- Отец умирает, - просто сказала она слова, которых Фрина ожидала.

- О, - воскликнула эллинка. Она простерла руки, и Ити-Тауи позволила себя обнять. Но юная жрица все еще мысленно пребывала с отцом.

- Он давно готовится к своему путешествию… но сейчас сказал мне, что не может представить себе человека, который успел бы к этому приготовиться.

- Я понимаю, - воскликнула Фрина, как недавно в разговоре с матерью. Но Ити-Тауи только покачала головой. Египтянка взяла ее под руку.

- Пойдем в дом и поговорим о живых, - сказала она. И Фрина подчинилась властности младшей подруги, грустно и восхищенно удивляясь, как изменило ту египетское воспитание.

Письмо Артазостры прибыло почти одновременно с удручающими новостями из Саиса. Уджагорресент перенес тяжелый сердечный припадок, и едва мог подниматься с постели: он затворился в своем доме во владениях храма Нейт. Как будто уставший от жизни сын вернулся к бессмертной матери, прильнув к ее рукам…

Царский казначей срочно требовал к себе дочь. Ити-Тауи немедленно приказала служанкам собирать ее вещи, но сама осталась в усадьбе, пока не было прочитано письмо из Азии. Для этого хозяйка собрала в трапезной всех домочадцев, поскольку предложения персидской княжны касались каждого.

Дочь Уджагорресента, насупив брови и выпрямившись на стуле, выслушала, как Поликсена читает вслух те строки, которые можно было огласить. Вдова ее брата предлагала эллинке и всей ее свите убежище в Азии, под крылом у Дария, в связи с болезнью Уджагорресента…

- Эти вести немного запоздали, - сказала побледневшая Ити-Тауи, когда чтение было закончено. Египтянка стремительно поднялась с места, удивительно похожая на божественную мать. - Ты ведь не предпримешь ничего прямо сейчас, царица? - спросила она Поликсену.

- Нет… - Поликсена покачала головой, неприятно задетая церемонностью своей воспитанницы; она была оглушена всем тем, что обрушилось на нее в такой короткий срок. - Конечно же, нет, нам всем нужно время! И ничего еще не случилось, - прибавила она.

Коринфянка подарила Ити-Тауи принужденную улыбку.

- Я понимаю, о чем ты спрашиваешь. Можешь ли ты сейчас уехать к отцу, чтобы потом вернуться к нам!

- Да, - сказала Ити-Тауи, выше подняв голову.

А Поликсена думала, что эта юная госпожа Та-Кемет, так же, как и они, чужеземцы, со смертью родителя может лишиться всего… У Ити-Тауи остался дядя со стороны отца, но этот вельможа ей совсем чужой и не желает впутывать себя в опасную политику Уджагорресента. А знакомства, которые Ити-Тауи завела при мемфисском дворе, слишком ненадежны. Эта девочка воспитывалась отдельно от сверстников, в храмовой строгости… Уджагорресент желал взрастить вторую живую богиню, подобную Нитетис, и теперь ей придется расплачиваться за это. Как и за многие другие отцовские деяния.

Еще Ити-Тауи могла бы вернуться к жрецам Нейт. Они, конечно, защитили бы ее, полностью оградив от мира… как некогда Нитетис, которая едва вырвалась из-под их власти!

- Ну конечно, мы будем ждать тебя, - сказала Поликсена девушке, исполнившись жалости. - Мой дом был и навсегда останется твоим!

Эти слова совлекли с Ити-Тауи неприступность жрицы, и египтянка бросилась к ней. Она прижалась к Поликсене совсем как Фрина, давясь слезами, которые так долго сдерживала.

- Я… тоже никогда не забуду, - пробормотала Ити-Тауи.

Она поцеловала руку бывшей правительницы Ионии. Потом выпрямилась, раскрасневшись от слез, но мало-помалу возвращая себе самообладание.

- Я поеду к отцу и приму его дух, как он ждет этого от меня… Вы приедете на похороны, когда я пришлю вам извещение?

Теперь Ити-Тауи обращалась ко всем; и все собравшиеся в комнате серьезно и сочувственно подтвердили готовность воздать Уджагорресенту последние почести. Фрина быстро шагнула вперед.

- Я поеду с тобой! - воскликнула она, обращаясь к подруге.

