Когда муж оставил дворец, предупредив, что может задержаться допоздна или вообще до утра, Поликсена послала к хозяйке дворца Каму. Она сказала, что хотела бы навестить ее, взяв с собой дочь, и провести с госпожой вечер за беседой, если у той найдется время.
Конечно, время у азиатки было: но могли оказаться тайные планы. Однако Кама вернулась с улыбкой и с воодушевлением сообщила, что госпожа согласна принять гостью.
Уж не Артазостра ли присоветовала мужу дать Поликсене эту женщину в служанки? Не рассказала ли Артазостра ей о привычках сестры Филомена, о которых знала от него самого?..
Но даже если и так, это могло ничего не значить: только меры предосторожности, которые знатные родственницы предпринимают в отношении друг друга.
Поликсена быстро осмотрела себя перед зеркалом и, найдя, что все в порядке, велела няньке взять Фрину и вместе с персидской прислужницей сопровождать свою госпожу. Египтянка боялась, и дочь от этого беспокоилась… но Поликсена надеялась, что в скором времени обе успокоятся. Артазостра сейчас тоже озабочена миром в своих комнатах.
Когда Поликсена вступила в полутемную комнату, убранную темно-алыми тканями и пахнущую амброй, она ощутила ту же томительно-сладкую тревогу, что вызывала у нее божественная подруга, навеки оставшаяся в Египте. Может быть, такие чувства вызывают все женщины, одаренные матерью богов?.. И отчего здесь так темно?
“Знает ли персиянка о том, что связывало меня с Нитетис?” - неожиданно спросила себя гостья. Ведь в Персии это, кажется, не осуждалось?
Артазостра выступила Поликсене навстречу так неожиданно, что та чуть не вскрикнула.
- Тише! - госпожа прижала палец к губам, сверкнув огромными глазами. На ней опять не было никакого покрывала, только часть волос подобрана назад. - Артаферн недавно уснул, не разбуди! Идем со мной!
Женщины на цыпочках пересекли детскую, и персиянка открыла дверь в соседнюю комнату, сразу заставив Поликсену зажмуриться: внутри ярко горели светильники.
- Это моя комната, - сказала Артазостра.
Они вошли и закрыли дверь - притворив неплотно, чтобы слышать дитя.
Артазостра повернулась к гостье. Она была высокая - одного роста с ней, что Поликсена заметила еще при знакомстве.
- Если твоей дочери время спать, можешь положить ее с моим сыном.
Поликсена качнула головой.
- Благодарю тебя, госпожа. Фрина пока не хочет, пусть побудет с нами.
Персиянка кивнула и указала гостье на мягкую кушетку.
- Садись.
Египтянка с Фриной устроилась на полу, на подушках. Несмотря на то, что это была собственная комната госпожи, здесь по ковру были разбросаны игрушки, видимо, принадлежавшие Дариону. Поликсена окинула взглядом комнату, пытаясь угадать, сколько здесь еще дверей и помещений - и сколько собственной прислуги и преданных людей у Артазостры… преданных именно ей, а не ее мужу.
Здесь, однако, не было никого постороннего. Но Артазостра не испытала никакого затруднения, обихаживая гостью: она подозвала Каму и отдала ей приказ так уверенно, точно Кама состояла в услужении у нее самой. Поликсене все больше казалось, что так и есть.
Кама скрылась в глубине комнаты… вернее, вышла в незаметную дверь: а Артазостра улыбнулась эллинке, чувствуя себя полной хозяйкой положения.
- Она принесет нам угощение.
Поликсена заметила, что акцент у Артазостры, говорившей по-гречески, почти совсем пропал. Может быть, он усиливался от волнения? И речь ее сейчас была почти правильной!
Эллинка вздохнула, не зная, как приступить к разговору. Но тут заметила, что взгляд хозяйки устремлен на ее малышку, которую египтянка заняла найденной игрушкой.
- У тебя красивая дочь, - сказала жена Филомена. - Волосы цвета солнца… у вас он почитается, не так ли? Но мы считаем, что такие светлые люди - слабые люди! Слабее темных!
Поликсена невольно перебросила через плечо концы своих черных волос.
- Может быть, - сказала она вежливо.
Но руки у нее дрожали, и сердце билось. Эта дикарка волновала ее чувства… сильнее, чем хотелось бы самой эллинке. Может, оттого, что Поликсена подозревала в азиатке врага?..
