Тураи поцеловал ее седину.

- Менекрат заклеймен и не освободится до самой смерти, ведь ты знаешь…

Поликсена помрачнела.

- Знаю.

Потом рывком приподнялась и, схватив со столика кувшин, налила себе пальмового вина. Ночная прохлада не уняла жара их тел, и страсть сушила горло.

Осушив килик залпом, царица предложила выпить и любовнику.

Тураи выпил свое вино медленно, не сводя с нее своих черных глаз.

“Он всегда был так похож на Уджагорресента, а я поняла это только сейчас”, - пронеслось в голове у Поликсены. Потому ее так и тянуло к этому человеку…

Любовники снова сплелись в объятиях. До утра никто не потревожил их - они это заслужили.

***

В Саис Поликсена въезжала в носилках - защищенных от солнца, но открытых. За нею, в таких же носилках, несли царевен: все остальные шли пешком и ехали верхами. Среди воинов Поликсены по-прежнему оставались персы, и ионийцы тоже были привержены верховой езде.

Поликсена с горечью вспоминала своего старого коня, черного Деймоса, который занемог и умер незадолго до ионийского бунта. Да: въезжая во владения Уджагорресента, эллинка думала именно об этом.

Она все еще не могла заставить себя смотреть по сторонам. Слишком много воспоминаний она оставила в городе Нейт.

Ити-Тауи, сидя рядом с Фриной, была погружена в какие-то невеселые мысли. Дочь Поликсены, которой мать тоже все рассказала, посматривала на египтянку с сочувствием и затаенным страхом: Ити-Тауи почти не говорила с подругой все эти дни и даже осунулась.

Фрина тронула девочку за плечо.

- Ты боишься его? - шепотом спросила она.

Ити-Тауи некоторое время молчала, потом кивнула. Одиннадцатилетняя царевна казалась в этот миг очень взрослой.

- Если царица сказала правду, царский казначей очень страшный человек, - ответила Ити-Тауи на своем ионийском языке с едва заметным акцентом. - Но он мой отец.

Царевна взглянула на названую сестру.

- Он должен полюбить меня.

Фрина только вздохнула, понимая, что для этой бедной девочки снискать любовь отца - почти государственное дело. Она пощупала яркий лен, занавешивавший носилки. Уджагорресент прислал им эти носилки и немало других вещей, не принять которые было бы оскорбительно…

“Объединяющая Обе Земли” - вот что означало имя, данное дочери Нитетис.

- Ты, наверное, сейчас очень похожа на мать, - сказала девушка, глядя на тонкий профиль египтянки и прямые черные волосы: челки та не носила.

Ити-Тауи кивнула, строгая как жрица.

- Наша царица говорит то же самое.

Взволнованная Фрина заметила, что на улицах собрались люди, возбужденные их появлением. Многие показывали друг другу на ионийскую царицу. Оскорбляли?.. Едва ли: египтянам не была свойственна невоздержанность в речах, как Фрина знала, познакомившись с египетскими приближенными матери. А Саис был городом-святилищем… как большая часть городов Та-Кемет.

Поликсена склонилась к Тураи, молча шагавшему рядом с ее носилками, и показала вперед. - Вон там - храм великой богини… Видишь?

- Я посещал это место в годы моего служения Хнуму, - негромко отозвался египтянин. Он улыбнулся госпоже, глядя на нее снизу вверх: но у Поликсены сразу же возникло чувство, что ее любовник к ней снисходит.

Изжелта-белый, массивный, протяженный во все стороны дом Нейт, в который все эти годы персидского владычества рекой текли подношения. Как она отвыкла от таких обиталищ богов!

И вдруг Тураи остановился. Сразу же остановились и другие спутники царицы, и персидские всадники придержали коней: как будто советник Поликсены отдал им приказ. Но на самом деле все они увидели впереди одно и то же.

У ворот храма Нейт стоял высший жрец богини - Уджагорресент: с головой ныне обритой, как полагалось жрецу. Поликсена вздрогнула, узнав этого человека. Тураи, которого она мысленно уподобляла Уджагорресенту, сохранил свои длинные густые волосы.

