- Как ты себя чувствуешь? - спрашивала Поликсена.
- Почти совсем хорошо… Только скучно так сидеть, госпожа, - говорила Меланто.
Чтобы скоротать время, она целыми днями вышивала. И наконец стала поправляться; хворь вышла с обильным потом, у больной появился аппетит, и она поднялась с постели.
Немного погодя Поликсена опять допустила ее до ухода за собой, чему обе были рады. Но, как видно, обе недосмотрели: Меланто снова продуло, и кашель вернулся. Болезнь развивалась стремительно - она слегла в сильном жару и бреду; ни растирания, ни припарки не помогли, и спустя три дня Меланто скончалась.
Это было большим горем для Поликсены. Она не пожалела денег на похороны верной служанки; и хотя часто не замечала Меланто, пока та была рядом, теперь наместница ощутила пустоту, которую было трудно заполнить. Пришлось приблизить к себе дворцовую рабыню, которая была Поликсене чужой.
За этими хлопотами царица упустила из виду происходившее в детских и женских комнатах. Фрина и двое внуков Поликсены, всем на удивление, хорошо себя чувствовали этой зимой; а маленький сын Геланики, - младший сын Дариона, которого мать назвала Креонтом, - заболел и умер вскоре после похорон Меланто.
Геланика обезумела от горя, от крушения всех своих надежд; и опять хриплые крики и проклятия ионийки разносились по гарему. Поликсена на этот раз посочувствовала наложнице. Хотя чрезмерного сострадания царица не проявила: своих забот было выше крыши.
Когда Поликсена навестила Геланику спустя какое-то время после случившегося, та уже несколько успокоилась. Может быть, думала о старшем сыне - Фарнаке, который уцелел и которого где-то прятали… а может, любимая наложница Дариона вспомнила, что она еще молода. Ей был всего только двадцать один год.
Когда Поликсена вошла, ионийка обратила на царицу затравленный, потухший взгляд зеленых глаз. Геланика не приветствовала госпожу - но Поликсена была рада уже тому, что не слышит проклятий.
- Я думаю, что пришло время устроить твою судьбу, - сказала коринфянка, не тратя времени на соболезнования.
- Устроить? Как устроить?.. - воскликнула ошеломленная Геланика.
- Я выдам тебя замуж, - ответила Поликсена. Она улыбнулась. - Ты будешь свободна, и ты еще можешь иметь много детей.
Геланика некоторое время молчала, бледная и неподвижная. А когда она опять посмотрела на царицу, Поликсена увидела в ее запавших глазах прежнюю ненависть, точно на дне омутов. Но Поликсену это не удивило и не смутило: она отлично знала, что такая женская ненависть неистребима и бывает страшнее мужской…
А потом Геланика сказала:
- Я согласна.
Ионийка даже не спросила, кто станет ее мужем и господином! Поликсена кивнула, угадывая мысли женщины, которая упорно пыталась сыграть на своей слабости, хотя была совсем не слаба.
- Имей в виду, если ты начнешь что-то замышлять против меня - я тебя не помилую. Ни тебя, ни твоих сообщников. Поняла?..
Геланика потупилась: бледные щеки ее зарделись.
- Я ничего не замышляю, царица. Я… тебе благодарна, - произнесла она с запинкой. Поликсена усмехнулась.
- Ты плохая актриса, - сказала она. - Но сейчас я на тебя не сержусь, бедное создание. Потом будет иначе.
Она отошла от Геланики, скрестив руки на груди: наложница следила за нею, сжавшись на своей кровати и почти не дыша. Поликсена взглянула на ионийку через плечо.
- Если тебе это интересно, твоим мужем станет один из моих навархов*, Критобул: он критянин, как можно судить по его имени… Это хороший и обеспеченный человек: вдобавок, я дам за тобой приданое. Думаю, в скором времени Критобул пожелает вернуться на родину, и я не стану его удерживать.
Геланика глубоко вздохнула.
- Хорошо, - сказала она.
Поликсена понимающе улыбнулась.
- Вот и славно, малышка. Если ты будешь благоразумна, у тебя еще может все сложиться удачно.
