Эвримах, тоже оставивший копье и схватившийся за меч, рубился с неистовой яростью: Равные без большого труда прорвали заслон из всадников, и Эвримах чувствовал, что враг подается. К нему и нескольким другим героям Лакедемона, сеявшим смерть, уже не осмеливались подступиться: спартиат снес одному из персов пол-черепа ударом гоплона, потом проткнул мечом другого, пропоров кольчугу как гнилую ветошь и выпустив врагу кишки: упав на колени, смертельно раненный азиат тщетно пытался руками удержать свои внутренности. При этом краем глаза, краем сознания эномотарх примечал черный гребень на шлеме Никострата, который сражался впереди; и, прорубая путь к воротам, Эвримах не отставал от царевича, которого обязан был сберечь. Строй спартанцев рассыпался - теперь они бились поодиночке, но захваченное ими пространство все ширилось. А потом Эвримах, отразив натиск двоих врагов сразу, упустил из виду Никострата… и больше его не увидел в кровавой мешанине.

Увлекшись, спартанцы не заметили, что персидские конники заходят с тыла. Там, где сражался Никострат, заслон подался легко - слишком легко для таких опытных воинов, какими были эти всадники; и когда Равные утратили единство, рассредоточившись по равнине, трое из порученцев Мануша высмотрели среди сражающихся сына Поликсены. Один, конный, отвлек на себя бывших рядом греков, а двое других персов подобрались к Никострату сзади, и один из них оглушил его, ударив плашмя мечом по голове.

Упавший без чувств спартанец был тяжел, и чтобы поднять его на коня, потребовалось усилие двоих. Всадник, знатный воин по имени Бастур, подхватил Никострата и, взвалив пленного на лошадь перед собой, ударил животное плеткой. Пехотинцы перед ним прянули в стороны, видя драгоценную добычу, и перс во весь дух помчался к воротам…

И увидел, что ворота заперты!..

Солдаты по знаку Бастура громко постучали рукоятями мечей, потом крикнули: окованные железом створы даже не дрогнули.

Тому, кто захватит Никострата, по особому сигналу должны были открыть свои люди - персы, поставленные на страже по приказу царицы и предупрежденные Манушем. Но тут Бастур услышал изнутри шум, как будто наводнение грозило прорвать плотину. Он понял, что, вероятно, ионийцы подняли мятеж и караульные убиты.

Боевой откормленный нисейский конь под двойной ношей и двойной тяжестью доспехов, хотя и был силен, долго бы не выдержал; а тут еще Бастур увидел, что пленник зашевелился и застонал. Недолго думая, перс вторично ударил его мечом плашмя; и Никострат снова обмяк. Шлема на Никострате больше не было, и удар пришелся по незащищенной голове.

Персидский конник с испугом подумал, что не рассчитал силы и мог убить пленника; но сейчас было не до этого. Он ощущал, как напирают сзади греки: спартанцы опять сплотились, и воины Мануша с великим трудом сдерживали их.

Перс оглянулся на ужасное побоище у себя за спиной. Конь под ним ржал и приседал от страха, не желая стоять на месте.

- Подкрепление! Давайте сюда подкрепление! - заорал Бастур, осененный спасительной мыслью. - Греки никого не пощадят, дурачье!.. Бейте изменников, кол вам в глотку!..

Увидев, как дрогнули ворота, перс заставил коня попятиться в сторону. И вовремя: створы наконец подались, как прорванная плотина, и оттуда хлынула новая волна солдат. Помимо персов, Бастур успел увидеть вавилонян и египтян, нанятых на службу царицей. Вероятно, они одолели бунтовщиков, - если под стенами вправду началась свалка…

Переждав, пока солдаты пройдут, Бастур хлестнул коня и подскакал к воротам, прежде чем те захлопнулись. - У меня важный пленник! Пропустите! - рявкнул он.

На сей раз ему удалось проскочить. Перс помчался ко дворцу, нещадно погоняя бедного коня; и как ни был он сосредоточен на дороге и на том, чтобы довезти пленника в целости и сохранности, он видел, что город уже охвачен пожаром войны. Некоторые дома пылали - из окон кубических глинобитных построек валил дым: должно быть, ионийцы громили персидские хозяйства.

