Литмир - Электронная Библиотека

Это была не совсем правда: Аристодем все еще не до конца понимал, почему же решил примкнуть к Филомену. Но больше он ничего не прибавил: и Аристон кивнул, понимая, что слова излишни.

- Попутного ветра тебе, - пожелал старший брат, невесело усмехнувшись.

- И тебе, - сказал Аристодем.

Они расстались без объятий. И Аристодем сознавал, что теперь отрезан от всей своей семьи и от своего города больше, чем Поликсена от царицы Нитетис. Афиняне не простят ему никогда…

Вернувшись домой к жене, Аристодем с убитым видом рассказал о решении брата. Но Поликсена нашла неожиданные слова ободрения.

- Я с самого начала не верила, что твой брат уедет с нами, - сказала она. - Филомен мой единственный брат… и твой лучший друг и пифагореец, он тебе по-прежнему ближе всех, кого мы принимали в нашем доме в Навкратисе! А что Аристон стал бы делать в Ионии? Может, он и остался бы, ради тебя… но это кончилось бы плохо.

Аристодем усмехнулся.

- Ты думаешь, что для нас все кончится хорошо?..

Жена рассердилась.

- Я обязана думать так ради нас всех, ради наших детей! Перестань так вести себя, ведь дети все видят и слышат!

Аристодем с огромным трудом совладал с собой. Он улыбнулся жене.

- Ты права. И прости мне это нытье. Мы все давно решили!

Никострату мать и отчим объяснили, что они поплывут морем в другую страну, - и маленький спартанец почти все понял. Пока мальчик еще не имел возможности узнавать что-нибудь сам… но когда встанет на ноги и осмотрится…

Впрочем, до этого еще долго.

Поликсена рассчитала нескольких слуг-египтян: у них работали слуги, получавшие плату, как это было издавна заведено в Та-Кемет. Греки держали почти исключительно рабов.

Нянька Никострата была свободной женщиной, но, к удивлению и большой радости госпожи, отказалась оставить детей. Брать в семью незнакомую няньку, да еще и второпях, было едва ли не опаснее всего!

Мекет, хотя и была невольницей, успела полюбить умную и чуткую хозяйку, и тоже ехала охотно: к тому же, юность быстро забывала свои страхи, и девушка снова горела желанием посмотреть другие страны.

Они выгодно продали дом - одновременно с Аристоном, хотя, улаживая свои дела, братья не встречались. Потом Аристодем купил для себя и семьи место на одном из торговых кораблей, который направлялся в Ионию: теперь, во многом благодаря персам, корабли даже проверенными торговыми путями редко ходили поодиночке. Хотя и страх перед бурями заставлял их сбиваться вместе, и прежде персов купцы опасались финикийцев и других пиратов. Ну а торговые пути именно поэтому были самыми опасными.

Взяв своих слуг и охрану, Аристодем и Поликсена сели на корабль и вверили себя судьбе. Никто из них достаточно не верил в Посейдона.

За несколько дней они спустились по Нилу и высадились в порту, ожидая выхода в море.

Супруги молча смотрели, как у них на глазах начальник триеры бросает в воду обязательную жертву.

- Мама, что это он делает? - неожиданно спросил Никострат, показав пальцем на греческого моряка.

- Приносит дар хозяину моря Посейдону, чтобы тот не потопил нас, - сказала Поликсена.

Никострат кивнул и больше ни о чем не спросил. Ему недавно исполнилось четыре года.

Аристодем и Поликсена переглянулись, но ничего не сказали. И тут раздались резкие слова команды: свернули и подняли на борт носовой канат, и триера, с двумя своими товарками, стала разворачиваться.

Афинянин, качнувшись, когда судно накренилось, шагнул назад от борта, увлекая за собой жену и приемного сына. Нянька, в мешковатом азиатском платье и с головой, плотно обмотанной платком, попятилась с Фриной на руках: египтянка, как видно, очень боялась, но владела собой. Мекет блестящими расширившимися глазами смотрела на суету крепких греческих матросов, одетых в одни набедренные повязки.

Хлопнул в высоте парус и развернулся белым крылом. Он выгнулся под ветром, и корабль направился в открытое море.

