- Мой побратим Мелос написал мне, что в Ионии все идет хорошо. Порядок восстановлен, ионийцы опять ублаготворены и исправно платят дань царю царей.

Никострат испытал наслаждение, видя, как на лице Эхиона отразилось мимолетное замешательство. Он растерялся, не зная, на чьей стороне этот спартанец, которого Эхион не считал способным ни на какие увертки.

- Что ж… это прекрасно, - наконец сказал Эхион. Он неуверенно протянул руку. - Могу ли я взглянуть на письмо?

- Нет, - Никострат качнул головой, не отводя глаз. - Взгляни еще раз на это, если хочешь удостовериться, кто мне писал.

Он поднял к лицу Эхиона раскрошенную печать.

- А сейчас извини, я должен составить ответ.

Он прошел мимо остолбеневшего фиванца; Никострат не сомневался, что, очнувшись, Эхион начал изрыгать проклятия, но их царевич уже не услышал. Он нашел жену в перистиле, где она сидела на плоском камне у фонтана с Питфеем на коленях и забавляла ребенка, пересыпая цветную гальку под струями воды. Эльпида, в розовом хитоне и белом пеплосе, быстро подняла голову; и Никострат изумился ее красоте и красоте этого движения, как будто видел жену в первый раз.

- Что он написал тебе? - тревожно спросила гетера.

Никострат взял у нее мальчика и присел рядом. Он подал Эльпиде письмо.

- Прочти сейчас, только быстро. Я его сожгу.

Жена пробежала глазами письмо, сосредоточенно шевеля губами… потом улыбнулась.

- Это лучше, чем то, что я воображала.

- Лучше? - приглушенно воскликнул Никострат. Он покраснел. - И то, что моя мать…

Эльпида рассмеялась.

- Ах, милый, воин часто обманывает себя, думая, что он властвует… Такая женщина, как твоя мать, способна поглотить мужчину всего.

Никострат содрогнулся, вдруг увидев в синих глазах своей прекрасной Эльпиды ненасытимую бездну, вечный ужас мужчин.

Он тряхнул головой, и призрак рассеялся.

- Но ведь мать уже немолода, - медленно сказал Никострат. - Ведь в конце концов…

- В конце концов придете вы, - вздохнула Эльпида. - И это случится гораздо раньше, чем Гобарт устанет от царицы. Хотя он уже теперь защищает не ее, а себя. Кроме того… любовь для мужчин не то же, что телесная страсть, и для любви у вас другие глаза.

Никострат не мог судить, так ли это: однако сам он не знал и не хотел знать никакой другой женщины, кроме Эльпиды.

Он быстро встал и, посадив сына на колени Эльпиде, взял у нее письмо.

- Пойду сочиню ответ.

- Никострат, - в голосе супруги прозвучали новые нотки. Лаконец замер, глядя ей в лицо, и Эльпида откинула назад приколотое к прическе белое покрывало, подавшись к нему.

- Не зли Эхиона. Прошу тебя. Я понимаю, как этот фиванец выводит тебя из терпения…

- Нет, - Никострат с улыбкой качнул головой. - Это я сбиваю его с толку. И пока мне это удается, нам ничего не грозит.

Пожав руку Эльпиде, царевич быстро ушел со двора в спальню и там первым делом сжег на жаровне послание Мелоса, отрывая от него кусок за куском. Было больно смотреть, как они горят. Потом, моргая от дыма и утирая глаза, Никострат сел за стол и задумался.

Наконец он улыбнулся.

Калликсен бездействовал; но, возможно, Никострату это только представлялось, так же, как Эльпиде. Кажется, у него теперь есть кого послать в Афины, хотя сам он поехать не может. Даже один человек способен решить исход войны: мелочей в ней не бывает.

Никострат взял навощенную табличку - он всегда вначале писал на воске, чтобы не портить драгоценного папируса и не оставлять черновиков. Почесав тростниковым пером в голове, он начал придумывать ответ.

* После гибели Париса Елена стала женой его брата Деифоба. Сестра Елены Клитемнестра печально известна тем, что после отплытия своего мужа Агамемнона в Трою стала любовницей его двоюродного брата Эгисфа - с ним вместе Клитемнестра правила в Микенах семь лет и с помощью Эгисфа убила Агамемнона, когда тот вернулся; была убита своим сыном Орестом.

