Нет, Шахназ не хотела смерти мужа; но не могла не думать о такой возможности.

И однажды, пока Дарион был в отлучке, персиянка позвала своего евнуха, исполнителя самых деликатных поручений. Муж ее евнухов не любил, но запретить жене держать слугу не мог. Никогда женская половина дворца не обходилась без таких посредников.

- Что угодно моей госпоже? - спросил безбородый слуга, когда их оставили одних. Шахназ улыбнулась; потом вновь нахмурилась.

- Я хочу написать письмо матери моего мужа. И ты не должен никому говорить об этом, - предупредила хозяйка.

Она прошлась по комнате, мягко ступая расшитыми бисером войлочными туфлями, сложив руки на груди.

- Я не стану грозить тебе, потому что ты сам понимаешь все последствия…

- Конечно, - евнух уже сообразил, к чему идет дело, и даже побледнел. - Будь покойна, госпожа, никто не вытянет из меня этой тайны!

- Дарион очень просто вытянет, - усмехнулась Шахназ. - Но так нужно… тебе и мне остается положиться на бога. Садись и пиши, - распорядилась она, звучно хлопнув в ладоши.

“Царственной Артазостре, почтенной матери моего супруга и господина моей жизни, украшенной многими добродетелями, и превыше всего - мудростью.

Да будет тебе известно, госпожа, что мой муж отправился на войну с нашими соседями. Сердце мое переполняет тревога. Я ничего так не желаю, как того, чтобы дни Дариона продлились до старости, дабы он воспитал своих детей, а потом детей своих детей. Но слишком многие желают ему гибели. Что будет со мною и с сыновьями Дариона, если мы понесем эту утрату?

Что будет с Ионией и со всеми ариями на этой земле? Греки могут воспользоваться нашей слабостью, как и персы в Ионии, которые жаждут власти для себя и непокорны царю царей.

Если я, да избавит меня Ахура-Мазда, все же останусь без мужа…”

Евнуха прошиб пот, пока он записывал, едва успевая за полетом мысли госпожи. Шахназ дерзновенно предлагала Артазостре в случае гибели Дариона прислать ей другого из сыновей княжны, чтобы тот стал ей новым мужем и отцом ее сыну!.. Шахназ была согласна даже на иного супруга и защитника, если младшие дети Артазостры еще недостаточно зрелы; пусть только это будет перс, приближенный ко двору великого царя, который соблюдет интересы Дария в Ионии.

Слуга признавал про себя, что такой ход может быть очень своевременным. Он признавал и то, что у Артазостры достаточно государственного ума, чтобы верно оценивать своего старшего сына и его положение в Ионии.

Но евнуха заколотило при мысли о том, что будет, если Дарион узнает о происках жены и его собственной причастности к этим делам!..

Он чуть не поставил кляксу, заканчивая послание. Дрожащей рукой присыпал его песком и уронил тростниковую палочку для письма на свой коврик, на котором сидел скрестив ноги.

Шахназ наклонилась к слуге и нежно сдула песок с папируса.

- Благодарю тебя, - сказала она евнуху, забирая письмо.

Тот встал, неверными руками отряхивая свою длинную синюю одежду.

- Но что, если наш господин…

- Он ничего не узнает, если ты будешь молчать, - отрезала хозяйка. - Тебя может выдать только твой страх, сознание вины на твоем лбу! Но ведь ты понимаешь, что мы правы?..

- Да, госпожа, - евнух поклонился, прижав руку к сердцу.

В этом он и впрямь не сомневался.

- Ты будешь вознагражден, как только письмо уйдет, - пообещала Шахназ.

Дарион вернулся через три дня после того, как письмо покинуло Милет. Дарион торжествовал победу, и был счастлив, каким Шахназ его уже давно не видела. Она искренне радовалась за супруга, и их любовь разгорелась опять, как священный огонь.

Дарион взахлеб рассказывал о том, что принимал участие в бою, и показывал рану в плече, чуть не рвался размотать повязку… Шахназ удерживала его. У Дариона поднялся жар, и плечо болело; хотя их супружеским утехам это не помешало.

Но когда Шахназ меняла мужу повязку и промывала рану травяным настоем, она заметила, что та нанесена вскользь.

