И вот, в один из таких дней, Поликсена получила приглашение из Саиса - от Уджагорресента, который писал, что желал бы увидеться с нею. Египтянин извещал бывшую царицу, что вернулись два из его кораблей, но ничего не сказал о возвращении ее сына и Мелоса.

Поликсена бросилась с этим письмом к мужу.

- Они остались там - сбежали! - воскликнула коринфянка вне себя, потрясая папирусом. - Слышишь, ты, жрец?.. Наши двое воинов сбежали!..

- Ты уверена?.. - начал Тураи; но тут же осекся, понимая материнские чувства. Он подошел к жене. - Уджагорресент ничего о них не упоминает? - спросил он.

- Нет, - с тяжелым вздохом ответила Поликсена.

Она прижалась к египтянину, и тот начал гладить ее по жестким черным волосам, со всею чуткостью супруга ожидая, что она еще скажет.

- Я понимаю, что Уджагорресент хочет чем-то удивить меня - и неприятно удивить. Но даже он не настолько жесток, чтобы откладывать до нашей встречи вести о гибели моего сына!

Тураи посмотрел жене в глаза.

- А если… он подозревает тебя в заговоре?

Поликсена лишь устало пожала плечами и рассмеялась.

- В каком? Как?.. Я ничем не могла бы помочь сыну отсюда, а союзников на ионийских островах у меня нет. Уджагорресенту это известно ничуть не хуже твоего.

Поликсена покачала головой.

- Нет, за себя я не боюсь. И я поеду.

- Мы вместе, - сказал египтянин.

Исидора родители оставили дома - поручив ребенка кормилице, которую пришлось взять для обоих малышей. В первый раз после рождения сына Поликсена и Тураи покидали усадьбу вместе. А значит, повод был более чем серьезен.

Всю дорогу до реки Поликсена молчала. Хотя египтянин старался не докучать ей: ионийская царица и ее советник достигли такого понимания, при котором слова иной раз только мешают. У Поликсены болели перебинтованные груди, и перед глазами стояло лицо сына - как он улыбнулся ей своей медленной, но сердечной улыбкой, уходя из дому…

А едва они сели в лодку, как служанка Мекет вскрикнула и показала куда-то пальчиком. Тураи, который готовился оттолкнуть лодку от берега, взглянул в этом направлении и окаменел.

- Что там… - начала эллинка. Муж тронул ее за плечо и кивнул на север, откуда к ним приближалась богатая барка - отделанная золотом и покрытая киноварью, как персидские корабли.

Поликсена, которая было побледнела и напряглась, через несколько мгновений успокоенно улыбнулась, взяв мужа под руку.

- Уджагорресент, - прошептала она.

Ни разу еще царский казначей не навещал их в этом поместье - хотя никто из хозяев не забывал, что прежде оно принадлежало царице Нитетис.

Они дождались, пока барка не приблизится; совсем скоро уже стало нельзя притворяться, что Поликсена и ее муж не узнают своего благодетеля. Они встали в лодке; Уджагорресент, который сидел на палубе под тентом, тоже поднялся и улыбнулся. Улыбка была невеселая, но Поликсена не почувствовала враждебности.

Ее прошиб пот.

- О мать богов, только бы не…

- Нет, нет, я уверен, - поспешно проговорил Тураи. Но тут ладья высочайшего гостя остановилась, локтях в пяти от них.

- Привет тебе, царица, - сказал Уджагорресент. Он был в длинном легком азиатском платье и белой головной повязке; и под этой повязкой Поликсена разглядела пергаментную желтизну лица старого египтянина. Ее сердце сжал какой-то новый страх.

- И тебе привет, господин, - осторожно сказала коринфянка. Она склонила голову. - Ты решил почтить нас своим посещением?

Уджагорресент кивнул и, опершись на плечо египетского стражника в белом льняном доспехе, вышел на берег. Коринфянка, ее муж и слуги тоже покинули лодку.

Тураи и Поликсена воздержались пока от дальнейших вопросов; они в тревожном и почтительном молчании последовали за Уджагорресентом, который направился через пальмовую рощу, точно к себе домой. Однако при их приближении царский казначей остановился.

- Примете ли вы меня в своем доме?

