглядел солдат на стрельбище, - и усмешки, появившиеся было на лицах задних, быстро увяли. В серо-голубых глазах избранника царицы читалась свирепая решимость защитить свою возлюбленную.

Мелос тоже не мог скрыть пренебрежительного удивления, когда услышал просьбу Делия. Разумеется, он ничего не сказал, чтобы не опорочить госпожу и родственницу перед чужими; однако сильно сомневался, что такая служба Делию по плечу. Тем более, что среди этих лучников больше половины были заслуженными солдатами.

Но тут заговорила Поликсена - спокойно, как будто просьба любовника ничуть ее не удивила.

- Я не сомневаюсь в твоих способностях, Делий. Но пусть эти воины тоже увидят их. Покажи нам, как ты стреляешь.

Делий бестрепетно вытащил лук из налуча, висевшего на спине, и наложил стрелу на тетиву. Почти не целясь, он выпустил стрелу в круглый щит на другом конце площадки, служивший мишенью: он попал точно в центр. Потом, так же небрежно, молодой воин выпустил вторую и третью стрелы: вторая вонзилась совсем рядом с первой, а третья расщепила ее!

Делий повернулся к царице, раскрасневшись и торжествуя. Послышался изумленный шепот новобранцев, и Поликсена тоже была впечатлена - хотя давно знала, что у ее возлюбленного верный глаз и прирожденные способности к стрельбе…

- Хорошо, - сказала царица, сохраняя хладнокровие перед зрителями. - Я подумаю о твоем желании, Делий. А сейчас все свободны.

Когда воины и Мелос ушли, Поликсена взглянула на Делия, не скрывая раздражения.

- Почему ты заявил об этом перед всеми? Почему не наедине?