Дарион уклонился от удара; а потом, по-видимому, и от участия в битве. Что ж, это разумно. Такое умеренное мужество - то, что нужно ее супругу; и, даст бог, он еще долго проживет на пользу своему народу и себе.

========== Глава 137 ==========

Эльпида сидела перед большим медным зеркалом в спальне - оно было похоже на полированный щит; когда у гетеры бывали гости, его отворачивали к стене. Коринфянка рассматривала себя, пытаясь понять, не польстило ли ей зеркало, добавив красок. Возможно, ее волосы лишь в нем сияют яркой медью; она часто споласкивала их хной, но кудри все равно тускнели, попадались даже седые волоски.

- А вот здесь я вижу морщинку, - сказала Эльпида вслух, проведя пальцем между бровей. Она словно бы ни к кому не обращалась; но чувствовала, что Корина сидит за спиной и внимает каждому слову.

Гетера повернулась на своем круглом табурете, грустно улыбаясь.

- Скажи, я очень постарела за этот год?

- Что ты, госпожа! - воскликнула рабыня.

Корина встала и подошла к ней.

- Немногие могут сравниться с тобой и в Коринфе, и в Афинах, - сказала она.

- А ты до сих пор можешь судить о своих Афинах? Я и то не могу, - вздохнула Эльпида.

Она облокотилась на колени, ссутулив плечи и глядя прямо перед собой.

- Скажи, ты помнишь тот год, когда я убила моего первого ребенка?

Глаза Корины округлились от ужаса, точно она, живя в доме своей госпожи, и не слыхивала о таких вещах; потом рабыня-афинянка качнула головой.

- Я не помню, госпожа…

- Ах, да, - Эльпида слегка улыбнулась, коснувшись своего наморщенного лба, точно воспоминания вернулись к ней. - Это было еще до тебя. Мне было шестнадцать лет, я только начала привлекать мужчин, окончив школу… и почти сразу могла бы кончить и мое занятие, если бы не сделала того, что нужно.

Эльпида усмехнулась.

- Я болела всего ничего, и даже крови почти не потеряла. Потом был второй, третий - уже ты видела… Потом я перестала беременеть.

Корина безмолвно смотрела на Эльпиду. Никогда она не помнила свою веселую, смелую госпожу в таком настроении; хотя и видела мгновения ее уныния.

- Но ведь, дорогая госпожа… многие делают так, и отцы порою выбрасывают детей, когда не могут кормить! - сказала маленькая служанка, когда слова вернулись к ней.

- И даже из прихоти, - усмехнулась гетера. - Да, знаю. В доме твоей афинской хозяйки выбросили девочку, я верно помню?

Она перекинула через плечо свои все еще пышные ярко-каштановые волосы.

- Но дело отцов другое, разве нет? И теперь я боюсь, что истратила все, отпущенное мне Афродитой.

Корина снова села на циновку, глядя на хозяйку с благоговением и страхом.

- А как же… как же он?

Эльпида вдруг дернула себя за волосы, которые бездумно теребила.

- Я старше его на семь лет - а кажется, что на семьдесят, - мрачно ответила гетера. - Мне кажется, что я могла бы быть его матерью… это ведь я сделала из него мужчину!

- Но ведь он так тебя любит, - жалобно сказала Корина, опять не понимая госпожу.

- И я, - сказала Эльпида тихо. - Я никогда еще не думала о любовнике столько, сколько о нем, только о Диокле… о самом первом… Но Диокл был первым, а Никострат у меня последний! - закончила она с ожесточением.

Корина в испуге сложила маленькие руки.

- Ты хочешь сказать, госпожа…

- Я еще смогу заработать и стихами, и музыкой… смогу учить девочек… С голоду мы не умрем, - сказала Эльпида, прекрасно понимая рабыню. - Но тело мое износилось… и все, что было бы после моего спартанца, было бы грязью. И до него я устала и телом, и душой. С этим юношей я словно отмылась от сточных вод.

- А что, если ты все-таки… - произнесла Корина и остановилась.

- Вряд ли, - сказала хозяйка.

Затем Эльпида задумалась по-новому.

- Если бы я родила от него, удержало бы это его здесь? Не знаю! Не знаю, как лучше! Одно несомненно - его привели ко мне боги; но что ждет нас, не знаем мы оба.