Она была одета в простой белый хитон, только опояска - из серебряных квадратиков. Каштановые волосы гетера оставила почти свободными, сплетя лишь вьющиеся концы в косу.

Хозяйка села напротив Никострата на табурет и улыбнулась ему. Увидев ее красоту и ощутив женский аромат, Никострат понял, что опять желает ее; и потупился, стремясь погасить опасное чувство. Эльпида подарила ему себя этой ночью… он очень благодарен ей, и довольно!

- Ты понравился Корине, - неожиданно сказала гетера.

Никострат изумленно вскинул глаза.

- Для тебя это так важно… кто из гостей понравится рабыне?

- Конечно, важно, - ответила Эльпида. В голубых глазах коринфянки появились искорки, но теперь она не улыбалась. - Корина видела немало благородных мужей в этом доме… но отнюдь не каждый удостоился ее похвалы.

“И отнюдь не каждый оставался на ночь, даже за плату”, - подумал Никострат; но воздержался от такого замечания. Однако эти слова, о других мужчинах, охладили его и даже рассердили. Уголки губ Эльпиды тронула улыбка.

- Тебе нужно спешить, правда? Твой друг ждет… или друзья, с которыми ты приехал!

Желание Никострата вернулось с новой силой, стало почти болезненным - при виде тела гетеры, обрисованного светом, ее прелестной женской усмешки. И тогда он по-настоящему разозлился и отступил от соблазнительницы.

- Что еще ты обо мне знаешь? - воскликнул спартанец.

- Успокойся! - теперь голос Эльпиды прозвучал холодно и властно. Она поднялась - это была высокая женщина, как его мать. - Кажется, я ошиблась насчет тебя, - заметила коринфянка. - Ты совсем дикий, как твои необузданные сородичи!

Никострат на мгновение изумился, как это она не испугалась его, увидев его ярость; а потом изумился уже другому.

- Ты так быстро поняла, что я родом из Лакедемона? И про моего друга догадалась?

- Я догадалась, что ты в нашем городе один и чужой… И я, совсем не зная тебя, отчего-то подумала сразу, что ты достоин и помощи, и любви!

Несмотря на суровость Эльпиды - а может, именно благодаря этой суровости Никострат ощутил, что гетера и вправду неравнодушна к нему. Юноша смутился - не только от желания, но и от предвосхищения чего-то нового, что только коснулось сердца…

Вновь подойдя к своей ночной подруге, он посмотрел в ее голубые глаза. Эльпида смотрела внимательно, чуть насмешливо… но и с тревожным ожиданием, подобным тому, какое Никострат ощущал сам. Она тоже немного закраснелась.

Никострат склонился к гетере и поцеловал: ее теплые губы ответили, но этим поцелуем женщина тоже вопрошала его о том, что еще не было произнесено. Лаконец улыбнулся, взяв ее за руку.

- Я приду к тебе вечером… можно? - спросил он, зная, что говорит единственно верные слова.

Эльпида слегка кивнула гордой головой.

- Приходи, - сказала она серьезно. - Я опять буду одна, но это ненадолго. Приходи, пока еще не стемнело, чтобы мы могли поговорить!

Никострат медленно наклонил голову: так же, как в том судьбоносном разговоре с персидским сатрапом. Он повернулся и ушел, чувствуя спиной жгучий взгляд своей первой любовницы. Теперь царевич старался не думать, забыть о минувшей ночи ради дня… он не сможет рассказать Мелосу, что с ним случилось, так, чтобы друг понял!

До гостиницы Никострат добрался почти бегом. Мысли у него путались, будто короткое обладание Эльпидой принесло разлад между душой и телом, который уже не излечить. Царевич даже не заметил своих ионийских стражников, которые узнали его и в беспокойстве окликнули: ионийцы знали, что он не ночевал с другом.

Никострат несколькими прыжками вознесся по лестнице и ворвался в комнату, которую они делили с Мелосом.

Только там он перевел дух; и не сразу увидел самого Мелоса, который сидел на табурете, сложив руки, будто давно уже ждал его.

- У нас есть вода? Или вино? - хрипло спросил Никострат, вспомнив, что у него пересохло в горле. Другие слова он опять позабыл.

