И если бы тираном Милета уже не был его старший брат.

При таком наследовании власти, как в Персиде, царственные братья не опора друг другу, а злейшая помеха… У Артазостры в Сузах завелся знакомый придворный евнух Фарзан, который стал ей добрым другом; они с ним часто играли в умные игры и беседовали. Евнух позволял себе весьма рискованные шутки. Однажды сказал, что хорошо бы ввести такой обычай - каждому новому персидскому царю при вступлении на престол избавляться от всех своих братьев, ради порядка в государстве. Он и Артазостра так посмеялись тогда…

А еще Фарзан сказал, что необыкновенное пристрастие греческих мужчин к мужеложству, друг к другу и к мальчикам, для них разумно, поскольку предохраняет их полисы от перенаселения. Артазостра ответила, что для этого вполне хватает непрерывных войн, которые ведут друг с другом эллины разных кровей. Они с евнухом снова очень смеялись. А теперь княжна смотрела на своего второго сына, юного красавца Артаферна, и грудь ее холодела.

У нее самой осталось трое сыновей… Это потому, что ее греческий муж по своему обычаю имел только одну жену. А у власть имущих в Персии обычно еще больше детей мужского пола, достигающих зрелости, и все они готовы кромсать свою землю. Царство Дария велико, и оно все увеличивается - но для стольких притязаний никогда не будет достаточно велико.

Ей остается лишь воззвать к Ахура-Мазде, просить света и справедливости для своих детей… Артазостра поцеловала безмолвного сына и отослала от себя: ей нечем было сейчас удовлетворить его. Она развернула второй папирус - от своего осведомителя в Саисе.

Как всегда, он сообщал ей о Поликсене. Артазостра еще ни разу не написала подруге сама после их расставания; но ей отрадно было слышать, что с эллинкой все хорошо. У Поликсены появились еще один собственный сын и внучка. Теперь Египет для нее - самое спокойное место.

Но последующие новости очень взволновали княжну. Ее человек сообщал, что здоровье Уджагорресента сильно ухудшилось. Уджагорресент был главным покровителем Поликсены и ее ионийцев в Египте.

Если царский казначей скоро умрет, Поликсена вновь окажется в большой опасности. Слишком наивно думать, что у нее в этой стране не осталось врагов, подобных шакалам…

Артазостра ощутила сильнейшее желание написать подруге и предложить ей убежище. В Сузах теперь слишком тесно; но, может быть, Поликсене понравится Парса, новая великолепная столица Дария? Греки, работающие и живущие там, называют ее Персеполем - Городом персов.*

Артазостра долго сомневалась. Дружба ее с Поликсеной давно дала трещину, когда царица Ионии обвинила ее в убийстве Нитетис, своей первой покровительницы и самой драгоценной подруги. Да, Артазостра могла бы сделать это, и порою ощущала сильнейшее желание избавиться от главной соперницы за любовь и ум Поликсены! Но, видит бог, она была невиновна.

Египтянка умерла от укуса змеи. Артазостра действовала бы куда хитрее и, уж конечно, выждала бы удобное время. Еще девушкой она научилась готовить тонкие яды, которые в Персии испытывала на животных, а в Ионии, при жизни супруга и с его одобрения, - на преступниках, приговоренных к смерти…

Нитетис убил Уджагорресент, и теперь Поликсена, конечно, поняла это. Но эллинке все равно пришлось искать защиты у этого человека; хотя, не имея покровительства жрецов, в Египте спрятаться трудно. Это вытянутая и равнинная страна, в отличие от гористой Персии; в земле фараонов мало больших хозяйств, и всем им ведется учет.

Теперь старшие беспутные сыновья Артазостры и Поликсены в ссоре; но Артазостра перед любимой подругой чиста. И им, двум матерям и родственницам, надлежит блюсти мир, пока не случилось непоправимое.

Артазостра кликнула служанку и велела позвать евнуха Фарзана, если тот не занят. Он служил княжне писцом и почитал это за честь.

Она надиктует сначала письма Масистру и своему сыну, а потом - Поликсене. Позже может оказаться слишком поздно.

