Поликсена взглянула на мальчика, и мрачная улыбка коснулась ее губ. Никострат узнает: совсем скоро!

На площади было не меньше народа, чем днем, - а может, еще больше? Анаксарх попытался оценить, есть ли среди собравшихся персы: несомненно, были, но в первых рядах виднелись только эллинские плащи. Тишина была проникнута торжественностью… и ожиданием.

Поликсена с сыном - и Артазостра с сыном и своими персидскими стражниками остановились позади. Казалось, их пока не заметили среди мужчин: все внимание было приковано к костру.

Вначале Филомена, а потом Аристодема подняли на костер по лестнице. Их уложили рядом, обернутых в багряницу. В рот им вложили оболы - медные монетки, которыми уплачивали перевозчику Харону*. Поленья посыпали миррой; и снизу плеснули масла.

Когда поленницу подожгут, пламя взовьется до небес и быстро пожрет мертвых…

Поликсена взяла факел у одного из воинов.

- Граждане Милета, - заговорила царевна: она сама изумилась громкости и твердости своего голоса. - Ионийцы, дорийцы, ахейцы! Персы, слушайте меня и вы!..

Едва Поликсена начала свою речь, на нее обратились все взгляды. Она сама не понимала, как впечатляет сейчас, - высокая царственная фигура в ниспадающем темном одеянии, с факелом в руке.

- Сегодня я провожаю в скорбный Аид моего брата, - продолжила она, освещая поленницу, на которой высоко вознесенный Филомен потерялся на фоне вечернего неба. - Моего возлюбленного Филомена и меня привели сюда боги!

Поликсена прервалась, обводя взглядом людей.

- Пять лет мой брат правил Ионией и хранил ее. В это труднейшее время он установил мир между Элладой и Персией! Мой брат пошел на союз с великим царем Дарием!

Это были очень опасные слова: сестра мертвого правителя почувствовала возмущение ионийцев… и глухое недовольство персов, услышавших, что женщина произносит такие речи. Но остановиться Поликсене было уже невозможно.

- Филомен отдал жизнь за этот мир, за нас всех, - продолжила эллинка. - Его меч покарал разбойников, посягнувших на Ионию! Однако мир можно соблюдать не только мечом, но и словом… и я, сестра вашего царя, клянусь соблюдать мир на этой земле и долее. Я родом из Коринфа, и в моих жилах течет дорийская кровь, как в жилах спартанских цариц! Если понадобится, я, подобно лакедемонянкам, возьму в руки меч!

Поликсена ощущала, как горят у нее глаза и щеки. Она чувствовала, что нашла верные слова, - теперь все, кто был на площади, даже персы, восхищались ею!

Неожиданно решившись, царевна схватила за плечо и подтянула к себе Никострата. Выставив его перед собой, она показала сына толпе.

- Вы видите этого мальчика? Это не сын моего мужа, это сын воина, который увековечен в мраморе здесь, на площади!

Все так и ахнули.

- Да, это сын спартанца, и такова же духом его мать, - закончила Поликсена. - Я защищу моих и ваших детей, если вы признаете меня!

Еще несколько мгновений она стояла, видя лица неподвижных людей, их блестящие глаза. А потом запалила костер.

Пламя мгновенно взвилось и загудело, пожирая добычу; все отпрянули.

- Мама, - впервые прошептал Никострат: и Поликсена услышала, как дрогнул его голос. - Мама… это правда? Я сын этого воина?

Он показал на возвышавшуюся на пьедестале статую, необыкновенно красивую и грозную в пляшущем свете костра.

- Да, - сказала Поликсена.

Никострат глубоко вздохнул и прижался к матери.

- Я рад, - только и сказал он.

И они стояли так - и все люди на площади стояли, пока костер не прогорел.

Когда Поликсена и ее свита шли назад во дворец, один из ее охранителей шепнул своему начальнику:

- Кажется, наша коринфская царевна только что объявила себя царицей Ионии!*

Анаксарх немного помолчал и ответил вполголоса, чтобы Поликсена не услышала:

- Госпожа говорила хорошо. Я видел - на нее смотрели как на саму Геру или Персефону!

Второй воин в смущении пригладил бороду.

- Но было ли когда-нибудь, чтобы Ионией правила женщина?

- До сих пор на этой земле много чего не было, - хмыкнул Анаксарх. Рыжий начальник ионийцев с мрачной гордостью посмотрел на свою госпожу, шедшую впереди, потом коснулся своего меча. - Поглядим, что будет дальше!