- Есть и вода, и вино, - Мелос встал навстречу другу. Он не выглядел сердитым - но печальным, точно сбылись худшие его опасения; и это внезапно рассердило спартанца, так же, как непонятная игра Эльпиды. Но Никострат быстро учился сдержанности: теперь он промолчал.

Иониец налил Никострату сильно разбавленного вина - и тот выпил целый кубок. И только потом улыбнулся верному товарищу.

- Я не смог бы тебе рассказать, даже если бы очень постарался…

- Не старайся, - с раздражением ответил Мелос. Наконец царевич ощутил, сколько иониец успел передумать, дожидаясь его.

Мелос повернулся к Никострату, опустив руки: в темных глазах был упрек.

- Я все понимаю! - воскликнул иониец. - Ты уже попался!

- Может, и так, - тихо откликнулся Никострат. Он больше ничего не прибавил и не посмотрел на Мелоса; и иониец скорбно усмехнулся.

- Ты сегодня опять к ней пойдешь! Ведь пойдешь?

- Да, - Никострат поднял голову. - Я думал, что ты ценишь во мне постоянство!

- Конечно, я очень ценю… - Мелос осекся, словно осознав, что Никострат, такой надежный с ним, и с женщиной другим быть не может.

- А она? Сам подумай, - иониец продолжил с жаром, осененный новой мыслью. - Она, конечно, хороша… Но сколько у нее было до тебя, и сколько будет после?..

На лице Никострата сверкнул гнев.

- До меня? Я уверен, что Эльпида немногих допускала до себя, - отвечая другу, лаконец почувствовал в этом уверенность. - А после…

Он покачал головой.

- Не знаю! Одной Ананке ведомо!

Никострат сел и задумался. Налив себе еще разбавленного вина, он сделал несколько глотков, глядя в грубо оштукатуренную стену напротив. Потом посмотрел на друга.

- Гетеры водят дружбу со многими мужами… Ведь они занимаются не только этим, - он покраснел. - Эльпида предлагала нам помочь!

Мелос негромко ахнул.

- У вас уже до такого дошло?

Никострат улыбнулся.

- Архонт посоветовал - заведите друзей! И нам этого не избежать! Так зачем отказываться от того, что дает судьба?

Мелос вздохнул и кивнул.

Никострат поднялся, и друзья обнялись.

- Я боюсь за тебя, и за наш диас, - признался Мелос. Он никогда еще не признавался в ревности, и Никострат удивленно замер в его объятиях. А потом высвободился и посмотрел другу в глаза.

- Я тебя люблю больше всех мужчин, и ты это знаешь! Но мы должны идти вперед, и дальше ни перед чем не трусить!

Он похлопал Мелоса по плечу, и иониец улыбнулся, смиряясь с волей друга; как делал всегда.

- Ты написал письмо матери? - спросил он.

- Вчера еще закончил… Но, думаю, теперь его предстоит переписывать, - ответил царевич. Мысли его вновь вернулись к Эльпиде.

***

Они позавтракали вдвоем у себя в комнате, а потом решили пройтись по городу, познакомившись с ним; не имея пока других дел. Они придумали подняться на священный холм, в храм Афродиты.

Друзья исполнили свой зарок - купив на рынке пару голубей в клетке из ивовых прутьев, отдали их одной из старших жриц, пожилой суровой женщине. Они сами смотрели, как птицы бьются под ее ножом, как красная кровь брызжет на алтарь - большой плоский камень, побагровевший от жертвоприношений и смердевший, хотя его часто мыли. Потом Никострат и Мелос долго стояли на вершине холма, глядя на Коринфский залив, на Истмийскую дорогу* далеко внизу - по ней ползли маленькие люди: вереницы путешественников и торговцев, воинские отряды. Вокруг вздымались пурпурные горы.

- Смерть мы видим, смрад чуем! А видим ли волю богов? - внезапно произнес Мелос. Обычно покладистый с другом, он был способен на большую дерзость.

Никострат пристально посмотрел на него. Он вспомнил, как Мелос в пятнадцать лет, один из всех, отправился в Лакедемон, просить спартанцев за своего друга и его мать-царицу; вспомнил, как Мелос ворвался на своем коне в Спарту и потребовал встречи с самим царем… Никострат взял друга за руку, ощущая глубокую благодарность.

- Мы не видим волю богов, Мелос, - сказал он. - Мы ее осуществляем.