Часто Поликсена совмещала позирование с работой: сидя перед Менекратом, она диктовала что-нибудь писцу или читала. К концу лета у нее прибавилось дела - хотя греки сложили оружие и гроза откатилась за море, донесения разведчиков позволяли предположить, что вскоре эллинские союзники, разозленные и жаждущие отмщения персам, предпримут новую попытку нападения. Особенную тревогу вызывали Афины. Родина демократии стала главным противником деспотии и монархического правления в любой его форме - и многие ионийцы, кровно связанные с Афинами, готовы были откликнуться на призыв из Аттики. Афиняне, в отличие от спартанцев, легко устанавливали связи по всей ойкумене.

Теперь, когда в Ионии воцарилось спокойствие, в ее виноградниках, лимонных и оливковых рощах мог вызреть новый заговор. Поликсена на своем веку убедилась - люди неразумны и никогда не удовлетворяются тем, что имеют…

Наполнив к началу осени свою казну, она принялась опять укреплять флот, чтобы еще до холодов сделать его боеспособным. Теперь, когда она и Мануш больше не интриговали друг против друга, царица обсудила со своим главнокомандующим все преобразования. Персидские триерархи, кормчие и матросы, которыми Мануш заменил ионийцев перед сражением, продолжили обучаться своему делу. Прибрежные воды тщательно исследовали. Ныряльщики, извлекавшие со дна тела погибших до самой осени, смогли рассказать Манушу и царице немало нового о глубинных опасностях…

Никострат, который часто бродил по южному берегу, вспоминая своих товарищей, приказал установить там каменную стелу в память о погибших спартанцах. У Мелоса, который услышал об этом раньше царицы, язык не повернулся оспорить решение друга.

- Эта стела - как игла, воткнувшаяся мне в сердце, - сказал Никострат, глядя вместе с другом, как рабочие обтесывают памятник. Спартанец сжал плечо Мелоса. - Но если я вырву эту иглу, я сам рассыплюсь прахом…

Мелос крепко обнял его.

Серый гранитный памятник с выбитой на нем краткой надписью вызывающе высился на берегу, против солнца. Мануш, впервые увидев стелу и поняв, чье это творение, вскипел яростью и чуть было не послал рабочих немедленно обрушить ее. Но потом перс заметил свежие и увядшие венки из алых роз, возложенные к памятнику какими-то безымянными почитателями, и понял, что лучше ничего не трогать.

Никострат, однако, оправился и приспособился к своему положению. Теперь спартанец интересовался многими вещами, которые презирали его соплеменники, - и о которых понятия не имело большинство эллинов; однако воинское искусство он по-прежнему ценил выше всего, и считал себя обязанным непрестанно в нем совершенствоваться. Никострат, по приказу царицы, был назначен полемархом, командующим тысячей ионийцев, - теперь они с Мелосом упражняли своих пехотинцев вместе, и, как раньше, много времени посвящали друг другу.

Отныне Мелос встречался с Поликсеной по долгу службы, как подданный, и их доверительные разговоры почти прекратились. Своим доверием царица одаривала другого.

Она нечасто проводила ночи с возлюбленным, не только из-за занятости, - Поликсена блюла тайну и свою репутацию; но когда Делий приходил в ее опочивальню, ласки приносили обоим глубокое удовлетворение. Отдыхая, они пили медовое вино и разговаривали.

Однажды, когда счастливый Делий лежал в объятиях Поликсены, она сказала, перебирая его темные кудри:

- Вот, ты добился того, чего желал, - царица любит тебя… Думал ли ты о своем будущем? Ты теперь свободный человек и можешь жениться.

Делий напрягся - и, казалось, перестал дышать, словно не верил своим ушам…

- Более того, это твой долг, - закончила Поликсена.

Делий вырвался из ее ласковых рук и сел.

- Твой подлый перс оставил тебя… и теперь ты хочешь бросить меня первой, чтобы не испытать новой боли? - воскликнул юноша со слезами ярости. - Так, Поликсена?..

Царица улыбнулась мягкой материнской улыбкой.

- Не я требую этого, мой дорогой, - неизбежность. Подумай о том, как ты молод!

Делий сжал кулаки.

