Алексия схватилась за лоб.

- Только подумать!..

Хилон притянул жену к себе и смачно поцеловал. Килик он отодвинул, точно внезапно возымел к винопитию отвращение.

- Да не бойся ты. Братец соображает хуже, чем дерется, но дерется он хорошо. И он не трус. Боги таких любят, уж не знаю, почему!

Потом Хилон неожиданно засмеялся.

- И не подсылай больше ко мне своих баб!

Алексия засмеялась в ответ, обрадованная тем, что муж, как оказалось, все видел и не сердился. Хорошо, что они наконец помирились.

- Не буду, - обещала она.

Калликсен снова уцелел: пока мог, он прикрывал отход кораблей ионийской царицы, а потом флотоводец ушел, уведя с собой семь кораблей. Два своих афинских - два других было потоплено; остальные принадлежали ионийцам.

Полемарху и вправду не оставалось ничего другого, кроме как плыть на Хиос. Ближайший ионийский остров, на котором, к тому же, ему единственно могли дать убежище!

В открытом море ему пришлось держать совет со своими товарищами.

- Кто из вас хочет, братья, может оставить меня сейчас, - сказал афинянин, не скрываясь. - Говорю вам, что, вероятно, найду себе на Хиосе погибель. Я намерен сказать властям города, которые служат Персии, что защищал ионийскую наместницу, против которой восстал народ! И неизвестно, не начнется ли после моих слов бунт и на Хиосе! А нас с вами могут казнить как сторонники персов, так и их враги!..

Калликсен помолчал, обводя сверкающим взглядом своих афинян.

- Если предстать перед греками Хиоса и хитрить с ними таким образом для вас непосильно - можете оставить меня.

Матросы зашумели.

- Как мы оставим тебя, полемарх? В море мы все друг другу товарищи! И слишком часто мы друг друга предавали!

Калликсен усмехнулся, понимая, что его команда подразумевает всех греков.

- Хорошо, - сказал флотоводец. - Спросим других. Может быть, они не согласны!

Ни один из кораблей Калликсена не покинул его.

Они причалили к скалистому берегу Хиоса глубокой ночью. К этому времени у них вышли все припасы, оставшаяся в бочках вода зацвела. Около тридцати товарищей Калликсена заболело и умерло в пути.

- Переночуем на кораблях, - велел полемарх. - Утром отправим гонца в Хиос*!

Люди Калликсена, не прекословя, улеглись спать на палубе, под лавками. Хотя им всем уже до смерти хотелось ощутить под ногою сушу.

Утром выбранному посланнику - ионийцу, а не афинянину, - дали одну из уцелевших лошадей и отправили говорить с городским начальством. Изможденные люди ожидали возвращения вестника с угрюмым спокойствием. Даже у тех, кому было прежде страшно, усталость давно вытеснила страх.

Гонец вернулся к вечеру и привел с собою помощь: отряд всадников, которые привезли на лошадях еду и воду!

Ничтожно мало; но беглецы были счастливы, узнав, что им дадут приют. Только Калликсен хмурился, понимая, что еще не раз ему придется лгать и умалчивать…

Этой ночью моряк перепугал и безмерно обрадовал жену, которая уже не чаяла его дождаться.

- Мы давно слышали, что у вас там случилось, - бормотала Филлида сквозь слезы, прижимаясь к нему. - Я думала, что ты погиб! Ты больше не уплывешь?..

- Нет, - пробормотал Калликсен, обнимая жену изо всех сил.

Такую ложь боги извинят.

* Исторический факт: изгнание афинского тирана имело место в 510 г. до н.э. Среди историков существует мнение, что афиняне вели переговоры с Ахеменидами немного времени спустя после того, когда был изгнан их правитель, в 508-507 гг. до н.э., и между Афинами и Персией шел разговор о вассальной зависимости. (К этому же времени я приурочила изгнание Поликсены с сыном из Ионии.)

* Народное собрание в Элладе, особ. в Афинах.

* Буле - в Афинах рабочий орган Народного собрания; фила и дем - территориальные объединения в Аттике.

* Город на Хиосе носил (и носит по сей день) одно имя с островом.

