Никострату вдруг стало очень больно за Ионию и за всю Элладу: юноша отлично понимал, что так, как в Египте, у эллинов не может быть, по самому устройству их общества, и такое замирение с персами для них невозможно.
Царевич мысленно воззвал к отцу, что до сих пор делал после того, как перестал говорить с его статуей. Никострат вспомнил свою детскую клятву на крови. Что бы сказал Ликандр своему сыну теперь, освободил бы его от клятвы, данной так необдуманно? Стоит ли еще изваяние спартанского гоплита посреди площади в Милете, или бунтовщики свалили его?..
После того, как гости заняли свои комнаты и разложили вещи так, как им нравилось, Уджагорресент пригласил Поликсену на ужин. Первый раз, когда она удостоилась приглашения великого сановника, пережившего нескольких правителей своей страны.
Насколько они оба изменились за годы, прошедшие со времени знакомства?..
Эллинка успела выкупаться, сменить одежду и пообедать у себя со своими приближенными; и теперь у нее слипались глаза. Саис был одним из самых северных городов Та-Кемет, но с отвычки грекам здесь казалось очень жарко.
Увидев дворцового вестника, присланного от Уджагорресента, Поликсена чуть было не испугалась, что царский казначей захочет видеть ее немедленно и она не сможет поддерживать разговор так, как должно. Но слуга с учтивой улыбкой заверил царицу, что она может отдыхать до вечера, когда состоится ужин.
Укладываясь поспать по примеру египтян, Поликсена ощутила непривычное сосущее чувство. Приглашение Уджагорресента в самом деле оказалось для беглецов кстати; но зависимость, в которую она попала со своими людьми, была очень неприятна. И дальше может быть хуже. Уджагорресент станет диктовать ионийцам свои условия…
Царица тут же усмехнулась сама себе. Какие условия? Разве она все еще правит?
Какой смысл Уджагорресенту теперь держать ее в заложниках - если, конечно, советник Дария не намерен расправиться с нею; а если нет, он может только помочь.
Старые враги порою оказываются лучше новых друзей…
С этими мыслями Поликсена уснула. Она не слышала, как к ней заглянул Тураи; приоткрыв дверь, ее возлюбленный некоторое время смотрел и слушал, как госпожа ровно дышит во сне, а потом так же бесшумно скрылся. Он знал, когда эллинку следует оставить одну.
Уходя, Тураи окинул быстрым взглядом персов, охранявших двери комнаты его подруги; это были персы, долгие годы служившие ей дома, в Милете, и она верила им больше, чем ионийцам.
Теперь, может быть, это весьма разумно.
Проснувшись, Поликсена совершила омовение и оделась с помощью Мекет, облачившись в один из своих богатых ионийских нарядов. Волосы эллинка собрала в узел высоко на затылке, надвинув на лоб тонкий золотой обруч, усаженный мелкими жемчужинами. Мекет смотрела на госпожу с восхищением - хотя комната была хорошо освещена…
“Мне еще нет и сорока лет, - подумала Поликсена с каким-то изумлением, вглядываясь в свое отражение. - У меня могут быть еще дети!”
Она навестила Никострата с Кенеем, но не нашла их у себя. Слуга-иониец сказал ей, что братья, взяв Мелоса, отправились гулять по городу. Что ж, хорошо.
Спартанцы не отличались любознательностью, скорее твердокаменной стойкостью к соблазнам, - но хорошо, что сыновья Ликандра научились открывать себя миру, не заражаясь его скверной: как иные лакедемоняне, которых воспитывали чересчур сурово…
Поликсена заглянула к царевнам. Фрина оказалась в своей спальне, которую, как и дома, делила с Ити-Тауи; а египтянки не было. - Ее опять повели в храм, - услышала Поликсена слова дочери, которых уже наполовину ждала. - Кажется, Уджагорресент хочет учить Ити-Тауи как жрицу! Как царицу Нитетис!
Вид у Фрины, когда она говорила о младшей подруге, был обескураженный и расстроенный. Поликсена только покачала головой.
Согласится ли Уджагорресент на брак своей дочери с Никостратом? Или у него иные намерения?..
Что теперь царскому казначею может принести или не принести этот союз? Сама Ити-Тауи еще ребенок, она едва ли задумывалась о юноше, которого Поликсена предназначила ей в мужья: и Никострат легко может быть замещен другим.