- Это неважно! Я не смогу без тебя жить… ты не понимаешь, сколько ты значишь для меня!

Поликсена молча смотрела на возлюбленного, подперев голову рукой, словно предоставляя все решать ему одному. И тогда Делий потупился и спросил:

- Ты позволишь мне быть откровенным?

- Конечно, я даже настаиваю, - ответила Поликсена. - Я не желаю, чтобы ложь проникала в мою спальню.

- Когда ты освободила меня… я, раб и невежда, столько узнал благодаря тебе! Я очень многому научился у тебя, моя царица, - Поликсена улыбнулась, видя, как юноша краснеет, и сама ощутила страстное волнение. Однако Делий продолжал, избегая ее взгляда.

- Но я также многое узнал, бродя по городу! Я слышал, прости… сколько людей осуждает тебя…

Поликсена перевернулась на спину и потянулась.

- Это естественно, мой прекрасный. Только человек ничтожный не имеет врагов, - заметила она.

- Да, конечно! Но ты еще не понимаешь… Одни люди осуждают тебя за твое многомужество, как женщину… а другие превозносят, как царицу. И я понял, почему.

Делий схватил ее руку и покрыл поцелуями, от локтя до кисти. Поликсена задрожала, прикосновение к чувствительному местечку сразу вызвало жажду большего.

- Ты знаешь, что сильные, богатые и богато одаренные мужи часто имеют многих жен… А ты - великая жена, которая у каждого из своих мужей взяла лучшее! Ты как сокровищница, открывающаяся избранным… и я так счастлив, что именно я избран тобою!

Поликсена села, обняв колени.

- Но тогда ты тем более должен понимать, что…

- Не хочу этого слышать!

Делий приник лицом к ее обнаженным коленям, к рукам.

- Тебя называют гетерой на троне, но это неправда, - сдавленным голосом сказал он. - Гетеры рассчитывают свою любовь по часам, отмеряют за плату… это всегда ложь… а ты другая!

Поликсена оторвала юношу от своих ног и, приблизив к себе его голову, припала поцелуем к негодующим устам. Скоро любовники опять потеряли себя в наслаждении. Но когда Делий уснул, Поликсена долго лежала, глядя в темноту.

Этой ночью она заронила в душу возлюбленного зерно сомнения, которое непременно прорастет, дайте срок. Но иначе нельзя.

Уснув, Поликсена увидела свою статую - эта мраморно-золотая властительница с подведенными агатовыми глазами и чуть заметной всезнающей улыбкой на карминных устах, как богиня, избавилась от всех земных потребностей и привязанностей. Поликсена надеялась, что от боли тоже.

Статуя была закончена в середине осени - незадолго до того, как Эльпиде пришел срок родить; и гетера успела оценить эту работу. Талант Менекрата в ней раскрылся заново - это признали все, кто ее видел: восседавшая в кресле темноглазая женщина напоминала статуи египетских богинь, но была исполнена куда большей силы и отнюдь не казалась равнодушной. Она сжимала жезл черного дерева, с набалдашником из слоновой кости в виде головы барана, священного животного Амона, - и, слегка наклонив голову, выпрямилась в грозной готовности повелевать. Даже Никострат признал, что статуя матери великолепна и очень жизненна.

Изваяние поместили в пустом зале, вроде египетской молельни, со стенами, расписанными растительным орнаментом в египетском же стиле. Поликсена однажды подсмотрела, с умилением и большой неловкостью, как ее невестка, присев, целует мраморное колено статуи. Эльпида что-то шептала: как будто приписывала изображению царицы божественные свойства…

Поликсена хотела помочь Эльпиде подняться, но решила, что лучше не выдавать своего присутствия.

Жена Никострата разрешилась от бремени неделю спустя, и родила здоровую девочку.

* Как известно, Милет был родиной гетеры Аспазии, подруги знаменитого афинского государственного деятеля Перикла.

========== Глава 198 ==========

Когда обсуждали, как назвать новорожденную, Эльпида, - во власти какого-то пламенного суеверия, - отвергла воинственное имя Арета, предложенное Никостратом. Спартанец утверждал, что мужественное имя - лучший выбор для женщины в эти дни, тем более женщины из царской семьи.