- Ну, и чем это кончится? Когда? - уже в который раз горестно спросила Фрина у матери. - Чувствую, я так и состарюсь вдовой при живом муже!..
Светловолосая малышка Хризаора вторила ей плачем.
Поликсена взяла внучку на руки, укачала, и ребенок затих - Хризаора всегда успокаивалась у нее быстрее, чем у матери. Фрина видела и это; и пуще прежнего ревновала. Низложенная царица до сих пор превосходила ее во всем!
Мать вернула Фрине девочку.
- И я не знаю, что будет, - сказала Поликсена дочери. - Разве мне легко думать о женщине, которую любит Никострат, - распутной женщине старше него и наверняка бесплодной?.. Но вот сын мой решил, что она для него лучше всех, - и я должна смириться!
Фрина только вздохнула.
Жизнь в поместье тянулась по-египетски - один день не отличался от другого: и эта монотонная жизнь усыпляла, заставляла забыть о тех, кто боролся, любил и страдал так далеко. Мало-помалу образ мужа поблек в памяти дочери Поликсены, и она посвятила себя своему ребенку и обычной женской работе. Казалось, никто в целом Египте больше не вспоминает о них: это настораживало Поликсену, когда она еще задумывалась о политике, но Тураи по своему обыкновению успокаивал жену.
- Поверь мне, сестра моя, - о нас и вправду забыли. Эта страна слишком стара - она быстро погребает свое прошлое под песками. Даже Камбиса уже не помнят.
- Камбис мертв, - заметила эллинка.
Но несмотря на тревогу, которую доставили им смерть Уджагорресента и события за границей, они наслаждались этим временным спокойствием.
Ити-Тауи теперь жила в Мемфисе - дядя все-таки похлопотал за нее: дочь Уджагорресента и царицы Нитетис пользовалась успехом при дворе персидского наместника. Египетские порядки восторжествовали над персидскими, и благородные египтянки продолжали пользоваться почти такой же свободой, как и до Камбиса.
Но с подругой Ити-Тауи видеться перестала; перестала ей и писать. Фрина вначале очень беспокоилась; а потом мать сказала ей:
- Думаю, ничего страшного не случилось - просто Ити-Тауи закружила другая жизнь. Вероятно, нашелся господин, которому она приглянулась, и она полностью захвачена новым чувством. Ити-Тауи не пишет, потому что понимает - вы с нею скоро будете разлучены, как все девушки, становящиеся женами…
- Не все! Ты и Нитетис не разлучались! - перебила Фрина в запальчивости.
Мать ничего не ответила. И в этой тишине афинянка осознала ее слова.
- Ити-Тауи выходит замуж? Великие боги! Не за перса, я надеюсь?..
- Нитетис была замужем за персом, - сказала Поликсена.
Фрина сникла. Она молча ушла прочь - вероятно, предаваться жалости к себе и подруге детства. Поликсена только головой покачала.
Кто мог подумать, что из сильной резвой девочки вырастет такое плаксивое существо, занятое только собой?..
Поликсена посмотрела на стоявшую в нише золотую статуэтку Нейт, с миндалевидными глазами и в высокой короне, - все изображения Нейт теперь напоминали ей Нитетис. Поликсене показалось, что подруга укоряет ее из своей вечности; и бывшей царице стало стыдно за такие мысли о собственном ребенке. Фрине и вправду повезло куда меньше, чем ей самой.
Наконец, когда все в усадьбе уже перестали ждать, Ити-Тауи написала своей названой сестре. Египтянка извинялась за долгое молчание: она подтвердила догадку Поликсены.
Ити-Тауи выходила замуж, и счастливо: она собиралась стать главной женой одного из советников Дария в Египте. Это был египтянин, не первой молодости, но очень влиятельный.
“Приезжай на мою свадьбу, дорогая сестра, мне будет так недоставать твоего лица! - писала Ити-Тауи. - То, что я сказала тебе, не изменилось: такой друг, как ты, может быть только один…”
Фрина радовалась и удивлялась.
- Неужели она не нашла себе среди египтянок девушку, которая стала бы ей ближе, чем я?..
- Не нашла, как видишь. Думаю, и не найдет, - ведь вырастили ее мы, - проницательно заметила Поликсена. - У женщин такая первая дружба чаще всего оказывается и последней.
Фрина порывисто обняла мать.
- Можно мне поехать, мама? Ити-Тауи сказала, что пришлет мне воинов для охраны!