Поликсена поняла, что Уджагорресент намерен остаться в усадьбе на несколько дней; и кивнула. Она терялась в догадках, одна страшнее другой…

В таком же молчании они дошли до дома: Уджагорресента сопровождали только двое воинов. Когда они направились через сад, между клумб с маками и ландышами, в дверях показалась Фрина.

Увидев свою мать в обществе такого гостя, бедная царевна вскрикнула и шагнула назад. Но не решилась убежать, и только вжалась в стену, когда Поликсена ступила в прихожую.

Коринфянка успела ободряюще улыбнуться дочери и коснуться ее плеча; больше ничего. Фрина следом за матерью проскользнула в дом и хотела убежать наверх; но так и не сделала этого и только с мольбой сжала руки.

Мать знаком велела ей идти с ними; и это придало Фрине храбрости. Хозяева с гостем и его охраной направились в трапезную на первом этаже, чтобы там обсудить дела, не терпевшие отлагательства.

Когда все сели, Поликсена сделала знак Мекет принести вина. Она сосредоточила внимание на госте: в комнате наступила тишина.

Египтянин несколько мгновений сидел, будто отдыхал или обдумывал дальнейшие слова. А потом поднял голову и посмотрел на хозяйку.

- Твой сын и его сообщник бежали.

Уджагорресент говорил по-гречески, и так и сказал - “сообщник”. Он улыбнулся, глядя Поликсене в лицо.

- Бежали? - наконец выговорила коринфянка. - Куда бежали?

- Вероятнее всего, в Ионию. Мои корабли направлялись туда после Хиоса, - хладнокровно продолжил царский казначей. - Две триеры вернулись в Та-Кемет после посещения острова, как и было приказано; а остальные поплыли на розыски царевича.

- И если они схватят моего сына… он попадет в руки Дариона? - глухо спросила эллинка.

Фрина, сидевшая в стороне от всех, уткнулась лицом в ладони и разрыдалась. - Мелос!.. Я знала это! - сдавленно воскликнула она.

- Вероятно, так и будет, - сказал Уджагорресент, взглянув на сраженную горем Фрину. Если он и подозревал Поликсену в том, что она подбивала сына на мятеж, сейчас египтянин не сердился: он казался столь же озабоченным. - Не отчаивайся заранее, царица, - продолжил гость. - У Дариона есть могущественный опекун, обладающий правом отменить любое его решение.

- Если только он пожелает, - мрачно ответила эллинка. - И если успеет!

Она устремила взгляд на Уджагорресента.

- Скажи откровенно - ты хочешь, чтобы твои люди помешали Дариону причинить зло Никострату?..

- Если это будет им по силам, они ему помешают, - ответил египтянин.

Оба замолчали. Оба этих политика понимали, что им остается только дожидаться последующих новостей, счастливых или несчастливых.

Уджагорресент сделал глоток вина и несколько мгновений сидел, точно этот вкус напомнил ему о чем-то давнем и прекрасном. А потом снова посмотрел на коринфянку.

- Я болен, царица, - неожиданно сказал он. - Вероятно, мне осталось недолго.

Все сидевшие в комнате встрепенулись, и даже Фрина. А Поликсена подумала - как же она сама упустила это: и нездоровый вид своего покровителя, и то, что он против всякого обыкновения приехал к ней домой…

- Что у тебя болит, господин? - наконец спросила коринфянка. - Ты приглашал врача?

Она была по-настоящему обеспокоена, и Уджагорресент улыбнулся.

- Печень… Сердце, - сказал он. - Те органы, которые, как учат наши посвященные лекари, более всего страдают вследствие неправедных поступков человека. В жизни есть лишь одно истинное, царица, - это смерть.

Эти слова прозвучали так по-египетски, что все вздрогнули, точно на них повеяло холодом гробницы.

Поликсена положила руку на локоть старого жреца Нейт. Никогда прежде она не думала, что будет ему так сочувствовать.

- Мне кажется, господин, тебе нужно отдохнуть, - серьезно сказала она. - Пожить немного в покое.

- За этим я и приехал, - устало усмехнувшись, ответил Уджагорресент. - И еще потому, что не пожелал отрывать мать от детей.

Он посмотрел на Поликсену, потом на ее мужа.

- Будем вместе дожидаться новостей из Ионии.