- Она там с нашим сыном, - прошептал лаконец, снова простершись на постели и прикрыв глаза. Этот калека - его сын, сказать по правде, никогда не вызывал в нем отцовской любви; но вызывал жалость, сейчас еще большую.

Диомед опять взял друга за руку.

- Лежи и слушай. Твой храбрый поступок стал известен начальству, и тебя представили к награде… я сам просил, чтобы тебе выплатили денежное вознаграждение: я сказал, что ты спартанец и совсем беден. Это никого не удивило.

Юноша издал смешок.

- Ты, наверное, хочешь знать, почему тебя отнесли ко мне. Я как будто почувствовал, что случилось с тобой, и примчался к храму Аполлона посреди ночи… ты еще не приходил в себя и бредил в горячке. Представляешь, филэ, что было бы, окажись ты опять в доме Эхиона?

- Да, - едва слышно отозвался Никострат. Он услышал, что Диомед назвал его именем возлюбленного друга, но сил возражать не было.

- Ты говорил в бреду такие вещи, - Диомед рассмеялся. - Даже я, поверишь ли, узнал о тебе немало нового, а уж прочие…

Никострат постарался пропустить это мимо ушей: но его бросило в жар при мысли, сколько сокровенного он мог выболтать.

- А твой отец?..

- Он знает. И он согласен, чтобы я выхаживал тебя у нас дома, - откликнулся Диомед. - Не заботься пока об этом.

Никострат внезапно понял, в чем причина такой снисходительности. Не иначе как отец Диомеда счел, что они двое любовники или бывшие любовники. Спартанец сжал в кулак левую руку, но промолчал.

- Мне нужно поспать.

Он провалился в долгий черный сон.

Снова открыв глаза, спартанец ощутил сильную жажду… и некоторый прилив сил. Несмотря на то, что рана в груди по-прежнему жгла и щипала, и дышать было больно, Никострат приподнялся на ложе.

- Дайте мне воды!

Чья-то нежная рука поддержала его голову, а другая поднесла чашу с водой. Никострат с наслаждением омочил губы, и только потом узнал свою сиделку.

- Эльпида!

Гетера улыбнулась. Она сидела у его постели, сложив руки, и невыразимо глядела на него своими синими, как ирисы, очами.

- Ты знаешь, как близок ты был к смерти?..

- Догадываюсь.

Никострат усмехнулся, превозмогая боль. Но умирающим он себя уже не ощущал.

- Еще больше, чем жить, мне радостно видеть тебя.

Он протянул к жене все еще неловкую руку, и Эльпида, поняв желание мужа, склонилась к нему: они благоговейно поцеловались.

- Диомед на службе, - сказала Эльпида, предупреждая вопрос. - Меня впустила рабыня его матери.

Никострат молчал, с наслаждением глядя на нее; и гетера с усмешкой опустила глаза. Она поняла, что о сыне спартанец так и не спросит.

- Питфей сейчас дома, с Кориной.

Никострат кивнул.

- А что грабители?

- Грабители?.. - Эльпида удивилась, что муж в такой миг вспомнил о преступниках; но потом осознала, что это из-за них он тяжко пострадал. - Оставшиеся двое казнены, конечно, - как святотатцы; и еще четверо других. Ты знаешь, ведь там был целый заговор. Эти воры сговорились со стражниками, которые охраняли внутренние двери, и они бы вынесли им самое ценное…

- У нас такое было бы немыслимо, - с отвращением сказал Никострат.

- В Спарте? - спросила Эльпида с жалостью; но потом спохватилась и кивнула. - Да, конечно.

Она подумала, что святилища Спарты никогда и не владели такими сокровищами, как Аполлон Исменийский; но, разумеется, промолчала. Однако, глядя на своего раненого героя, гетера остро ощутила, что пришла пора что-то менять.

- Послушай, - произнесла Эльпида после молчания. - Нам нельзя больше оставаться у Эхиона… когда ты поправишься, - пояснила она. - Сейчас он не посмеет тронуть меня и нашего сына: ты стал знаменит, в некотором роде… К Эхиону приходили жрецы Аполлона и архонты: видел бы ты его лицо!

Эльпида издала смешок.

- Это скверно, - произнес Никострат, поразмыслив. - Что я стал знаменит.