***

Масистр устроил в честь двоих эллинов превосходный обед, но сам ел немного, и больше говорил и слушал. Правда, Никострату и Мелосу мало что было сказать этому захватчику; и, к стыду своему, они недостаточно знали, чтобы ему возражать. Масистр предвидел это и завладел разговором, рассказывая о том, как он управляет Ионией, какие меры принимает против бунтовщиков и преступников, какие общие законы соблюдаются для всех ионийцев, для свободных и рабов, каков порядок сбора налогов…

Никострат хмуро слушал перса, и несколько раз порывался ответить; но понимал, что достойно ответить не сможет. Лишь однажды он дерзко заявил, что эллины никогда не примут персидских обычаев, - не только потому, что не покорятся завоевателям, но и потому, что сыны и дочери Эллады даже перед богами своими не простираются ниц…

Масистр улыбнулся этому, точно детскому недомыслию. И сказал - а стоят ли боги эллинов того, чтобы перед ними простираться?

Они прогостили у сатрапа несколько дней, пока корабли не были готовы в путь. Юноши понимали, что Масистр защищает их от Дариона; и испытывали невольную благодарность.

Перс не обманул гостей и в другом - он заставил Дариона отдать Никострату его долю сокровищ, часть деньгами, малоазийскими и персидскими драхмами, а часть драгоценными кубками и блюдами. Никострат никогда не был и не собирался становиться корыстолюбцем; но как распорядиться этими средствами, уже придумал. Он купит себе в предместьях Коринфа землю, потому что жизнь там дорогая: только знатный человек мог стать гражданином, защищающим город с оружием в руках, - и только гражданин мог заставить эллинов себя слушать… Отобранные мечи и ножи им вернули; но ему и Мелосу также понадобятся хорошие доспехи и кони.

Мелос горячо поддержал друга. Они поедут в Коринф вместе и вместе займутся обустройством. Пока что прикроются вымышленными именами.

Они сочинили послание семье. Никострат писать не любил и не очень-то умел изливать свои чувства; и иониец написал полное любви письмо от них обоих. Рассказал вкратце об их планах; и отдельное нежное послание составил для Фрины.

Мелос уповал, что жена и дочь здоровы и еще какое-то время смогут обойтись без него. Он очень нужен сейчас царевичу.

Мелос сожалел, что не сможет отправиться в Эритрею и проведать родителей; испытывая к Масистру большую признательность, чем Никострат, иониец даже сказал хозяину о своем желании. Масистр любезно ответил, что нет ничего легче, - он учредил в Ионии такую же конную почту, как и в Персии, и его посланник быстро доберется до дома этих людей.

Юноша чуть было не пустился в объяснения; но вовремя прикусил язык. Нет, он никогда не выдаст этому сатрапу, как бы хорош тот ни был, где живет его семья!..

Масистр, казалось, был оскорблен; но скоро перестал сердиться. Сам он на месте своих противников вел бы себя точно так же.

Перс проводил их в гавань. Он давал им не только корабль, но и охрану из ионийцев, чтобы в Коринфе юноши сразу же не лишились и богатств своих, и жизней. Услышав о таком предприятии, плыть с царевичем и его другом напросились оба киренских моряка, которые отважно вступились за них, когда они попали к Дариону. Никострат и особенно Мелос были очень рады этой поддержке. Вот так образуется эллинское братство!

Оглядев Гераклейскую бухту, друзья увидели не только Масистра и его конную свиту из персов, но и Дариона. Они почти не удивились. Дарион, судя по его лицу, ничуть не раскаялся в своей подлости и только укрепился в ненависти к сопернику.

Вид сына Артазостры предвещал скорую расправу. Но ведь он, несомненно, знал, что двое эллинов, верные своему слову, не вернутся в Ионию, пока в ней правит Масистр!

Мелос посмотрел на мощного сатрапа, сидевшего на таком же могучем коне; и ему неожиданно стало страшно. Не за себя и за Никострата - а за Масистра. Перс испытывал к ним искреннюю приязнь, потому что мужественные люди любят подобных себе; и Мелос понимал теперь, что те, кто привык убивать чужими руками, гораздо хуже воинов, которые сами, что ни день, встречаются со смертью…