Наконец Мануш спросил:

- Впереди спартанского войска пойдет твой старший сын, не правда ли?

Поликсена медленно наклонила голову.

- Да. Он очень давно мечтает сразиться с персами, вот так - со всем искусством воинов Лакедемона. А для спартанцев, как ты знаешь сам, нет смерти почетней и желанней, чем пасть в строю… Но я надеюсь, что Никострат останется жив.

В глазах Мануша промелькнули изумление, одобрение, предвкушение - все сразу. Воевода засмеялся, а потом стал очень серьезен.

- Ты хороший царь, - сказал он.

Поликсене сперва показалось, что перс обмолвился. Но нет, Мануш подразумевал именно это: он назвал ее “царь”, а не “царица”. И она понимала, что означает такая похвала в устах азиата.

Поликсена холодно улыбнулась.

- Теперь я должна идти. А вы уж не подведите меня.

Когда она с помощью двоих мужчин дошла до носилок и села, то обнаружила, что на повязке выступила кровь. Обратно до дворца наместница ехала, опустив полог.

========== Глава 192 ==========

Мануш хорошо понял намеки Поликсены - и даже, возможно, простер мысль еще далее своей повелительницы. Разумеется, он быстро узнал, каков из себя Никострат, а также - с кем сын царицы водится и кому подчиняется. Шпионам персидского военачальника, вдобавок, удалось подслушать планы спартанцев, поскольку таиться Равные не привыкли.

Поликсена не ошиблась, и прозорливость коринфянки восхитила Мануша во время их разговора: греки собирались вести наступление именно так, поставив спартанцев впереди - превратив их в острие своего копья. Со своими щитами спартиаты управлялись очень умело, и закрываться от стрел, идя в атаку, натренировались в фиванском лагере. Эвримах даже специально приглашал для этого лучников.

На закате того дня, когда состоялся столь важный разговор между Поликсеной и ее главнокомандующим, Эвримах отозвал Никострата в сторону для не менее важного разговора. Хотя формально Никострат и считался начальником моры, - значительно главнее своего эномотарха, - никто из двоих никогда не сомневался, кто старший в спартанском войске.

- Ты всегда возглавлял атаку во время учений, - сказал спартиат, глядя Никострату в лицо. - Но, как ты сам убедился, настоящая война - это совсем другое.

- Я хорошо это знаю, господин, - Никострат не выдержал и непочтительно рассмеялся. - А теперь ты хочешь сказать мне, что возглавлять моих воинов я больше не гожусь? Меня отстраняют?..

Эвримах подошел к нему и приобнял за плечи; или, вернее сказать, возложил на плечи воспитанника свою тяжелую руку, так что у Никострата дрогнули колени.

- Только если ты сам скажешь мне, что более не годен и не желаешь этого. А я думаю, что годен - и желаешь, - сказал спартанец, вглядываясь в лицо сына Поликсены. - Ты ведь уже хорошо умеешь владеть своим страхом, правда?

Никострат кивнул. Завистливые невежды распространяли о воинах Лакедемона слухи, будто страх им неведом вовсе, возможно, по причине какого-то природного изъяна; а на самом деле для преодоления этой человеческой слабости у спартанцев существовала целая наука.

- Главное для тебя - не споткнуться, когда вы побежите, и не уронить щит, - Эвримах сжал плечо Никострата. - Ты знаешь, какая сила у тебя за спиной, и вместе мы будем непобедимы. Ты встанешь в третьем ряду, а я в четвертом, слева, и буду прикрывать тебя!

- В третьем? Так я пойду не первым? - Никострат изумился.

Эномотарх качнул головой.

- Нет… и не только потому, что ты недостаточно опытен. Думаю, персы давно знают о сыне Поликсены, и убить или пленить тебя для них было бы очень заманчиво. Так что не следует привлекать к тебе чрезмерное внимание.

- Понимаю, - отозвался Никострат. Хотя мысль, что ради него спартиаты будут жертвовать собой, отводя глаза врагу, была весьма неприятна… почти унизительна.

Он отступил от Эвримаха и скрестил руки на груди.