Жена пожала плечами.

- Трудно сказать, как обернется твоя слава, - может, к лучшему, - заметила она с легким лукавством. - Но ты согласен, что нам нужен другой дом?

- Дом до весны, - пробормотал спартанец.

Потом слабо улыбнулся.

- Да, согласен.

Эльпида поцеловала его.

- Тебе выплатили из казны награду в пятнадцать мин. Этого хватит, чтобы заплатить за проживание в хорошем доме…

Но Никострат уже думал о другом.

- Долго ли еще я так проваляюсь? - пробормотал он с глубокой досадой. - А потом должен буду заново учиться носить щит и копье, как младенец!..

Эльпида склонилась над ним, так что ее каштановые волосы, завитками спускавшиеся из-под покрывала, легли ему на грудь.

- Ты наделен необычайной жизненной силой, как боги… или богоравные спартанцы. Вот увидишь, скоро к тебе все вернется! И если бы не это, - прибавила она, - еще неизвестно, как обошелся бы с нами Эхион.

“Это и доселе неизвестно”, - подумал Никострат. Но возражать супруге не стал.

========== Глава 181 ==========

Никострат проболел значительно дольше, чем рассчитывал; все его молодое тело, тело мужчины, наделенного несокрушимой наследственной крепостью и здоровьем, протестовало против этого, - но рана оказалась коварной. Вначале лаконец, казалось, быстро шел на поправку: на второй день он смог вставать, а на четвертый начал понемногу ходить. Эльпида навещала супруга каждый день и сидела с ним - но в конце концов Никострат сам попросил жену не беспокоить себя так часто: ему было тяжело показываться ей в таком беспомощном состоянии.

- Обслужить себя я уже могу сам, а рану каждый день осматривает врач, - сказал спартанец. - Лучше оставайся с ребенком.

Эльпида все поняла и скрепя сердце согласилась. Никострату подумалось, что его жена, возможно, завела дружбу с хозяйкой этого дома, - однако лучше было, чтобы разговоры о его семействе прекратились. Врач из храма Аполлона, который счел своим долгом довести лечение до конца, тоже мог много кому о нем рассказать, и наверняка рассказал; и братья Диомеда, конечно, проявляли любопытство к увлечению старшего… но тут уж ничего поделать было нельзя.

Потом, однако, больному стало не до этого. На улице быстро похолодало, и Никострат начал сильно мерзнуть, как всегда мерзли воины после большой кровопотери: его колотил озноб под несколькими шерстяными одеялами, которыми спартанец был укрыт до подбородка. К ознобу присоединился кашель, дышать он начал с присвистом и хрипами, а слабость валила с ног, стоило Никострату только подняться.

Врач, в спешном порядке вызванный к нему, сказал, что дело серьезно.

- В легком образовалось нагноение, - заявил он Диомеду и его матери. - Нужно выпустить жидкость наружу; но и тогда еще неизвестно, выживет ли больной.

Рана была уже зашита и закрылась; но чтобы очистить легкое и побороть воспаление, пришлось пойти на риск - сделать раненому прокол между ребрами. Никострат снова лежал в беспамятстве и даже не понимал, что собираются с ним сделать; через отверстие немного ниже раны, проколотое заостренной и раскаленной на огне проволокой, вставили сухую тростинку, и наружу хлынуло большое количество гноя и крови. Никострат вскрикнул, когда его ужалило раскаленное железо, и пришел в себя, забившись на постели и кашляя, - его пришлось удерживать силой; Диомед, непривычный к таким зрелищам и такой врачебной помощи, сам побледнел до обморока.

- Он будет жить? - спросил юноша врача.

- Если того пожелают боги, - ответил лекарь, не сводя глаз с Никострата: у воина быстро кончились силы и он опять простерся без движения, только хрипло дышал. - Он очень силен, менее крепкий скончался бы еще в первые часы. Но такие раны самых сильных приводят к гибели.

Служитель Аполлона поднял глаза на безмолвного юношу и усмехнулся.

- Ты его друг? Привыкай! Скоро глаза таких молодых, как ты, увидят много страданий раненых.

Он похлопал Диомеда по плечу.

- Но надеюсь, что твой спартанец выкарабкается и еще не раз получит возможность проявить хваленое мужество своего народа.