Поликсена прижалась к мужу.

- Да пребудет с нами единый бог, как бы его ни звали, - проговорила эллинка.

========== Глава 75 ==========

По пути им несколько раз встречались и финикийские, и персидские флотилии: но эти группы кораблей, хотя и были, несомненно, оснащены для боя, мирно проходили мимо.

Заалевшее солнце едва начало клониться к западу, когда они во второй раз за первый день разминулись с персидскими кораблями, - начальник, весь в золоте, с укутанными в золотую ткань головой и лицом, горделиво стоял на носу передового судна. Увидев греков, он махнул своим плыть скорее: и две триеры и три биремы* послушались его как одна. До греков донеслись отзвуки команд, которые повторились на каждом из пяти кораблей: невидимые гребцы налегли на весла, и триеры и биремы набрали ход.

- Дурной знак, - сказал Аристодем жене.

- О чем ты говоришь? - спросила Поликсена, невольно крепче вцепившись в низкий борт и взволнованно глядя вслед персам. Она оглянулась на сына и дочь: Аристодему удалось добиться разрешения выпускать детей с нянькой на палубу, чтобы поменьше дышать гнилым воздухом трюма.

- Ты успокоилась, потому что они пропустили нас? - спросил ее афинянин.

Он откинул с лица жены черные волосы, которые выбились из узла: сегодня она собрала все волосы на затылке.

- А меня именно это и пугает! - сказал Аристодем. - Еще недавно мы превосходили персов в мореплавании так же, как и в бою… но за эти несколько лет не только флот их очень увеличился, но и боевое искусство. Может быть, азиаты не сравнятся с нами в храбрости: но только погляди, как слаженно они действуют! И как повинуются своим начальникам! Недостаток храбрости каждого отдельного солдата возмещается дисциплиной и общей пламенной верой… с огромной лихвой, Поликсена.

Аристодем обнял ее за плечи.

- Я знаю, что войско подчиняется иным законам, нежели каждый солдат в отдельности: и если зажечь искру в таком войске, как персидское, священное пламя охватит всех и азиаты будут сражаться как одержимые. Что они и делают!

Философ печально рассмеялся.

- Тебе стоит поговорить об этом с моим братом, - серьезно сказала жена. - Не сомневаюсь, что ты был бы хорошим стратегом! А Филомен и сам по себе очень храбр, и не забыл, что значит быть воином!

Филомен за годы своего правления Ионией брал в руки оружие, даже когда этого не требовалось: несмотря на благополучное в целом сосуществование греков и персов на этой земле, несколько раз в Ионии происходили волнения. Такие волнения остались бы почти незамеченными царем царей с высоты его трона, и рядовой персидский сатрап на месте Филомена просто послал бы для усмирения недовольных отряд воинов: но Филомен, как видно, решил дать своим подданным понять, чем греческий правитель отличается от азиатского. И не позволять забывать этого!

Супруги долго любовались морем и небом, которое отдавало ему свои краски: зрелище, которым греки могли бы наслаждаться бесконечно долго.

- Я очень хочу увидеть моего дорогого брата, - сказала Поликсена после длительного молчания: но не безысходно тягостного, а наполненного ожиданием. - Хочу понять его! Письма не скажут и десятой части того, что поймешь по одному взгляду на живого человека!

Муж посмотрел на нее… и вдруг страшное предчувствие овладело им. У всех в памяти еще была жива история сестер Камбиса: и Аристодем никогда не забывал о брачном обычае зороастрийцев. Говорили, что Камбис взял Атоссу силой, как и Роксану: но кто мог в действительности знать!

- Филомен писал, что у него жена травница и колдунья. И она, должно быть, очень ревнива, - сказал афинянин совсем некстати.

Поликсена изумилась.

- При чем здесь его жена? Я сестра Филомена!

- А о Камбисе ты помнишь? - спросил без обиняков Аристодем.

Поликсена побледнела, взгляд стал отрешенным: она не только помнила, но и почти что видела собственными глазами.

- Камбис был персом, - сказала она наконец. - А Роксана персиянкой!

130
{"b":"716360","o":1}