Поликсена кивнула. Она недавно сама посещала огромные городские зернохранилища, осматривала подземные склады с глиняными бочками масла и вина, кладовые с запасами чеснока, лука, сушеных фруктов, ледники с мясом и рыбой. Уж в этом ее обмануть не могли - как в том, что касалось величины азиатского войска.
- До весны мы доживем безбедно, пожалуй. Но уже теперь следует затянуть пояса. А вот когда прибудут греки…
Поликсена спрятала озябшие руки под плащ и прошлась по палубе: вдруг ей представилась ужасная картина. Спартанцы, боготворимые ее сыном, - и сам Никострат, сын спартиата Ликандра, среди них… Вот эти лучшие воины на свете спрыгивают со своих кораблей, разбивают в виду города укрепленный лагерь, окружают его рвом, варят свою черную кровяную похлебку; под прикрытием своих щитов они пробиваются к воротам, сминают стражу и устремляются на улицы Милета… Они жгут дома, вырубают сады, закалывают детей и тащат за волосы женщин, не разбирая их племени, - а потом дворец ярус за ярусом обрушивается под их напором, и Поликсена, персидская тиранка, погибает под обломками со всеми своими сторонниками.
“Вспомни, что сталось с дочерью Приама, чье имя ты носишь, - подумала царица. - Вспомни, кто пришел в Малую Азию за Еленой”.
- Возможно, это было бы лучшей участью для нас, - прошептала Поликсена. Мелос обернулся, и в карих глазах зятя царица увидела все то, что бередило ее собственную душу.
- Госпожа, не надо, - сказал иониец. Поликсена шагнула к нему, и Мелос обнял ее; царица спрятала лицо у зятя на плече.
- Только не он, - глухо произнесла она, зажмурившись. - Только не мой сын. Лучше бы ему тогда умереть вместе со мной…
Мелос погладил ее по голове.
- Нет, это невозможно, - без тени сомнения поклялся он за своего отсутствующего друга. - Если спартанцы так себя уронят, твой сын и вправду предпочтет умереть вместе с нами, а не торжествовать с ними! Но у нас есть влиятельные друзья в стане греков, и я верю, что их голос будет услышан… наша правда победит.
- Еще какая-то правда? Их я знавала много, и покамест ни одна не победила, - устало заметила царица.
Она отстранилась от Мелоса и вытерла глаза. Потом кивнула ему и улыбнулась. Потекшая черная сурьма придала ей вид грозной беспечности, как боевой раскрас.
- Да, будем надеяться на лучшее. И на Никострата. Знаешь, я всегда чувствовала, что он отмечен судьбой.
“Вероятно, нет такой матери, будь она хоть последняя рабыня, которая не чувствовала бы этого в отношении собственного ребенка”, - подумал Мелос.
Он улыбнулся Поликсене.
- Приказывать править к берегу, госпожа?
Поликсена согласилась. Когда Мелос ушел отдать приказ, она повернулась лицом к городу - увидела свой дворец, его вечнозеленые террасы; потом беззащитные обнаженные островки милетских садов, заснеженные крыши… Отведя глаза, она посмотрела в сторону гавани. Не один ее корабль был спущен на воду: уже больше десятка судов бросили вызов Посейдону, курсируя взад-вперед. Яркие персидские триеры обдавали их брызгами, не обращая внимания на то, что среди них находится царица; никто из встречных моряков не потрудился приветствовать ее позлащенный корабль. Впрочем, дорогу ей дали, как только триерарх судна Поликсены крикнул сделать это.
Эллинка поманила Мелоса, который опять подошел к ней.
- Я не удивляюсь, что это самые большие и богатые корабли, - сказала она зятю. - Интересно, что бы я нашла, заглянув к этим персам в трюмы?
- Крысы бегут… точнее, готовятся бежать, - согласился иониец. - А вон, погляди… черная просмоленная бирема, с намалеванными на носу глазами*, старинного греческого образца!
- Это мой критянин, - откликнулась Поликсена. - Вот и он сам, на носу… да не один!
И в самом деле: с Критобулом была Геланика, ее светлые волосы выбились из-под голубого покрывала. Она стояла, держа мужа под руку, и что-то с жаром ему говорила: критянин кивал, увлеченный ее словами, а потом вдруг сделал знак Геланике замолчать. Смуглое худое лицо Критобула выразило почти испуг, когда он узнал царское судно и его хозяйку.
