Когда Никострат собирался укладываться спать, в палатку проскользнул Диомед. Друзья еще некоторое время шептались, делясь своими мыслями и планами своих командиров. Фиванцы должны были идти в атаку сразу следом за спартанцами…

Потом пришел Эвримах и велел Диомеду вернуться на свое место. Спартиат сразу же улегся спать, прислонив щит к специальной треноге: выходя, он брал его с собой. Даже имея оруженосцев, спартиаты почти никогда не расставались со своими гоплонами. И у Эвримаха, и у Никострата было по оруженосцу; но слуги чаще спали снаружи палатки, чем внутри, и сегодня тоже.

Никострат, сидя на жесткой войлочной подстилке, некоторое время вглядывался в бронзовую поверхность щита начальника, как будто пытаясь увидеть в нем свою завтрашнюю судьбу. Лампа еще горела на складном столике - ее должны были погасить слуги. Потом, ничего не разглядев в гоплоне Эвримаха, царевич обернулся и посмотрелся в свой щит.

Тусклое отражение было жутковатым и неверным… будто еще при жизни Никострат превратился в собственную тень, в искаженный образ себя самого. Он передернул плечами и лег.

Его слегка познабливало при мысли о завтрашнем бое. Никострат не боялся - но чувство огромной важности этого события наполняло его. Он закрыл глаза и стал думать о матери и Мелосе: мысленно Никострат пожелал им удачи и бодрости. Потом к царевичу пришла жена, он ощутил благоухание магнолии, которое струили ее легкие розовые одежды и длинные ярко-каштановые волосы…

Эльпида поцеловала его.

- Спи, милый, а я помолюсь за тебя. Я принесу жертву богу за всех ваших воинов.

Никострат вспомнил, что и в самом деле - сегодня они не совершали жертвоприношений Аполлону, как обычно. Он поежился. Чья-то забывчивость, или просто у них уже кончились припасы?..

Потом усталость взяла свое, и Никострат крепко уснул.

Пробудился он так резко, будто услышал голос в своей голове, звавший его по имени. Никострат был бодр и полон сил. Он сел на своей подстилке; Эвримах сидел напротив него, по-видимому, тоже только что проснувшись. Спартиат улыбнулся и кивнул царевичу.

- У нас есть время позавтракать.

Никострат встал; он провел рукой по волосам, которые вчера забыл распустить, а потом снова присел, достав из-под сложенной стопкой одежды можжевеловый гребень. Ему хотелось сегодня выглядеть получше.

- Персов еще не видно?

- Нет. Должно быть, они сейчас тоже поднимаются и чистят перышки. Это дело небыстрое, - ответил Эвримах. - Но ждать себя они не заставят.

Они оба привели себя в порядок; Никострат тщательно стянул волосы кожаным шнурком на затылке. Каждый раз, делая это, он напоминал себе Ликандра. Потом спартанцы поели, и оруженосцы помогли им надеть доспехи.

Никострат подхватил свой огромный щит; по его спине пробежали мурашки, когда он окинул взглядом палатку. Весьма возможно, он больше не вернется сюда…

Спартанец взял подмышку шлем с черным конским гребнем и пошел к выходу, не оборачиваясь. Никострат ступил навстречу занимавшемуся новому дню.

Весь лагерь уже пробудился, наполнившись гудением голосов и лязгом оружия. Хотя все делалось вроде бы как обычно, у Никострата сильно забилось сердце: он ощутил возбуждение товарищей. Молодой воин вдохнул запах дыма - последняя жертва Аполлону перед боем…

“Аполлон хранит также и милетцев”, - подумал Никострат.

Но ему уже недосуг было размышлять. Эвримах, который стоял впереди, обернувшись, манил его рукой.

- Персы! Персы идут!

Никострат быстро надел шлем, последовав примеру остальных; и только тогда, ощутив себя защищенным, направился на зов. Ему расчистили место рядом с Эвримахом. Когда Никострат узрел персидское войско и учуял его запах, у него пересохло в горле.

Персы умели впечатлить противника. Впереди, на расстоянии около полусотни локтей от греческого лагеря, выстроилась персидская конница. Рослые черные нисейские жеребцы, один другого краше, в сверкающей сбруе, - и такими же красивыми и грозными, как на подбор, были всадники, восседавшие на этих лошадях. Они уже взирали перед собой как победители.