Геланика не ответила: похоже, она поняла, что переиграла, но ей хватило ума сдержаться теперь. Поликсена молча вышла. Обсуждать было больше нечего.
Свадьбу сыграли через египетскую неделю - смуглый и сухощавый, с приятными манерами, Критобул и в самом деле был неплохим человеком; и Поликсена была уверена, что он даст Геланике время оправиться от потери ребенка. Но она радовалась, что избавилась от Дарионовой наложницы. Иметь такую озлобленную женщину под боком сейчас было никак нельзя.
Скоро она напрочь забыла о Геланике. Мелос подошел к царице однажды в саду, на площадке из ракушечника, - и там, в беседке, среди оголившихся деревьев и кустов, иониец сказал, что все готово для бунта… заговорщики разработали условные знаки и способы сообщения; и вожди восстания намерены в ближайшее время встретиться в милетских доках.
- Там уже почти не осталось рабочих, ведь строительство судов кончено, нужны только испытания, - волнуясь, сказал Мелос. - Матросы, воины и начальники бывают там постоянно, и я почти так же часто, как ты… Не хочешь ли ты встретиться с вождями сама? - предложил он.
Поликсена, задумавшись на миг, качнула головой.
- Нет. Я удовольствуюсь твоим пересказом.
Видя разочарование на лице зятя, она пояснила:
- Мануш, конечно, давно знает, чем ты занимаешься. Но он не вмешивается, чтобы не сделать себе хуже и не развязать войну, к которой никто из нас не готов… однако если перс получит прямые доказательства твоей измены, ему никак нельзя будет остаться в стороне.
- Я понял, царица, - ответил Мелос.
* Наварх - начальник греческого корабля или флота.
========== Глава 178 ==========
Старшие сыновья Дариона остались живы, и их тщательно оберегали, - тем летом Фарнаку, сыну Геланики, сравнялось пять лет. Варазе, сын наместника от законной жены, отставал от сводного брата на три месяца. Оба мальчика росли миловидными, ловкими и смышлеными, и были намного больше близки, чем обычно дружат царские наследники, рожденные от жены и наложницы, - те, кого с младых ногтей матери восстанавливают друг против друга.
Варазе, сын благородной персиянки, был намного более персом, чем зеленоглазый светлокожий Фарнак; и, однако же, ни один не чувствовал своего превосходства, - братья стали один для другого утешением и единственной компанией с той ужасной ночи, когда был убит их отец. Они были уже достаточно большими, чтобы понять, что это значит; и заплакали от горя, когда им сказали. Мертвого отца мальчики так и не увидели: их сразу же забрали в чужую палатку, всю увешанную коврами, где сильно пахло корицей и немного - лошадьми, как во всем лагере. Варазе с братом оставили под присмотром какого-то незнакомого раба. Они слышали, как снаружи, в темноте, кричат и дерутся взрослые воины, и Варазе и Фарнаку казалось, что их вот-вот тоже придут убить…
Вскоре крики стихли, а потом раздвинулись полотнища, занавешивавшие вход, и показался высокий человек в багряных одеждах, златотканом башлыке и такой же повязке, скрывавшей лицо. В руке его был обнаженный кривой клинок, с которого на войлок, устилавший пол, сорвалось несколько тяжелых капель крови.
- Ты пришел нас убить? - по-персидски воскликнул Варазе, первым увидевший это.
Незнакомец снял с лица повязку и улыбнулся. Он был чем-то похож на их отца, и Варазе вспомнил, что видел его рядом с отцом.
- Нет, драгоценнейшие. Я пришел позаботиться о вас, - сказал он.
Видя по-прежнему расширенные от страха глаза мальчиков, этот перс словно бы вспомнил о своем мече и, небрежно обтерев его об одежду, убрал в черные ножны, висевшие на перевязи. Издали кровь была почти незаметна на багряном платье, но когда этот человек приблизился к сыновьям Дариона, они отчетливо увидели пятна, темневшие на его штанах и кафтане. Мальчики вцепились для храбрости друг в друга.
- Только не отнимай у меня моего брата! - воскликнул Варазе.
Достоинство уже не позволяло пятилетнему наследнику Дариона выказать страх, который этот человек внушал ему; однако незнакомец успокаивающе улыбнулся.