Лакедемонянка вскинула голову, ноздри ее раздулись, как у львицы… А Никострат, невзирая на это, твердо продолжил:

- У Ионии найдется довольно защитников, а у ее царицы слишком много обвинителей! А кто придет моей матери на помощь? Прошу тебя, Адмета, ради своих сыновей подумай об этом!

Адмета некоторое время не отвечала… потом взяла Никострата за руку и сильно сжала ее.

- Спасти мать - священный долг, - сказала она. - Я поговорю с нашими мужами… Как я понимаю, ты хочешь, чтобы тебе дали мору* из спартанцев, которой ты сможешь сам командовать?

Никострат смешался, не зная, как воспринимать это предложение… но Адмета глядела на него и спрашивала совершенно серьезно.

Царевич кивнул.

- Ты получишь то, чего просишь, - ответила Адмета. - Я навещу тебя позже. А сейчас - гелиайне.

Никострат поклонился и проводил спартанку взглядом, не осмеливаясь нарушить волшебство этого мига: как будто разговор с дочерью Агорея ему только приснился.

* Отряд в 600-1000 человек, составлявший воинское подразделение в Спарте и других греческих полисах.

========== Глава 182 ==========

Адмета навестила Никострата снова спустя пять дней - не одна, а с мужем, светловолосым Эвримахом.

- Мой супруг - эномотарх, - представила его спартанка: теперь по-новому, поскольку, очевидно, Эвримах получил новое назначение. Эномотия, как было хорошо известно сыну Поликсены, состояла из шестидесяти четырех гоплитов. А ему, вдвое моложе и вчетверо неопытнее этого героя многих войн, предлагали командовать шестью сотнями, а то и тысячей!..

Если, конечно, слова Адметы не были насмешкой… хотя насмеяться подобным образом было бы чересчур жестоко даже для спартанцев.

Однако, снова посмотрев в прищуренные серые глаза Адметы, Никострат понял, в чем заключался смысл ее великодушного жеста и необычайной чести, оказанной ему.

Сын Поликсены единственный в своем отряде знал план Милета и дворца, точно так же, как был знаком с малоазийскими обычаями лучше всех этих спартиатов… он хорошо владел персидским языком, а также египетским; и он был больше всех заинтересован в спасении царицы. Настоящее командование будут осуществлять начальники эномотий и лохов* - более мелких подразделений, которые войдут в его мору. И по-настоящему сражаться будут подчиненные спартанцы, а не он. Доблестные мужи, чьим призванием и единственным занятием это было всю жизнь.

Никострат, пораженный стыдом, опустил голову, внезапно ощутив себя чем-то вроде Дариона… или тех азиатских военачальников, которые возлежали в носилках, пока их воины захлебывались кровью под вражескими ударами.

Несколько мгновений длилась тишина… а потом Адмета вновь заговорила.

- Ты сразу вникаешь в суть вещей и трезво себя оцениваешь, - сказала лакедемонянка. - Это редкость в мужчине, особенно в столь молодом мужчине.

Никострат взглянул на нее. Он едва мог заставить себя глядеть на Адмету прямо.

- Ты и вправду… сделала мне такое предложение, госпожа? И ваши воины согласились?..

Супруги переглянулись; а потом Адмета кивнула.

- Да, царевич. По нескольким причинам, которые только что пришли на ум тебе самому. И это достойно мужчины, поверь мне… у каждого своя роль в мировом порядке!

Никострат улыбнулся. “Не отказываться же мне теперь, оскорбив весь Лакедемон разом”, - подумал он. Да, он ничем не заслужил командования такими бойцами; и, вероятно, никогда не заслужит… но то, что его выдвинули на эту роль, было, бесспорно, особым отличием. Тавром судьбы.

Он поклонился обоим супругам.

- Когда я могу увидеть этих воинов? - осведомился Никострат все еще настороженно.

Адмета посмотрела на мужа, а потом опять на него.

- Сперва сядь, царевич, Эвримах тебе кое-что расскажет о твоих солдатах.

Спартанка отступила в тень, сложив руки на груди, - наконец-то она предоставила слово своему мужу. Никострат сел на плетеный стул в общей комнате, где они находились втроем, и спартанский эномотарх опустился на стул напротив.

