- Глядите!

Он отступил, наклонив факел вперед: у стены было большое свободное пространство. Поликсена ахнула, а Аристодем уставился из-за ее плеча во все глаза. Жена шла первой.

В конце кладовой, у стены, стояла статуя воина, которого оба узнали с первого взгляда.

Ликандр, навеки заключенный во мраморе, заносил копье… для удара, которого никогда не сделает! Его мраморное тело напряглось в страшном усилии, которое было тщетным.

Поликсена зажала себе рот ладонью, глуша рыдания, и шагнула вперед. Она миновала брата так быстро, что тот ощутил только ветер, поднятый ее одеждами, который взметнул пламя факела. На миг этот огонь ослепил хозяина, а когда Филомен опять увидел сестру, та уже стояла прямо перед статуей.

Гермодор мог бы гордиться собой, если бы видел в этот миг ее лицо.

Поликсена долго стояла без движения, медленно оглядывая изваяние своего первого возлюбленного; потом, переместившись, оглядела с другой стороны. Потом она отвернулась от всех, закрыв лицо локтем.

Когда полный беспокойства Филомен уже хотел окликнуть сестру, Поликсена повернулась к нему сама. Она не плакала, но была очень бледна.

- Твоя жена сказала мне, что наши статуи - ложь, потому что приукрашивают жизнь, - проговорила Поликсена, усмехаясь. - Твоя персиянка ошибалась… хотя бы насчет этой! Она не приукрасила жизнь, а воплотила в себе одну идею, многократно усилив ее! Священную для нас идею свободы!

Царевна взглянула на мужа.

- Не так ли, Аристодем?

Афинянин кивнул: не смея ни возразить супруге в такой миг, ни нарушить тишину. Впрочем, кроме нее, никто сейчас не смел говорить.

Однако Поликсена не собиралась произносить речь. Она только обернулась и еще раз посмотрела на статую первого мужа - долгим взглядом.

- По крайней мере, я вижу, что Ликандр погиб не напрасно, - прошептала царевна.

А потом вдруг подошла к Аристодему и обняла его, спрятав лицо у мужа на груди.

Афинянин прижал жену к себе, понимая, что ничего говорить нельзя. Поверх головы Поликсены он посмотрел на Филомена.

Аристодем сделал хозяину знак глазами: тот молча кивнул. Не сговариваясь, мужчины двинулись обратно к выходу: Аристодем увлек за собой жену, обнимая за плечи, и Поликсена, не противясь, пошла с ним. Они быстро покинули кладовую, и Филомен захлопнул дверь.

Некоторое время четверо греков постояли, приходя в себя после увиденного. Раб-иониец был впечатлен не меньше хозяев. Наконец Филомен нарушил молчание: он неожиданно обратился к слуге, как к самому беспристрастному зрителю.

- Ну, что скажешь, Эвмей? Не правда ли, мы сейчас наблюдали величайшее творение эллинских художников?

Филомен улыбался - своей новой непонятной улыбкой.

- Правда, господин. Ничего подобного у нас еще не делали, - сказал Эвмей, осмелевший от столь лестного внимания. Но сатрап больше не смотрел на него.

- Я показывал эту статую нескольким милетским художникам, - сказал Филомен Аристодему и сестре.

Поликсена сделала нетерпеливое движение, и муж убрал руку с ее плеча.

- Ну, и что же? - спросила она брата.

Филомен рассмеялся.

- Как и следовало ожидать, никто из служителей Аполлона не спросил меня, как я получил эту статую! Им нет дела до этого - как и до мытарств собратьев: но смею думать, что ионийские скульпторы тоже наделены некоторым талантом и кое-чему научились, рассматривая нашего спартанца.

Тут Аристодем сердито подтолкнул Филомена в бок, кивнув на жену: Поликсена опять отрешилась от окружающего и погрузилась в уныние. Она еще долго будет соблюдать этот молчаливый траур, видный только близким!

Филомен распрощался с гостями в зале с фонтаном, через который они проходили. Когда Аристодем и Поликсена вернулись в спальню, коринфянка попросила мужа оставить ее одну.