- Я сильно беспокоюсь за мать, даже если она жива, - сказал Никострат. Он заговорил об этом, чтобы отвлечься от собственной невыигрышной роли; а потом понял, что говорит правду. Судьба матери и ее домочадцев его по-прежнему тревожила больше всего остального. - Мы часто обсуждали, как будем брать Милет, господин… а о том, как мы поведем себя, если прорвемся внутрь, ни разу не было речи! Ведь это не вражеский город… нельзя просто устроить там резню!..

- Конечно, нельзя, - Эвримах, казалось, удивился, что Никострату пришло такое в голову. - Мы знаем, кто в Милете враг, - и легко отличим его, разве нет?

Сын Поликсены нехорошо рассмеялся.

- Если бы так!

- Я понимаю твой страх, - муж Адметы, посуровев, кивнул. - Я не раз наблюдал, как ведут себя захватчики в покоренных полисах. Но моих воинов я уже предупредил, за мародерство и насилие над мирными жителями установлена немедленная казнь.

Никострата это несколько успокоило. Хотя как раз спартанцы наименее всех устрашились бы такой угрозы; и даже если железная дисциплина их сдержит, грабить, жечь и убивать без разбору наверняка будут другие союзники… Таков закон войны…

- Мы атакуем на рассвете? - спросил царевич.

Эвримах сдвинул брови.

- Как только персы выставят свое войско.

Никострат опустил голову и ковырнул песок сандалией.

- Ты думаешь, только они?

- Почти уверен в этом. А если и не одни персы, то с азиатскими союзниками, - ответил Эвримах. - Судя по тем донесениям, что мы получили весной, согласия между ними и ионийскими греками давно нет, и подставлять врагу спину персы не будут.

- Так значит, с Мелосом мне сражаться не придется, - облегченно пробормотал Никострат.

Он глубоко вздохнул.

- Я готов ко всему. Теперь я хотел бы поговорить с моими воинами.

- Это ты можешь делать не спрашиваясь, - сказал спартиат. Потом сжал губы, шагнув к своему ученику и цепко вглядываясь в его лицо. - Ты хотел предупредить их насчет матери?.. Напомнить, куда бить?

Никострат твердо кивнул.

- Да. Хотя я больше не командую спартанцами… именно я должен об этом сказать.

Эвримах кивнул.

- Иди. Однако советую тебе говорить только с Равными. Они лучше всего поймут тебя и передадут остальным.

Никострат направился по песку, отсвечивавшему на закате кроваво-красным, в сторону спартанского лагеря, от которого они с Эвримахом удалились. Никострат понял, что их разговор воины наблюдали… и был этому рад. Спартанцам следовало напомнить, что один из гомеев и уважаемый военачальник покровительствует сыну царицы. И теперь ему не требовалось привлекать к себе внимание.

- Спартанцы, - громко сказал царевич, окинув взглядом всех и не выделяя среди воинов никого, ни гомеев, ни низших. - Завтра нам предстоит сразиться за этот город!

Он кивнул в сторону Милета, чьи стены и бастионы зловеще окрасила вечерняя заря. Часть спартанцев оглянулась вместе с ним, но особенного воодушевления Никострат не почувствовал: наоборот, гоплиты сделались еще угрюмей.

- Сразиться за город… Да кто он такой, чтобы нам указывать? - прошелестело в задних рядах. Однако передние промолчали, слушая своего временного начальника с таким же вниманием. Никострат узнал среди них Равных и улыбнулся.

- Братья, - сказал он. - Полидор… Трипод… Олимпий… Вас завтра поведу не я, а те, кто более этого достоин. Но я хочу напомнить вам всем, что мы здесь как освободители - а не как убийцы и захватчики! Я снова напоминаю вам, чей я сын, - и требую уважения к той, ради кого мы пришли сюда! Это только мое право!..

Он выкрикнул это так, что эхо несколько раз отразилось от скал.

В задних рядах спартанцев послышался ропот, воины надвинулись на Никострата… но передние могучие бойцы стояли крепко и смотрели на сына Поликсены с пониманием и уважением. Никострат кивнул им: больше он ничего не мог сделать.

Потом царевич вернулся в свою палатку, чтобы остаться наедине со своими мыслями и приготовиться к завтрашнему дню. Эвримах все еще не возвращался.