Но Поликсена не смогла продолжать этот разговор, как и оставаться рядом с мужем: она ушла к детям, и вскоре, немного пошептавшись с нянькой и своей юной рабыней, спустилась с ними и с детьми в трюм, где для семьи Аристодема был отгорожен закуток.

А сам афинянин еще долго оставался на палубе - вцепившись обеими руками в борт, муж коринфской царевны до боли вглядывался в морскую даль, точно мог издали распознать и отвратить от своей семьи опасность. Ветер рвал его волосы, забирался под шерстяной плащ и хитон: но философ только откидывал голову. Аристодем оставался на палубе, пока не продрог, а темное море не слилось с темным небом.

Когда он спустился по узкой деревянной лестнице к жене, Поликсена уже спала, держа в объятиях дочь и завернувшись вместе с нею в плащ. Спартанский мальчишка спал, совершенно раскрывшись и разметавшись по узкой лежанке: хотя нянька явно старалась его укрыть перед сном.

Аристодем хотел поцеловать жену, не тревожа ее покоя; но вместо этого поцеловал золотоволосую дочку. Потом устроился там, где осталось место, не занятое женщинами и детьми, - но долго еще не мог уснуть, слушая, как шумит море и как надсмотрщики на нижней палубе почти вровень с ними, за тонкой перегородкой, понукают несчастных гребцов.

- Как тонка эта грань… между господином своей судьбы и рабом, - прошептал афинянин. - Персы никогда не забывают об этом! А сможем ли мы?..

Наконец и он тоже уснул.

Плыть морем непривычным людям было нелегко, а с маленькими детьми - вдвойне трудней; но путешествие прошло удачно. Никострат вначале был счастлив, испытав за эти дни столько, сколько не переживал за месяцы неспешной, благополучной и однообразной жизни в Египте; и у малышки Фрины щечки зарумянились от морского воздуха.

Потом, конечно, все утомились, считая и мальчика: но сын Ликандра ни разу ни на что не пожаловался.

Через четыре дня после начала плавания Поликсена схватила какую-то лихорадку, и полдня пролежала, не поднимая головы от подушки, которой служил свернутый плащ, и даже отказываясь кормить дочь: чтобы не заразить ее. Она помнила, как ее мать скончалась во время морского путешествия!

Мекет вначале попыталась ухаживать за госпожой, хотя было видно, как ей страшно: и тогда Аристодем прогнал девчонку. Египтянка тут же убежала со стыдом и облегчением.

Аристодем сидел у постели жены неотлучно - Поликсена почти никогда не болела, и тем страшнее была эта непонятная немочь. Он тоже помнил о судьбе ее матери!

Когда жена попросила пить, афинянин даже побоялся оставить ее… воды было мало, и расходовали ее очень аккуратно: под рукой у них воды не было, только в бочках, которые стояли далеко, крепко связанные и охраняемые. Но тут к постели матери протиснулся молчаливый Никострат: мальчик, как оказалось, все это время сидел, спрятавшись за полотняной разгородкой.

- Я принесу тебе воды, мама, - сказал он.

И тут же убежал: его никто не успел ни задержать, ни остеречь. А ведь ребенка множество взрослых сильных незнакомцев, уже томимых общей жаждой и оттого ожесточенных, могли не только не пустить к бочкам и сосудам с водой, но и покалечить при попытке зачерпнуть ее: а то и убить!

Поликсена, объятая тревогой, приподнялась на постели, но Аристодем заставил ее лечь обратно.

- Он придет, не бойся! - сказал афинянин.

И в самом деле: спартанский мальчик скоро вернулся, таща тяжелый медный кувшин с водой и умудрившись при этом почти ничего не расплескать. Этого кувшина у них не было.

Поликсена с благодарностью и запоздалым страхом за свое дитя приняла драгоценный дар. Она сделала несколько больших глотков, а остальное вернула мальчику.

- Благодарю тебя, милый… Теперь дай воды своей сестре и служанкам, - сказала она. - А ты сам не хочешь пить?

Никострат мотнул головой.

- Я не хочу, - сказал он: и тут же убежал выполнять распоряжение матери.

Аристодем схватил жену за руку.