- Поезжай, - ответила Поликсена.
Фрина поняла, что скрывалось за этим разрешением. Ити-Тауи пришлет воинов - значит, отказаться невозможно…
Их дружба сильнее, чем когда-либо, запахла принуждением; но теперь Поликсена не боялась за дочь.
Когда в поместье прибыли воины-египтяне в белых матерчатых доспехах и круглых шлемах, Фрина собралась в дорогу вместе с ребенком. Она захватила с собой кормилицу и служанку. На берегу Фрина наспех расцеловалась с матерью и, сев в лодку, скомандовала грести.
Афинянка оглянулась только раз - растерянное лицо в ореоле золотистых волос, выбившихся из-под белой ленты.
Поликсена помахала ей и улыбнулась. Ей почти не было тревожно за дочь - только за будущее ее дружбы… Сердце говорило эллинке, что на свадьбе Ити-Тауи Фрина увидится с подругой в последний раз.
Фрина вернулась домой оживленная и полная впечатлений.
- Все было очень красиво… богато и с выдумкой. Мы танцевали ночью с факелами, резвились в воде, на кораблях выступали ряженые… Такие праздники устраивала только ты, мама!
- А сама Ити-Тауи? - спросила Поликсена. - Это веселье, наверное, не она устроила, а ее муж!
- Она радовалась со всеми… как лицедейка, - закончила Фрина печально и понимающе. - Жениха я плохо разглядела среди других мужчин. Он, должно быть, хотел не себя явить, а показать всему свету, кого он берет в жены…
- Это дурной знак, - сказала Поликсена после молчания. - Такие хвастливые мужья часто становятся тиранами и ревнивцами, когда двери за гостями закрываются. А он, конечно, еще и от азиатов всякому научился!
Фрина побледнела.
- Вот и мне так подумалось!
Афинянка отвела глаза.
- На другой день Ити-Тауи вышла ко всем с улыбкой, усталая, но в полном здоровье… я еще порадовалась, что ночь хорошо прошла. Это ведь не скроешь, если присматриваться. А теперь вот не знаю, что и думать…
Поликсена кивнула.
- Она говорила с тобой?
- Совсем немного. Смущалась и хотела поскорее назад к мужу, - Фрина нахмурилась. - Я не думаю, что он ее уже начал неволить…
- Но скоро может начать, - поняла Поликсена. - Да, вероятно.
Коринфянка сочувственно улыбнулась дочери.
- Что ж, твоя Ити-Тауи не такая, как ее мать, - и от нее никогда не требовали того, что от Нитетис!
- Мне жалко ее, - серьезно сказала Фрина.
Поликсену это признание даже обрадовало: впервые за долгое время Фрина задумалась о ком-то, кроме себя. Потом она сама ощутила жалость и страх за свою воспитанницу. Однако теперь они были бессильны вмешаться в ее жизнь.
***
Однажды в усадьбу приехал Кеней. Второй сын Ликандра после отплытия сводного брата продолжал учиться в Саисе; он тоже готовился вступить в дворцовую стражу. Казалось, смерть Уджагорресента ничего для него не изменила. И Поликсена была удивлена его появлением.
- Тебя отпустили?
- Да, я просил отпуск! Но я не хочу возвращаться, - сказал Кеней. Щеки спартанского мальчика на дворцовых харчах округлились, мускулы выпирали под египетским кожаным панцирем - Поликсена залюбовалась им. Но темные глаза Кенея горели странной новой решимостью.
- Что-нибудь случилось? - спросила Поликсена.
- Я совсем бесполезен, - сказал Кеней с каким-то отчаянием, с ожесточением. - Меня прислали из Спарты на помощь брату, но брата со мной давно нет… а я готовлюсь пополнить ряды персидских прислужников!..
Поликсена кивнула.
- Понимаю, - сказала она сочувственно. - Но все же сбегать тебе нельзя, Кеней.
Юноша мотнул коротко стриженной темноволосой головой.
- Ты не понимаешь, госпожа, - ответил он. - Я не просто так… я слышал, что против тебя готовится заговор!
- Заговор? - воскликнула Поликсена.
- Я подслушивал… я хорошо умею подкрадываться, - ответил Кеней; вспоминая о своем ученичестве, когда ему, как другим лаконским мальчикам, приходилось воровать еду под угрозой смерти. - Какие-то придворные очень дурно говорили о тебе, и это были не просто слова. Я чувствую!