Стиснув зубы, Бастур прибавил ходу. Вот уже показались шипастые ворота дворцового сада… но тут сбоку из кустов на него с криком набросился какой-то грек с обнаженным мечом. Он бы повалил лошадь, изнемогшую под таким весом, но Бастур успел полоснуть врага акинаком, и иониец, обливаясь кровью, отлетел обратно в кусты.

Вот и конец пути. Дворцовые ворота были заперты… и это значило, что внутри все в порядке. Стража, персы в черных доспехах, была на месте.

Бастур осадил взмыленного коня.

- Отворяйте!.. Везу пленника!

- Слезай, мы посмотрим, кто там у тебя!

Бастур ругнулся. Караульные, очевидно, наблюдали его схватку с греком, и переволновались за сегодняшнее утро; хотя на дворец еще никто не пытался напасть.

- Вы же его все равно не узнаете, бестолочь! Это сын царицы… вас казнят, если не пропустите меня сей же час! - пригрозил благородный воин.

- Нам так и так скоро умирать, - проворчал один из стражников. При виде горящего города у них, похоже, поубавилось почтительности перед начальством. Потом этот стражник постучал в ворота, и Бастуру наконец отперли.

- Проезжай, господин!

Бастур проехал; и, услышав, как ворота, громыхая, закрылись, наконец позволил себе перевести дух. Теперь… у него и у царицы есть время, если только она сумеет им воспользоваться.

Тут Никострат опять застонал и дернулся. Но снова бить его Бастур не решился; и, к тому же, персу было хорошо известно, что раненые и оглушенные нередко шумят и мечутся, не приходя в сознание. Он тронул коня и дальше поехал без большой спешки. Голова Никострата безжизненно болталась, руки свесились почти до земли. Если останется жив, то долго пролежит пластом…

Стражники вдоль главной аллеи провожали Бастура тревожными взглядами, но не осмеливались окликнуть. Но немного не доезжая центральной площадки, Бастура остановил конный отряд: это были ионийцы.

Перс с облегчением узнал среди них Алфея и Нестора, приближенных царицы. Ионийцы, очевидно, были потрясены таким скорым успехом. Хотя должны были знать, что Никострата могли захватить только в бою!

- Это царевич? - спросил Алфей по-персидски, показывая на спартанца копьем. Разглядев бесчувственного пленника получше, иониец беспокойно подался вперед. - Он жив?..

- Жив, - мрачно откликнулся Бастур. - Но поспешите, он плох!

Алфей, не тратя времени, кивнул.

- Ты сделал большое дело, царица отблагодарит тебя! А теперь - позволь, мы переймем у тебя царевича. Ты совсем загнал лошадь.

- Ну уж нет, - откликнулся Бастур с нескрываемым удовольствием. Решили выслужиться перед повелительницей! - Можете переложить его на свежего коня, но я поеду с вами.

Бастур сознавал, что рискует… если Никострат умрет, царица, конечно, отправит незадачливого порученца следом; но уступать честь и награду другим он нипочем не был намерен.

Никострата осторожно переложили на коня Алфея: спартанец опять задвигался, глаза приоткрылись, но тут же закатились под веки опять. “Здоров, однако”, - удивился Бастур. Алфей устроил Никострата перед собой: Бастур с ненавистью и удовлетворением увидел, как алый спартанский плащ заполоскался над землей грязной тряпкой. Щит свой, как и шлем, Никострат потерял еще на поле брани… теперь, как бы ни обернулось дело, назад к лакедемонянам ему дороги нет.

- Он, кажется, еще и ранен, - пробормотал Алфей, нагнувшись над пленником. Но, в любом случае, следовало как можно скорее доставить его во дворец и доложить матери…

Наконец Никострата сдали с рук на руки придворному врачу. Клитий, ничего не знавший о планах государыни, был потрясен еще больше Алфея и Нестора; но обрадовался, осмотрев пленника.

- Серьезных ран нет, кровь на нем больше чужая… все кости целы. Конечно, удары по голове - это уже похуже.

- Он приходил в себя, - сказал Алфей. - Вот этот господин, который привез его, говорит, что даже несколько раз.

Клитий прищурился, с подозрением и враждебностью посмотрев на Бастура, который угрюмо замер в дверях бывшей спальни царевича.