- Не уезжай…

- Я скоро вернусь, - уверял ее муж, сам взволнованный до слез. - И я еще долго буду с тобой!

Они ушли куда-то вдвоем, обнявшись и взяв свою дочку. Поликсена, незаметно утирая глаза, видела, как молодые супруги перемежают поцелуи клятвами. А к вечеру этого дня, похоже, Мелос успел уверить свою царевну, что любит ее и ни на кого не променяет.

Фрина села за ткацкий стан - сделать мужу плащ в дорогу, который охранит его от стрел и копий. Как Поликсена когда-то ткала алый плащ своему любимому брату.

Когда пришло время провожать молодых людей в море, Поликсена сказала дочери:

- А ведь ты напрасно думаешь, что потеряла подругу. Почему бы тебе не написать ей и не позвать в гости, или самой не приехать? Не вижу причин, почему тебе могут отказать!

Фрина пристально посмотрела на мать. Юная афинянка, казалось, повзрослела и помудрела за эти несколько недель, и поняла скрытый смысл слов Поликсены. Да - теперь им больше, чем когда-либо, требовалось заступничество Уджагорресента; а особенно Ити-Тауи, которая превратилась в знатную госпожу Египта.

- Я так и сделаю, мама, - сказала Фрина.

Она не стала провожать мужа до Саиса, боясь рисковать здоровьем ребенка; но они долго и нежно прощались наедине. Мелос вместе с побратимом покинул дом, накинув новый алый плащ, сотканный руками супруги.

========== Глава 126 ==========

В Саисе и Мемфисе друг Никострата был грустен, вспоминая свою жену и дочь; и лишь когда его рассеянность вызвала несколько насмешек со стороны матросов, иониец взял себя в руки. Он обратил внимание, что Никострат тоже мрачен и отрешен, хотя царевичу это не мешало делать свою часть работы. Царевич, казалось, даже не замечал, в какую команду они с другом влились, - египтяне, африканские и азиатские греки и персы Камбиса и Дария суетились бок о бок, таская тяжелые товары и снасти, вместе обливаясь потом под жарким солнцем и беззлобно перебраниваясь на чудовищной смеси всех своих наречий.

Наконец носовые канаты были отвязаны, и длинные персидские триеры подхватило течением; матросы получили возможность отдохнуть. Никострат и Мелос сели отдельно от товарищей - к счастью, им нашлось место, или же остальные нарочно его расчистили. Юноши старались не выделяться; но, разумеется, скрыть, кто они такие, не могли - и другие матросы посматривали на них с любопытством, опаской и недовольством. Впрочем, такое обособление было царевичу только на руку.

- Пифагор мечтал именно об этом, - вдруг сказал Никострат, глядя на своих товарищей-иноплеменников.

- Кто? - изумился Мелос.

- Пифагор. Великий мыслитель, который учил брата моей матери и ее саму, - с усмешкой пояснил молодой спартанец. - Он мечтал о великой общности народов, но не предвидел, чем это кончится, - не будет никакой общности, и каждое племя лишь потеряет себя, когда все смешаются в кучу!

Мелос не ожидал такого разговора; но, подумав, сумел достойно ответить.

- Чтобы не было бессмысленной кучи, Никострат, нужно, чтобы одно из племен возвысилось над другими и навязало остальным свои порядки и законы….

Никострат засмеялся.

- Вот именно… И потому, что персы лучше всех умеют навязывать себя и свои законы, им столь многие предаются добровольно… А потом уже становится поздно!

Мелос вздохнул.

- Нам не выгрести вдвоем против течения, царевич, - рассудительно сказал он. - А тем более, в море, где не видно берегов!

Никострат угрюмо кивнул.

Они посмотрели на нижнюю палубу, откуда доносило запах немытых тел и привычного страдания. На триерах Уджагорресента гребли рабы, и тоже разноплеменные: неизбежность для долгого морского путешествия, в котором люди так зависели друг от друга.

Царский казначей был очень умным человеком.

Океан оказался спокоен и дружественен к опытным мореходам. Один раз мимо прошла персидская флотилия, и начальники судов уважительно поприветствовали друг друга. Никострат, сжав зубы, смотрел, как осанистые чернобородые персы поднимают руки и перекрикиваются. Сам он под своим плащом взялся за рукоять отцовского меча.