Поликсена рассмеялась и приветственно подняла руку.
- Вижу, вы счастливы друг с другом! - крикнула она.
Критянин поклонился.
- Да, моя царица, - ответил он.
Геланика, с некоторым опозданием, поклонилась тоже. Оба выглядели виноватыми… или, вернее сказать, пойманными на месте преступления, но нераскаявшимися.
Корабли разошлись; и когда критское судно удалилось, Поликсена схватила под руку Мелоса.
- Мне это совсем не нравится, друг мой.
Мелос оглянулся на черную бирему: невысокую и быстроходную, а значит, имевшую значительные преимущества в бою, несмотря на малое водоизмещение.
- Может, твой критский наварх решил удрать к себе на остров, не дожидаясь конца всей этой заварухи? Если так, я это только поприветствую, даже если он тебя обворует на крупную сумму. Вполне в духе его народа.
- Да, может быть, - согласилась Поликсена. - Но подозреваю, что тут большее. Геланика опаснее, чем кажется, и она способна подбить критянина на то, что он никогда не выдумал бы сам… Она ведь, хотя и такой светлой масти, азиатка на четверть - внучка лидийского перса.
Однако прогулка заканчивалась: корабль ткнулся носом в песок, справа подошла давно ожидавшая лодка, и с борта для царицы были сброшены сходни.
Поликсена спустилась в лодку, вздрагивая при мысли о холодной воде: от нее поднимался туман, и на дне лодки холод ощущался явственнее. А что, если однажды эти молчаливые почтительные матросы, сидящие на веслах, решат выбросить ее за борт? Ее тело сведет судорогой и она захлебнется раньше, чем ее вытащат, несмотря на умение плавать. Хотя в таком случае, наверное, вытаскивать окажется некому…
Когда лодка причалила, Мелос помог госпоже выбраться на берег, после чего им подвели лошадей. Охрана царицы дожидалась ее тут - в море Поликсена брала только нескольких человек. И то, они почти всегда были далеко от нее.
Поликсена и Мелос поехали во дворец, печально осматриваясь по сторонам. Город, лежавший под снегом, был им теперь особенно мил. За эти несколько лет был отстроен целый персидский квартал - там жили Мануш и его брат: вавилонские мастера, которых привез с собой еще их отец Масистр, прежний сатрап, проложили вдоль улиц подземные трубы для отвода нечистот - такими славились большие азиатские города. Благодаря этому Милет стал значительно чище и пригляднее прежнего. Сколько чудных выдумок, делающих жизнь лучше, погибнет, когда насельники этой земли опять вцепятся друг другу в глотки!
Вот и дворцовый сад - двое стражников-персов в вороненых доспехах вытянулись и отсалютовали копьями, приветствуя повелительницу: ворота в эту пору были открыты, запираясь только на ночь. Поликсена ласково улыбнулась воинам, проезжая мимо. Другие персы, выстроившись попарно, охраняли Дорогу пламенных чаш - так прозвала царица свою главную садовую аллею.
Поликсена опять вспомнила о Гобарте, которого, скорее всего, ей не суждено было больше увидеть, - вспомнила его черные глаза, его умную лесть, его покорность и властную любовь; царица прикусила губу, сдерживая слезы, а когда ее стража осталась позади, перестала сдерживать.
Остановившись на площадке, отделанной ракушечником, Поликсена спешилась и оглянулась на Мелоса, который ехал позади, не беспокоя ее. Они с ним остались вдвоем.
- Отведи Флегонта… Отведи моего коня на конюшню, - попросила она.
- Ты хочешь побыть одна?
Мелос тоже спрыгнул с коня. Он все понимал: но этого допустить не мог.
- Можешь погрустить во дворце, там я не так за тебя боюсь, - с улыбкой сказал иониец. Потом он нахмурился. - Погоди-ка, у тебя краска совсем растеклась.
Придержав Поликсену за плечо, краем голубого гиматия он стер сурьму с ее щек.
- Ты опять стала похожа на египтянку.
- Опять? А я была похожа? - удивилась Поликсена.
- У тебя талант к перевоплощению, больший, чем у всех женщин, кого я знал… Впрочем, большинство женщин слишком скучны рядом с тобой.