Артазостра, шагавшая со своими персами позади, молчала… персиянка посматривала на спартанского мальчика, и все крепче сжимала губы.

Когда все вернулись во дворец, Артазостра попросила Поликсену задержаться. Не приказала - попросила: но таким тоном, что эллинка тотчас согласилась.

- Оставьте нас, - сказала она остальным. - Никострат, выйди тоже!

Дарион был еще слишком мал, чтобы понять этот разговор.

Артазостра села - они с подругой были в ее любимом зале с фонтаном. Персиянка взяла мальчика на колени и сделала сестре Филомена знак тоже сесть.

- Так ты хочешь быть царицей? - напрямик спросила родственница Дария.

- Если меня признает народ, - спокойно ответила Поликсена.

Она сделала паузу и прибавила:

- Конечно… это временно, Артазостра. Пока не подрастут наши сыновья. Ты ведь не хочешь, чтобы Ионией завладел кто-нибудь чужой - эллин или перс, неважно?

Артазостра некоторое время молчала.

- А если я сама захочу быть царицей? - спросила азиатка. Ее акцент заметно усилился от волнения.

Казалось, эти две женщины, почуяв ускользающую власть, уже и не помнили о смерти дорогого господина.

- А ты смогла бы… особенно в твоем положении? - спросила в ответ Поликсена. Она постаралась говорить мягко. - Ионийцы не допустили бы тебя, ты сама понимаешь… особенно сейчас, когда они опять ожесточились против персов! И я испрошу разрешения Дария, - прибавила царевна.

Это по-настоящему изумило персиянку: полумесяцы бровей поднялись.

- Испросишь… разрешения великого царя? И ты думаешь, что он дозволит тебе править?

- Посмотрим, - ответила Поликсена.

Она встала, и Артазостра встала тоже.

- Я бы сама написала великому царю, если бы ты промолчала! - воскликнула персиянка. Ее черные глаза так и впивались в Поликсену.

Эллинка склонила голову.

- Я знаю, госпожа.

Затем она улыбнулась.

- Брат велел мне позаботиться о тебе… помнишь? И я хочу это сделать. Я буду с тобой советоваться!

Артазостра помедлила… потом улыбнулась в ответ. Подруги обнялись и поцеловались с искренним чувством.

- Завтра я устрою поминки по моем брате и моем муже, - сказала Поликсена. - Прошу тебя, приходи. А сейчас отдыхай, мы обе столько натерпелись!

Артазостра кивнула, утерла увлажнившиеся глаза. А потом быстро ушла, уведя своего мальчика.

Поликсена вновь села на кушетку у фонтана… она всхлипнула, закрыв лицо руками. Но царевна почти сразу же перестала плакать. Она еще долго сидела одна - глядя в темноту, точно прозревая в ней будущее.

* Обол был введен и начал использоваться в торгово-меновых операциях Фидоном Аргосским в VII в. до н.э.

* В судьбе моей вымышленной героини я провожу аналогию с реально существовавшей гречанкой, Артемисией, царицей соседней с Ионией Карии. После смерти мужа Артемисия с дозволения сына Дария Ксеркса взошла на его трон: и, более того, сама участвовала в битве при Саламине в 480 г. до н.э., приведя под своим командованием пять кораблей.

Конечно, не следует путать эту царицу с героиней Евы Грин, которая популяризовала Артемисию в недавно вышедшем блокбастере. Несомненно, Артемисия I была смелой, сильной и решительной женщиной, но командовать на море она не сумела: она избежала столкновения с афинянами, по ошибке протаранив союзнический корабль и заставив греков поверить, что сражается на их стороне.

========== Глава 92 ==========

Менекрат сделал уже половину статуи великой царицы. Манера ионийца отличалась от манеры Гермодора тем, что старый афинянин, хотя и учился у других народов, оставался нерушимо верен эллинскому канону - и вырабатывал новый канон передачи движения: тот, который с такой силой выявился в статуе лаконского атлета. Менекрат же сочетал в своих статуях эллинские и восточные особенности - и как-то умел примирить их, как примиряли Элладу и восток властительные женщины, которым он отдал предпочтение. Милетец оживил равнодушно-неподвижные статуи Нитетис: но, однако, оставил им египетский облик. Статуя же Атоссы, хотя и было очевидно, что это греческая работа… нет, ионийцу не с чем было сравнивать.