- Нет! - ответила Поликсена, опомнившись. Она ступила вперед и схватила дочь за руку. - Нет, в такое время ты не можешь поехать, - понизив голос, торопливо объяснила мать возмущенной Фрине. - В Саисе ты будешь беспомощна, даже с Ити-Тауи, и смерть таких высоких людей - самое время для смуты!

- Мама, что ты говоришь! - воскликнула Фрина, чуть не плача. Она вырвала свою руку. Ей и без того почти ничего не позволялось, будто афинским женам в городе ее отца; теперь мать и в таком святом деле ей отказывала!

- Госпожа царица права, - неожиданно сказала Ити-Тауи, внимательно слушавшая их. Эта четырнадцатилетняя девушка казалась разумнее старшей подруги; возможно, и была. - Тебе нельзя сейчас ехать в Саис, Фрина… и никому из вас не следует, - предупредила египтянка остальных.

Поликсена улыбнулась.

- Мы понимаем, дорогая. Поезжай спокойно.

Когда Ити-Тауи отбыла, Тураи велел всем домочадцам разойтись и заговорил с женой о послании Артазостры.

- Что ты думаешь об этом? Персиянка говорит, что промедление может быть очень опасно, и я с нею согласен!

- Неразумие может быть еще опаснее, - ответила ему супруга. - Как бы то ни было, ты ведь не покинешь свою землю! У нас больше ничего нет!

Тураи кивнул.

- Я буду держаться до последнего, - мрачно сказал он. - Но я желал бы, чтобы ты не забывала, даже ради меня… что ты не дочь этой страны, и что большая часть твоих людей - тоже эллины.

Поликсена видела, какого усилия ему стоили эти слова. На лбу египтянина выступил пот.

- Я никогда не забуду этого, - сказала она, побледнев. - Но не торопи события, милый! И не говори о худшем: можешь накликать беду, - прибавила коринфянка.

Уджагорресент скончался на руках у дочери. Ити-Тауи вернулась в поместье, позаботившись о бальзамировании: юная жрица сама проследила за тем, чтобы отцу в Обитель мертвых были доставлены лучшие масла, ткани, благовония и амулеты. Она надела траур и в уединении своей комнаты читала заупокойные молитвы для облегчения его пути.

Фрина, не смея приблизиться к подруге в такие мгновения, не могла сказать - в самом ли деле Ити-Тауи любила своего страшного отца, который сделал им столько добра вместе со злом, или только выполняла свой долг дочери и жрицы. Но Фрина тоже надела синие одежды, и хотя Ити-Тауи мало говорила с ней в эти дни, эллинка видела, что подруге это приятно.

Когда мумия была готова, погребальная процессия отправилась на остров Пилак, где была похоронена царица Нитетис, - в соответствии с волей покойного. Столь важную особу провожало много египтян всех сословий, и не меньше персов. Поликсена, Тураи и Фрина со слугами и охраной присоединились к сопровождающим.

========== Глава 133 ==========

Никострат и Мелос смотрели, как приближается Коринф, стоя на палубе и держась за руки. Над холмами разгорался рассвет, и обоим казалось, что это утро их новой жизни. Царевичу и его другу в этом плавании не пришлось работать за матросов - все, в том числе и прежние их товарищи с кораблей Уджагорресента, смотрели на них новыми глазами.

Мелос даже подумывал, не в этом ли состояла цель персидского сатрапа, - погубить их золотом, соблазнить удовольствиями Коринфа, который был даже за морями известен развратной жизнью: несмотря на то, что населяли этот полис дорийцы, одной крови со спартанцами, говорившие на том же наречии. Но скоро они вошли в гавань, и размышлять о прошлом стало некогда.

Один из киренских моряков, с медными колечками в ушах, хлопнул Мелоса по плечу и весело спросил:

- Ну что, герои, теперь-то воздадите должное Афродите?

Он кивал на белый храм на холме, сиявший в утренних лучах. У Мелоса стало сухо во рту и жарко в паху: конечно же, молодой воин знал, что в храме Афродиты служат прекрасные жрицы, предлагающие себя гостям. Он поперхнулся и сказал:

- Воздадим.

Иониец посмотрел на Никострата, и прочел в его серых глазах то же, что думал сам. Они непременно пожертвуют Пенорожденной пару голубей и немного золота, в благодарность за покровительство, - но они здесь не затем, чтобы растратить деньги и честь, забыв о своем долге. Еще так много нужно сделать!