========== Глава 176 ==========

- Скажи своему посланнику, чтобы пока не уезжал, - произнес Диомед, поболтав ногами в ручье. Юное лицо его сохраняло выражение сосредоточенности. - Или вот что…

Он взглянул на Никострата, с которым вместе они сидели на траве под оливой, в одной из городских рощиц.

- Пусть возьмет твое письмо и уедет для вида… Нам ведь завтра быть на службе, так?

Царевич кивнул.

- Я не смогу держать папирус при себе - а опять жечь подозрительно, и так чадит… Но не знаю, могу ли задерживать посланника и как долго будет ждать его корабль.

Никострат стиснул руки.

- Я сожалею, что сейчас не взял письма с собой, Эльпида не сможет помешать Эхиону, пожелай тот прочесть!

Диомед подумал.

- Вот и прекрасно, если пожелает, - наконец сказал он решительно. - Пусть женщина попытается защитить письмо и не сможет, а ваш хозяин вырвет его силой… Это его успокоит! Твой Эхион должен думать, что о тебе пекутся там, в Ионии, что ты важная птица…

Он вырвал травинку и закусил ее.

- Ты же сам сказал, что не написал ничего существенного.

Никострат, немного помедлив, улыбнулся.

- Это умно. Но Эльпиде я все расскажу, она сумеет разыграть Эхиона… Мне просить посланника, чтобы подождал твоего возвращения из Афин?

Диомед кивнул.

- Иначе никак.

Он встал и прошлепал босыми ногами по воде. Потом остановился, по щиколотку в ручье, и посмотрел на друга, который стерег его сандалии.

- На службе я отпрошусь и скажу, что мне нужно в Афины по делам отца. Он сейчас в усадьбе, я как старший сын остался за старшего, - с гордостью объяснил молодой фиванец. - И матери скажу то же самое, думаю, она справится, пока меня не будет… Матушка всегда рада помочь, хотя не входит в дела мужчин.

- Рада помочь тебе против отца? - заметил Никострат.

Но лаконец не стал развивать скользкую тему. Они и так уже засиделись: в роще посвежело и деревья отбрасывали длинные тени. Никострат встал.

- Ты найдешь дом Каллирои? В Афинах всякий скажет тебе…

- Конечно, - Диомед кивнул, и темные глаза его загорелись жаждой приключений. Рассказы о войнах все еще звучали для него Гомеровыми преданиями. Фиванец улыбнулся; он вышел из воды и, присев, обулся. Потом выпрямился, золотоволосый, осиянный закатным солнцем.

- Я бы пошел с тобой и в Ионию… Нет, я пойду с тобой! И мои братья тоже!

Никострат кивнул, но промолчал. Как долго еще будет откладываться общегреческая война, на которую так надеется и которой так страшится Мелос?

“Хотел бы биться с тобою плечом к плечу… чтобы ничто не сделало нас врагами”, - писал иониец, наконец обретший свое царство.

Договорившись о новой встрече, друзья распрощались и пошли каждый своей дорогой. Никострат шагал, торопясь домой: он опасался за Эльпиду всякий раз, когда оставлял ее одну в доме покровителя, и блестящая догадка Диомеда звенела у него в голове… Хорошо безженному фиванцу было умничать!

Заслышав в коридоре шаги мужа, Эльпида выбежала навстречу.

- Никострат! Эхион пытался… то есть он вошел в нашу спальню со своим рабом, и… - задыхаясь, проговорила жена.

Никострат стиснул ее руки в своих, прерывая речь.

- Я знаю! Письмо? - понизив голос, лаконец кивнул в сторону стола, видневшегося через приоткрытую дверь.

Эльпида кивнула.

- Он оставил его тебе, но был так зол… Я пыталась остановить его…

Никострат благодарно поцеловал жену.

- Ты сделала как нельзя лучше! Я отправлю это послание, не бойся.

В его серых глазах Эльпида прочла намек, утишивший ее тревогу. Она знала, что Никострат ходил встречаться с фиванцем, и догадывалась, зачем.

Когда на другой день приехал вестник, Никострат отдал ему письмо; и сумел поговорить наедине, убедив подождать более содержательного ответа. Иониец остался весьма недоволен, сказав, что корабль не может ждать бесконечно; но согласился вернуться через две декады.