Тут вернулась Кама, с поклоном поставив перед обеими женщинами на столик поднос со сладостями и напитками. Потом служанка удалилась куда-то в тень.
Артазостра сразу схватила с блюда горсть орехов в меду и с удовольствием стала есть. Поликсена при виде этого тоже ощутила голод.
- Ешь… не бойся! - персиянка вдруг засмеялась. - Все время хочу есть!
Она была еще полновата после родов, но была хорошо сложенной, здоровой женщиной: и скоро все, несомненно, уйдет в молоко.
Поликсена присоединилась к госпоже: вдруг ей тоже стало хорошо. Может, оттого, что рядом с ней давно уже не было близкой по духу женщины?
Да что это она думает - нельзя забывать, что Артазостра родственница Дария, которая соперничает с нею за милость брата и может оказаться самым опасным врагом!..
Но это так утомительно - во всех людях подозревать врагов. Должно быть, для персиянки тоже.
Некоторое время они молча угощались, а потом Поликсена задала вопрос, который ей самой показался неожиданным. Ей столько всего хотелось узнать о жене брата - но многое нельзя было спрашивать прямо, а остальное… о чем можно спрашивать персидскую княжну?
Поликсена сказала, что вспомнилось ей из вчерашнего разговора с братом.
- Филомен рассказывал, что зал с фонтаном украшала ты сама… и что ты любишь проводить там время, госпожа. Но брат говорил, что тебе не нравятся наши статуи, которые он хотел бы поставить там. Почему ты не любишь их?
- Ваши статуи? - переспросила Артазостра.
Она усмехнулась, потом захватила прядь своих черных волос и стала играть ею, водить по своей узкой ладони, точно кисточкой.
- Да, я не хочу, чтобы в моем зале были ваши статуи! Это оскорбление!
У Поликсены уже были догадки на этот счет. Она немного придвинулась к персиянке, оказавшись в облаке ее ароматов, и спросила:
- Потому что греческие статуи нагие?
Разумеется, речь шла о мужских изваяниях.
- Нет, - к ее удивлению, ответила Артазостра. - Не потому! Потому, что вы делаете из людей богов… так легко! Делаете богов из ваших воинов!
Персиянка улыбнулась, крылья ее носа хищно раздулись.
- У нас есть тысячи воинов, в груди которых сердце льва! Тысячи умирают, но мы не ставим им статуи! А вы делаете из своих солдат богов, будто они совершенны!
Артазостра взглянула на гостью: их лица были совсем близко, и Поликсена ощутила дыхание персиянки.
- Только единый и величайший бог обладает совершенством!
- Вот как! - воскликнула Поликсена.
Такие соображения не приходили ей в голову. Артазостра действительно была незаурядно умна - пусть и выражала свои мысли совсем иначе, нежели эллины.
- Да, - сказала персиянка.
Она подумала и прибавила:
- Красота человека всегда… имеет изъяны. Мой муж прекрасен, - тут она улыбнулась, - но разве нет у него изъянов? А ваши статуи изображают то, чего нет. Ваши статуи - ложь! Разве ты не знаешь, что мы, арии, праведники Заратустры, больше всего ненавидим ложь?
- Разумеется, знаю! - сказала Поликсена.
Она ощущала в этот миг почти благоговение. Хотя знала, сколь обманчивы бывают азиаты в достижении собственных “праведных” целей.
- Но тот, кто любит, никогда не видит правды, - сказала эллинка неожиданно для самой себя.
Артазостра изумленно взглянула на нее. Потом улыбнулась.
- Это так, - сказала персиянка.
Тут Фрина захныкала, и мать, быстро поднявшись с кушетки, подошла к девочке. Она хотела есть. Поликсена взяла Фрину на руки, со смущением повернувшись к хозяйке.
- Можно?..
Артазостра кивнула.
Поликсена села рядом с ней, с дочерью на коленях, и, немного поколебавшись, обнажила правую грудь. Щекам стало жарко. Даже когда малышка начала сосать, эллинка все еще ощущала смущение: она чувствовала, что жена брата успела оценить ее наготу и продолжает смотреть вполглаза. Сколько чувственности всегда бывает между женщинами - и чем больше их женская сила, тем больше чувственность!