- Где он взял кувшин, и как пробился к воде? - воскликнул афинянин. Видя такую находчивость ребенка, выросшего на попечении нянек, Аристодем забыл даже о собственной жажде.

- В Спарте мальчиков сызмальства приучают воровать еду, кормя их впроголодь, - сказала Поликсена. Она смотрела вслед сыну с такой же тревогой - и, вместе с тем, с восхищением, точно в ребенке проявился дар богов. - Но ведь моего сына никто этому не учил!

- Я бы сказал, что в детях порою просыпается душа предков независимо от воспитания и образа жизни, - заметил Аристодем. - И это случается чаще, чем мы думаем!

Он думал в этот миг о собственном брате, который сейчас плыл в Афины, - они удалялись друг от друга, чтобы никогда больше не сойтись.

Когда Никострат, сопя от испытанного напряжения, но втайне очень гордый собой, вернулся назад к матери, Поликсена уже сидела. Необычайное поведение сына, казалось, вернуло ей силы быстрее, чем она ждала.

Никострат попытался спрятаться снова, но она улыбнулась мальчику и позвала его:

- Поди сюда!

Маленький спартанец приблизился. Казалось, он был теперь немного смущен своим поступком: но охотно прижался лицом к коленям матери, обняв их своими сильными маленькими руками.

Поликсена погладила его встрепанные темные кудри.

- Благодарю тебя… Ты очень смелый, и очень помог мне, - прошептала она.

Тронув сына за подбородок, заставила его поднять голову.

- Но если ты украл этот кувшин, больше так не делай, - серьезно сказала царевна.

Никострат кивнул. Он улыбнулся в ответ на улыбку матери, но потом все-таки ушел и спрятался. Или убежал обследовать трюм. Поликсена теперь не сомневалась, что ее сын уже делал это, убегая из-под присмотра египтянки: и что он не пропадет в пути.

Вечером Поликсена велела няньке принести ей Фрину для кормления. Болезнь прошла, хотя некоторая слабость осталась: и перевязанные груди уже зудели от молока.

Больше Никострату не пришлось так помогать матери; но он так и не признался, где стащил кувшин, и вернуть его не удалось. Поликсена знала, что поступок сына ей запомнится на всю жизнь: как и Аристодему. И, несомненно, это маленькое геройство навсегда отложится в памяти у самого Никострата.

Именно такие поступки, кажущиеся незначительными великим мужам и просто взрослым людям, и созидают великих мужей. Зимняя непогода за стеною хижины, сотрясающая колыбель, может запомниться ребенку больше, чем буря, качающая корабль опытного моряка!

Сколько еще таких маленьких бурь будет в его детстве?

***

Милет был морской гаванью, и корабли, направлявшиеся в Ионию, вошли прямо туда. Когда Аристодем и его семья услышали об остановке, они поняли, что на этом все опасности кончились. Пока!

Но сейчас всех усталых путешественников примет дворец правителя.

Аристодем прямо в порту нанял повозку у местных греков. Он даже сказал им, кого везет и кто он сам такой. Услышав, что приехала царевна и сестра самого правителя вместе с мужем, ионийцы сразу поверили этим словам и исполнились почтительности. Несомненно, Филомен успел внушить к себе уважение - и удерживал захваченные позиции!

И он, без сомнений, часто показывался народу: Аристодем понял, что местные ионийцы узнали Поликсену в лицо. Она так напоминала своего брата!

Опять тревога стеснила афинянину грудь.

Для себя и ионийцев Поликсены он нанял лошадей. Предложил поехать на лошади и Никострату: мальчишку уже сажали на коня в Навкратисе, и хотя он не научился ездить верхом, предложение отчима принял с восторгом. Но это только потому, что любил опасности!

Удастся ли воспитать конника из спартанского мальчишки?..

Аристодем знал, что Филомен, хотя и начинал воинскую службу в египетской пехоте, давно стал настоящим конником. Его Фотинос, черный Поликратов конь, был все еще жив, и хозяин очень любил его. Но что нашепчут голоса предков сыну Поликсены?

Аристодем позаботился о том, чтобы одного из воинов отправить вестником к Филомену: и во дворец сатрапа, точнее - в огромный дворцовый сад, их препроводили с почетом.