Мелос заметил это движение.

- Зачем? - прошептал он другу, когда суда разминулись.

Никострат блеснул светлыми глазами.

- Чтобы не отвыкнуть. И они могли так же точно оказаться врагами, - отозвался лаконец. - Или ты забыл, как велико теперь царство Дария?..

Мелос поплотнее завернулся в алый плащ, сотканный любящими руками жены, и ничего не ответил.

По пути, однако, корабли дважды приводили в боевую готовность. Один раз им повстречались подозрительные финикийцы, а другой греки. Никострат и Мелос вскочили вместе с товарищами и схватились за мечи, в то время как персы и египтяне натягивали луки. Греческая флотилия прошла мимо - загорелые полунагие моряки не выказали ни враждебности, ни страха; и двое эллинов так и не узнали, кто это был.

- Может быть, это Калликсен, - возбужденно прошептал Мелос другу, когда чужие корабли исчезли из виду.

Никострат удивленно и пристально взглянул на него.

- Возможно. Тогда хотелось бы знать, куда он направился.

Царевич сел рядом с ионийцем и хмуро посмотрел на товарищей - прочие воины и матросы казались гораздо более довольными жизнью и собой, чем они двое. Египтяне и персы пробовали тетиву своих страшных луков, точно струны кифар, и улыбались.

- Они лучшие стрелки, чем мы с тобой, - сказал Никострат. - И от нас даже меньше пользы, чем от простых матросов!

Мелос нахмурился.

- Ну да, пока мы неопытны, - сказал он, отведя со лба прямые темные волосы. - А разве ты не знал, что так будет?

Спартанец улыбнулся.

- Я это не к тому, что задета наша гордость, брат, - сказал он. - Уджагорресент знает, зачем мы пожелали обременить собой его корабли. Он знает…

- Тихо! - оборвал его Мелос; хотя к их разговору никто не прислушивался.

Никострат спокойно кивнул. Он замолчал, и друзья надолго прекратили советоваться.

В последующие дни царевич и его спутник выполняли посильную для них работу; помогали ставить паруса и подменяли на веслах выбившихся из сил невольников. Это делали и другие члены команды - в очередь; но молодой лаконец с товарищем вызывались вперед, чем заслужили новые насмешки и замечания. Однако эллины пропускали все мимо ушей, молча радуясь возможности испробовать силу своих налитых мышц и легких. Персидские начальники триер, расхаживая по палубам над скамьями, посматривали на вольных гребцов со смесью превосходства и опаски…

К исходу плавания у них почти кончились припасы и пришлось всем урезать порции и заколоть одного из коней; но никто из людей не погиб. Все пять триер причалили; моряки сошли на скалистый берег Хиоса.

Выведя из трюма пару уцелевших лошадей, снарядили посланников в город.

Мелос снял плащ и присел на песок рядом с другими; а Никострат, презирая усталость, подошел к персу, который командовал их кораблем. Азиат, давно поставленный в известность, кто такие Никострат и его друг, обратил на юношу взгляд холодных черных глаз, на губах его появилась усмешка. Скрипнув зубами, молодой спартанец поклонился.

- Начальник, я хотел бы высказать просьбу.

Перс кивнул, усмешка стала шире.

- Здесь на Хиосе живут наши с Мелосом родственники. Можно ли нам навестить их?

Перс долго молчал; он рассматривал юношу с непоколебимой наглостью существа, вдруг ставшего всемогущим. Потом провел рукой по бороде и открыл рот, явно намереваясь отказать…

Никострат огромным усилием сдержался; напомнив себе, что выдержка - не меньшее достоинство спартанца, чем храбрость.

- Моя мать, царица Поликсена, просила об этом, - сказал он.

И лишь упоминание высшей власти подействовало. Перс величаво кивнул.

- Только без опозданий, - сказал он по-гречески с сильным акцентом. - Или корабли уйдут без вас.

Никострат коротко поклонился и сразу же отошел, пряча глаза. Вся кровь в нем кипела. Зевс-вседержитель, и мать еще думает, что с этим племенем можно сосуществовать в гармонии!.. Она просто никогда не видела тех из них, кто злоупотребляет властью: а таких среди азиатов - большинство…