Но конница образовывала лишь заслон, скрывавший основные силы. За спинами всадников широкими рядами построилась азиатская пехота: от ромбических узоров на их одеждах у греков запестрело в глазах, и им начало казаться, что персам нет числа. Однако у Эвримаха глаз был зорче, чем у других.

- За их спинами лучники, которые первыми выстрелят по нас, - крикнул эномотарх, обернувшись. - Не так широк этот заслон, товарищи! Смотри веселей!

Потом греческие начальники подали команду строиться. Никострат занял свое место в третьем ряду, Эвримах - сзади слева, за его спиной. У них обоих на шлемах топорщились черные гребни, как отличительный знак, - у рядовых воинов шлемы были гладкие; и у Эвримаха этот плюмаж был гораздо длиннее, чем у его воспитанника.

На некоторое время враги замерли в молчании, каждое войско в своем боевом порядке. А потом ряды персов расступились, и вперед выехал один из всадников - самый статный и рослый, богаче всех одетый.

- Греки! Предлагаю вам сложить оружие и уйти, пока не поздно! - крикнул он по-гречески.

Эвримах громко засмеялся в тишине.

- Если струсили, так и скажите! Сдавайтесь сами, пока не поздно! - крикнул в ответ светловолосый спартиат.

Перс зыркнул на непримиримых врагов черными глазами, поджал губы - а потом повернул коня и ускакал: ряды воинов сомкнулись за ним.

- Это, должно быть, Мануш, главнокомандующий, - сказал Эвримах Никострату. - У них самые большие начальники всегда прячутся за спинами солдат.

Никострат кивнул.

- Ясно, - коротко ответил он. Хотя при мысли о том, что его мать была любовницей брата этого перса, у Никострата кровь забурлила в жилах. Где же сам царицын любовник?.. Небось сбежал, ничтожество!

А Мануш тем временем, пока спартанцы совещались, остановился и тихо сказал своим солдатам, которым было поручено особое задание:

- Сын царицы - в третьем ряду от начала, в шлеме с коротким черным гребнем. Тот самый, который вчера орал на весь лагерь. Взять его живым, повторяю, - или те из вас, кто не погибнет сегодня, позавидуют мертвым!..

После этого Мануш занял место позади. Он знал, что конницу, которая пойдет первой, сильно проредят спартанские копья: спартанцы будут колоть лошадей и седоков под брюхо. Это лучший способ сражаться пешими против конных. А Манушу, как и Никострату, никак нельзя было погибнуть сегодня.

Перс обернулся и, подняв руку, сделал знак лучникам приготовиться. Две сотни воинов одновременно, отработанным движением, припали на колено и наложили стрелы на тетиву.

Мануш сделал отмашку, и на спартанское войско обрушилась туча стрел.

Гоплиты мгновенно пригнулись и прикрылись щитами; Никострат слышал, как стрелы часто-часто стучат о бронзу справа и слева. Кто-то крикнул, потом еще раз: попали…

Потом смертоносный град прекратился. Спартанцы распрямились и опустили щиты, ошеломленные.

- Вперед!.. - крикнул Эвримах за спиной у царевича.

И, не давая опомниться ни врагу, ни себе, спартиаты бросились в атаку.

========== Глава 193 ==========

Оказавшись в пылу сражения, Никострат сразу же перестал понимать, что делается вокруг него, - понимать умом: но мощное тело действовало в согласии с сердцем, и оружие разило без промаха. Он отбрасывал персов своим гоплоном, слыша, как ломаются их хрупкие щиты из прутьев, как ломаются кости под напором лакедемонян; поднял на копье одного всадника, и нарядный как павлин перс с воплем сверзился на копья других спартанцев. Вырвав окровавленное оружие из тела врага, Никострат поддел под брюхо лошадь второго азиата. Шалея от боли, животное поднялось на дыбы с отчаянным ржанием, и копье вырвалось из скользкой от пота ладони спартанца. Уворачиваясь от копыт, Никострат упал и перекатился по земле, на несколько мгновений выпустив щит; он почти сразу подхватил гоплон и хотел уже вскочить, выдергивая из ножен меч, но вдруг получил сильный тупой удар сзади по темени. Голова под шлемом загудела как гонг. Ощущая, как сознание гаснет, Никострат успел с размаху ударить гоплоном налево - почувствовав сопротивление живой плоти и услышав крики, он понял, что смел сразу нескольких врагов под ноги своим… Потом наступила темнота.