С царским казначеем были одетые в белое жрецы и египетские вельможи: и небольшая охрана, состоявшая из одних египтян.

Уджагорресент еще издали заметил гостей, но не двигался с места.

- Госпожа, тебе надлежит сойти с носилок и первой поприветствовать его, - быстро проговорил Тураи, обернувшись к возлюбленной. - Это будет учтиво! Мы в гостях!

Поликсена усмехнулась.

- Ну что ж, попробую.

Эллинка велела опустить свои носилки. Потом вышла, опершись на руку Тураи: но навстречу могущественному советнику Дария Поликсена направилась уже одна. Все затаили дыхание, глядя на это.

Приблизившись на несколько шагов, ионийская царица остановилась. Глядя в лицо Уджагорресента, возраст на котором не читался с такого расстояния, Поликсена задумалась на миг: поклониться ли. Но тут царский казначей сам двинулся ей навстречу.

Он приблизился достаточно, чтобы Поликсена смогла рассмотреть на накрашенном лице все следы, прорезанные временем. Потом Уджагорресент сам склонил перед гостьей бритую голову: на его лице была улыбка, не означавшая ничего. То выражение египетских царедворцев, которое выводило ее из себя. Тураи держался с чужаками так же.

- Привет тебе, царица Ионии, - произнес царский казначей на хорошем греческом языке. - Надеюсь, ты не слишком утомлена дорогой. Приглашаю тебя воздать почести владычице Саиса, несомненно, хранившей тебя в этой войне… а после будь гостьей в моем дворце.

Поликсена вежливо склонила голову в ответ. Она успела заметить, что пока Уджагорресент произносил свою речь, он высмотрел среди ионийцев Ити-Тауи. Неужели царский казначей настолько владеет собой, что даже не приблизится сейчас к дочери?..

Но тут Уджагорресент сделал девочке знак.

- Иди сюда! - позвал он резко и властно, уже на языке Та-Кемет. Поликсена увидела, как задрожали стиснутые губы египтянина, каким пронизывающим стал взгляд.

Ити-Тауи понимала язык предков и хорошо говорила на нем. Однако при этом приказании царевну чуть ли не пришлось вытолкнуть вперед: как она ни храбрилась, девочка едва стояла на ногах от волнения. Но все же царевна смогла преодолеть расстояние, отделявшее ее от отца, и даже подняла на него глаза.

Уджагорресент долго смотрел на свою единственную дочь: и наконец улыбнулся.

- Я очень ждал тебя, дитя, - сказал он по-египетски. - Надеюсь, ты полюбишь дом своей матери, как люблю его я. Богиня призвала тебя домой.

Ити-Тауи поклонилась, не размыкая губ.

Уджагорресент возложил девочке руку на плечо и первой из всех направил ее вперед, в храмовый двор.

Мелос, стоявший далеко позади рядом с Никостратом, заметил, как взволновался его друг, взгляд которого был прикован к невесте. Но сейчас царевич никак не мог вмешаться в происходящее.

Следом за Уджагорресентом и его дочерью, под взглядами неумолимых служителей богини, царица и все ее придворные потянулись на поклонение Нейт.

* Богиня наступления нового года у египтян, олицетворением которой была звезда Сириус.

========== Глава 119 ==========

Поликсена вспомнила комнаты и коридоры саисского дворца: стенную роспись в виде болотных птиц и меднокожих царственных охотников, шагающих через камыши; мозаичные полы, звуки в которых отдавались гораздо более гулко, чем во дворце Милета. Мозаика кое-где выкрошилась от множества сапог иноземцев, попиравших эти полы; но священная тишина в покоях саисских властителей, как в храме Нейт, была почти осязаема.

Никострат и Кеней оглядывались по сторонам, открыв рты. Сыну Поликсены было не привыкать к роскоши: но как же отличалась персидская безудержная и кичливая пышность от этого утонченного благородства!

- И персов здесь почти нет, - прошептал Никострат брату, тронув его за руку. Попав во дворец по приглашению многоумного Уджагорресента, спартанские мальчишки первым делом начали высматривать персов: и увидели среди множества египтян только нескольких человек. Хотя и знали, что в Саисе, как в Мемфисе, посажен персидский наместник.