========== Глава 121 ==========

Менекрат снова очутился в Сузах.

Художник снова попал во дворец Атоссы, но теперь оказался не в воле самой государыни, а в воле младшей жены Дария, Артистоны, еще одной дочери Кира и сестры Атоссы. Эта госпожа, доставшаяся царю царей девственной, была любимицей Дария, которому характер Атоссы встал поперек горла.

Власти Атоссы женитьба царя на Артистоне, как и на других женщинах, не умалила, но эллинский скульптор был огражден от посягательств главной царицы.

Иониец получил в собственность хороший дом в царском подворье, и, считаясь отныне царским слугой, а не рабом, стал зарабатывать на жизнь своим ремеслом ювелира - ваяние он бросил, потому что для этого требовалось высшее вдохновение, которого в Персии Менекрату было взять негде. Но и без высшего вдохновения оказалось вполне возможно существовать. Скульптор и подумать не мог, за какие дары на склоне лет станет благодарить олимпийцев.

Артистоне эллина представила Артазостра - княжна, весьма сердечно принятая одним из младших братьев, сама препроводила своего подопечного к царской супруге, и та чрезвычайно обрадовалась. Пылкая, непосредственная в выражении чувств, в отличие от главной царицы, Артистона осыпала скульптора похвалами: его еще хорошо помнили при сузском дворе, и только удивлялись, куда он исчез. История его жизни у Бхаяшии не просочилась за стены комнат государыни.

Менекрат спросил Артистону о статуе Атоссы.

- Она все еще стоит в покоях государыни, и, говорят, это верх совершенства, - улыбаясь, ответила высокородная персиянка. - Я видела ее лишь однажды! Лишь очень немногим дозволяется взглянуть на эту статую, как поднять покрывало Иштар!

Менекрат, после всего испытанного утративший страх перед персами царской крови, только досадливо вздохнул. Верхом совершенства можно назвать что угодно, если дозволять видеть и беспристрастно оценивать это только избранным. Такова политика персов в отношении как своих властителей, так и их изображений! Настолько же мудро, насколько лживо!

Однако теперь Артистона пожелала сделать Менекрата своим ювелиром: а драгоценности персы выставляли напоказ всем, и хотя, по мнению эллина, многие азиаты отличались дурным вкусом, греческое искусство могло облагородить их пристрастия.

Шаран все это мало занимало: она удивительно скоро свила себе новое гнездо и, оправившись после долгого путешествия, вновь расцвела и пополнела. Для этой бывшей рабыни все складывалось лучше, чем она могла бы пожелать.

Шаран словно бы даже почти не заметила, что муж временно охладел к ней: Менекрат понимал, что жена удачно воспользовалась их безвыходным положением, чтобы вернуться в Персию. И для него это, скорее всего, означало, что ни сам он, ни его дети уже не увидят Ионии…

Но вернуться в тот кровавый хаос, из которого они бежали, его семье было бы невозможно. Сколько еще в Ионии продлится гражданская война - худшая из всех войн, каковы бы ни были ее причины?.. А когда устанавливать мир в Малую Азию придут персы, станет еще хуже.

Менекрат понимал, кто станет новым сатрапом его земли, - и сознавал, что от такого владыки ему добра ждать нечего. Артазостра спасла художника и его семью, но не таков оказался ее сын, для которого не было ничего важнее ущемленного самолюбия… и мелкой мести старым обидчикам.

Почти сразу же после прибытия Дарион предстал перед царем царей и заявил притязания на землю, принадлежавшую его отцу. Сын Филомена унаследовал ум, обаяние и красноречие коринфского царевича, пусть и не отличался его безрассудной храбростью и жаждой нового, - но последнее в азиатском наместнике было скорее добродетелью. Конечно же, справедливый Дарий признал права юноши совершенно законными…

Однако не все пошло так, как желалось Дариону. Сыну Филомена вскоре должно было исполниться шестнадцать лет. Дарион считал, что этого вполне достаточно для того, чтобы править большой малоазийской областью, с которой до него управлялась женщина; но царь царей так не думал. Многое изменилось, доселе покорные ионийцы вкусили своей свободы и не отдадут ее так легко!