Эвримах, пристально глядя на молодого воина, постучал пальцами по столу - взгляд Никострата невольно приковался к его мускулистой руке, оплетенной темными жилами, с несколькими довольно свежими рубцами. Скольких врагов лишила жизни эта рука?..

Наконец светловолосый дориец заговорил.

- Для начала ты должен знать, Никострат, что из твоих людей не все полноправные спартиаты, граждане Лакедемона. Тех, чье единственное ремесло, - воинское, и чья единственная обязанность - сражаться, тебе дается двести из тысячи. Но ты должен понимать, чего стоят эти воины.

Никострат вспыхнул.

- Я понимаю, господин, - сказал он.

Эвримах, внимательно глядевший на него, кивнул.

- Хорошо, - продолжил спартанец. - Далее - благородные мужи, являющиеся спартанцами, но не принадлежащие к высшему сословию гомеев*. Это тоже славные воины, все они прошли не одну жестокую битву. Их число составляет четыреста. Остальные четыре сотни - периэки.

- Лаконцы, которым отказали в спартанском гражданстве, населяющие окрестности, - пробормотал Никострат, уставившись на свои сандалии. - Такие, как я.

- Ну нет, - возразил Эвримах. Он коснулся плеча собеседника мозолистой ладонью. - Я бы причислил тебя к благородным мужам. Уж этого, по крайней мере, ты заслуживаешь.

- Я польщен, - откликнулся Никострат, все еще стыдясь взглянуть на этого покрытого шрамами спартиата и эномотарха.

- И наши периэки также заслуживают уважения и стоят многого, - сказал Эвримах. - Они оставили свои родные горы и козьи стада, чтобы идти защищать Лакедемон… уверяю тебя, что я не раз видел наших козопасов в бою. Воодушевляемые сильнейшими, они могут проявить чудеса доблести.

Никострат кивнул.

- Не сомневаюсь.

Он посмотрел в светлые глаза Эвримаха.

- Так когда…

- Завтра, - обещал эномотарх. - Я зайду за тобой один.

***

По ходатайству Эвримаха и других знатных спартиатов, Никострат был освобожден от службы в фиванском городском дозоре - его единственной обязанностью стала подготовка к ионийской войне. Он и его отряд переводились на содержание города: Фивы жертвовали свои богатства, дабы снарядить войско, достойное Эллады и ее свободы.

- В этом и твоя немалая заслуга, - сказал Эвримах, когда зашел рано утром за своим подопечным. - Ведь ты спас сокровища храма, которые хранятся там на случай такого бедствия.

- Я думал, что сокровищ Аполлона не трогают без крайней необходимости, - возразил Никострат.

- Такая необходимость может наступить скорее, чем думают фиванцы, - ответил Эвримах. - А ты помог сберечь казну.

После чего эномотарх замолчал - и молчал до тех пор, пока они двое не прибыли на равнину, где разбили лагерь воины Никострата. Для скорости оба спартанца сели на лошадей: хотя никогда не любили ездить верхом. Никострат, к тому же, слышал, что привычка к верховой езде может пагубно сказаться на мужской силе…

Он забыл обо всем, увидев свое войско, построившееся на поле в боевой готовности. Впереди, в десять рядов по двадцать человек, несомненно, стояли гомеи - спартанские Равные, цвет Лакедемона. Все в плащах цвета крови, в панцирях, в коринфских шлемах, наводивших ужас, - полностью закрывавших лицо, лишь с прорезями для глаз, и высокими конскими гребнями-щетками. Каждый из них держал гоплон - тяжеленный бронзовый щит-чашу, закрывавший его самого и товарища слева, и массивное бронзовое или кизиловое копье.

У Никострата мурашки пробежали по спине, когда он встретил взгляды безмолвных бойцов передней шеренги. Меньше всего он хотел бы оказаться на месте врагов, от которых потребуется сломать этот строй…

Но тут же он увидел слабость спартанской тактики, которая неизбежно должна была обнаружиться в новых условиях.

Никострат обернулся к Эвримаху, пристально наблюдавшему за ним со стороны.

- Господин, такое построение лучше всего подходит для обороны, притом в теснине, - громогласно заявил сын ионийской царицы. - Наступление - совсем другое дело. Персы сражаются на открытой местности и научены поражать издали - стрелами и дротиками. Среди них много искусных лучников. Нас могут засыпать стрелами прежде, чем…