Он вышел без всяких возражений. Но Поликсена не смогла долго пробыть в супружеской спальне, даже рядом с детьми. Царевна вернулась в зал и, спустившись по ступенькам, которые вели на террасу, вышла на воздух. Поликсена долго приходила в себя, блуждая взором по плотным темным кронам тисов и кедров внизу.

Наконец она смогла улыбнуться.

- Стоило ли… стоило ли? - сказала царевна вслух.

Голос ее сорвался, став чужим. Она сама не знала, что подразумевала.

***

Позже этим днем Аристодем взял с собою жену - посмотреть дом, который предлагал им Филомен. Поликсене пришлось поехать в носилках: здесь было слишком много персов… да и положение царевны обязывало.

Поликсена почти не видела города из-за розовых занавесок, за которыми все казалось розовым, как в детском сне. Но и то, что оказалось доступно ее взору, было прекрасно. Дикие цветы в Ионии уже распускались, и зелень была необыкновенно изобильна; многие глинобитные и кирпичные дома, прятавшиеся среди садов, были ярко раскрашены. И самым завлекательным оказалось, пожалуй, то, что никогда нельзя было угадать - кто прячется за этими стенами: грек или азиат, свой или чужой?.. И кого и почему называть своим?..

- Вот наш дом, - сказал афинянин жене немного погодя после того, как она покинула носилки.

Взяв Поликсену под руку, он повел ее по дорожке между жасминовых кустов.

- Ты уже согласился купить его? - спросила жена, вглядываясь в белое строение за деревьями.

Аристодем приостановился.

- Разве тебе не нравится?

Дом был крыт черепицей, спланирован по-гречески - строго и без излишеств, и оказался одноэтажным, в отличие от египетских особняков. Однако, несомненно, был просторным.

- Там есть водосток и осталась от хозяев почти вся мебель, - сказал Аристодем. - Нам немного нужно купить, и совсем ничего не придется переделывать!

Поликсена кивнула, и они пошли вперед.

Осмотр дома занял немного времени - Аристодем отвечал на короткие деловитые вопросы жены и провожал ее, куда она хотела. Поликсена казалась озабоченной и совсем не радостной. Аристодем не спрашивал, почему: и был рад, что жена согласна с его выбором.

Когда они снова вышли в сад, Поликсена остановила мужа.

- Хозяева этого дома были убиты, - сухо и серьезно сказала она. - Разве ты сам не чувствуешь?

Сын Пифона долго смотрел на нее, и наконец сказал:

- Пожалуй, чувствую. И что же?

Поликсена мотнула головой и подняла руку, отгораживаясь от дальнейших вопросов.

- Ничего.

Она быстро прошла вперед и села в носилки, не дожидаясь мужа.

Вечером Филомен позвал на ужин их обоих: сказав, что у него будут замечательные люди, которые мечтают познакомиться с его сестрой и ближайшим другом. Аристодем принял приглашение: а Поликсена опять отказалась. Она успела условиться на этот вечер о встрече с Артазострой.

- Такие знакомства легко расстроить, но очень трудно возобновить, - сказала коринфянка разочарованному и уязвленному супругу. - Ведь это Азия!

Аристодем кивнул и поцеловал ее.

- Только будь осторожна.

Поликсена опять пришла к хозяйке с дочерью: уже рассчитав время, когда младший сын персиянки будет спать. Сегодня Артазостра занималась с Дарионом, таким же черноволосым и темноглазым, как брат. Но мальчик им не мешал.

Артазостра встретила родственницу и более приветливо, чем в первый раз, и более настороженно.

- Сегодня все хорошо? - спросила хозяйка.

- Да, - кивнула эллинка.

В груди закололо от болезненных воспоминаний; но царевна не подала виду. Именно так живут все правители, разве она не знала этого?

Когда они сели рядом и Поликсена взяла с блюда печенье, она заговорила первой: отвечая на вопросы, которых, возможно, хозяйка никогда не задала бы. Но такое женское любопытство обязательно нужно было удовлетворить!

- Этот воин, этот спартанец… был моим первым мужем, его звали Ликандр. Он отец моего сына, и служил в Египте наемником.

Поликсена прервалась, кроша печенье на поднос.

- Уже пять лет, как Ликандр ушел на войну с Сирией и пропал без вести. А недавно я узнала, что мой муж попал в плен. По-видимому, в рабстве с него и сделали эту статую! Надеюсь, что он умер!