Поликсена немного поболтала с дочерью и сыграла с ней в “собак и шакалов”: одну из египетских настольных игр, за которыми подчас проводили время ее придворные. А вскоре мать и дочь отвлек тот же самый вестник. Поликсена встала, и египтянин поклонился.
- Госпожа, мой господин просит тебя разделить с ним вечернюю трапезу.
Ити-Тауи все не возвращалась. Эллинка бросила взгляд на Фрину.
- Я, наверное, уже не приду к тебе вечером. Если Ити-Тауи не вернется, ложись спать. Она может заночевать в храме: там многие живут постоянно…
Дочь натянуто улыбнулась и кивнула светловолосой головой. А ее ведь тоже придется сватать, и уже года через два, подумала царица.
Поликсена отправилась к Уджагорресенту в сопровождении одного только посланного-египтянина: и неожиданно пожалела, что не взяла с собой никакой стражи. Пустые коридоры саисского дворца, и днем неприветливого и изысканно-надменного, вечером таили несомненную угрозу: как змеи, которых египтяне приручали, приманивая удачу под свой кров. “Неудивительно, что здесь обитают такие люди, как Уджагорресент”, - подумала эллинка.
Ему убивать свою гостью сейчас едва ли выгодно: но кроме царского казначея, таких охотников найдется немало…
Уджагорресент ждал ее в своем кабинете с письменным столом и стеллажом, круглые гнезда которого заполняли папирусы. Здесь, видимо, царскому казначею случалось не только работать, но и принимать высокопоставленных гостей. Осознание этого неожиданно польстило Поликсене.
Советник Дария был один - если не считать раба, который накрывал их обеденные столики, и стражников-египтян у дверей. Уджагорресент приказал установить для себя и гостьи два отдельных столика.
Когда она вошла, египтянин сидел; но тут же поднялся. Уджагорресент слегка поклонился, делая широкий жест в сторону угощения.
- Все уже опробовано на кухне, - сказал он по-гречески. - Можешь не опасаться.
Поликсена вспыхнула.
- Я вовсе не…
Хозяин сухо засмеялся, будто у него запершило в горле.
- Конечно, ты опасаешься всего и постоянно. Стоит ли то, что мы получили, такой жизни?
Этот вопрос явно не требовал ответа. Но Поликсене стало легче: Уджагорресент, казалось, был настроен миролюбиво и даже готов к соглашению…
Эллинка одернула себя. Ни в коем случае не следовало торопиться! Это ведь не Афины, где политические решения принимаются в запальчивости, а политика меняется каждый день!
Сев за столик, она пригубила вино и похвалила богатый вкус. Уджагорресент задумчиво улыбнулся: он сидел, устремив взгляд куда-то мимо нее.
- Я помню такие вечера вдвоем с моей женой.
Поликсена напряглась. Но этот непонятный человек опять не выказывал враждебности: он словно приглашал ее разделить воспоминания о некогда любимом ими обоими существе. Так делают старики…
Поликсена до сих пор в глубине души была уверена, что Нитетис убили по приказу ее мужа. Но сейчас, не веря самой себе, эллинка ощутила сочувствие к Уджагорресенту. Как же ужасно все меняется! Все проходит перед лицом вечности: так говорили в Та-Кемет.
Эллинка сделала еще глоток вина.
- Твоя дочь…
- Она говорит с богиней и сегодня заночует в храме, - ответил Уджагорресент. - Завтра царевна вернется во дворец.
Египтянин посмотрел в лицо Поликсене.
- Я благодарен тебе за заботу о ней. Я увидел, что моя дочь любит тебя и твоих детей.
Эллинка чуть не поперхнулась, услышав такие слова; избежать неловкости помогло то, что она уже частично предвидела, как поведет себя Уджагорресент.
Некоторое время они ели молча. Поликсена наслаждалась вкусной жареной рыбой со шпинатом и ломтиками лимона и радовалась, что не приходится говорить и изворачиваться. Впрочем, Уджагорресент уже и сам не тот, что прежде.
Когда с едой было покончено, Уджагорресент откинулся в кресле и хлопнул в ладоши, приказывая принести фрукты. Видимо, настроен на долгий разговор, смекнула Поликсена. Она постаралась держаться спокойно и собраться с мыслями.
