Атосса покраснела под взглядом великого супруга. Царь рассказал ей обо всем с таким опозданием: но все же рассказал.

- Дай мне эти письма, царь, - и персиянка протянула руку, точно думала, что царь носит папирусы Уджагорресента за пазухой.

Дарий улыбнулся.

Хлопнув в ладоши, он велел явившемуся приближенному евнуху принести жене письма; а также позвать толмача-египтянина.

Египтянин, потея от волнения и не смея утереть пот с бритого лба и лица, прочел одно из писем перед глазами обоих владык и подтвердил Атоссе, что второй свиток содержит в себе то же, что и первый. Дарий благосклонно кивнул толмачу и обратил все внимание на супругу, ожидая ее суждения.

Немного подумав, великая царица сказала:

- Этот Уджагорресент непохож на изменника, царь. Я думаю, египтянин послушался тех, кто поднял мятеж, и они подбили его занять трон: но Арианда он не убивал. А сейчас хочет сохранить свою страну в целости! Ты видишь, как Уджагорресент позаботился, чтобы его письма не перехватили враги!

- Ты права, - царь царей кивнул. - Этот египетский жрец смелее, чем я думал, и умнее, чем Гаумата!

Атосса отвернулась, подавив невольную дрожь под взором Дария. Он так и не простил ей, что она прежде него принадлежала Камбису, а потом вавилонскому обманщику; хотя никогда не делал прямых упреков. Однако теперешний царь, сильный, спокойный и благородный, был ей куда больше по сердцу, чем взбалмошный и порою бессмысленно жестокий брат, от которого царица натерпелась немало, хотя недолго жила с ним. И уж, конечно, Дарий был лучше мидийского лжеца, с которым Атосса сошлась по необходимости!

Царица, встав со своего кресла, села рядом с супругом на обитую златотканым шелком кушетку. На них обоих упала узорная тень от кедровой решетки, отделявшей египетский обеденный столик из эбенового дерева и слоновой кости от остальной части комнаты.

- Что ты будешь делать с этим человеком? - спросила царица своего повелителя, засматривая ему в глаза.

Дарий взял Атоссу за подбородок и заглянул ей в лицо тем глубоким взглядом, который она помнила и у Камбиса.

Эта женщина была красива, умна и царской крови; но взирала на него с холодностью государственного мужа, а не с нежностью жены. Но ее никогда не покарают за промах так сурово, как покарали бы государственного мужа; и своих целей она может добиваться лаской и чарами.

Преодолев отчуждение, которое неожиданно ощутил к Атоссе, царь царей улыбнулся и обнял ее за плечи.

- Разумеется, я пощажу Уджагорресента и оставлю на своем месте. Он мог бы оказаться гораздо хуже - и зачем я стану менять того, кто проверен, на того, кто изменит мне завтра?

- Это очень мудро, государь, - сказала Атосса, улыбаясь и гладя царя по плечу. - Сам великий Кир, мой отец, на твоем месте не рассудил бы лучше!

Конечно, это была лесть; но это была и правда. Атосса могла бы стать таким же царем, как Дарий, родись она мужчиной.

Вдруг ощутив холодность и отвращение к жене, Дарий встал.

- Я еще не казнил твоего мужа Гаумату, - сказал он, не поворачиваясь к своей царице. - Когда этот изменник будет доставлен ко мне, он будет посажен на кол!

Дарий повернулся к Атоссе и вгляделся в ее лицо. Царица побледнела. Она не попыталась изображать равнодушие к судьбе прежнего мужа, и Дарию это понравилось.

- Гаумата это заслужил. А у меня… у меня не было выхода, великий царь, - сказала Атосса внезапно охрипшим голосом.

Дарий кивнул: он в этом был совершенно согласен с супругой.

Атосса, улыбнувшись просительно и соблазнительно, накрутила на палец смоляную прядь, выбившуюся из-под покрывала.

- Приходи ко мне сегодня ночью!

Дарий улыбнулся в ответ.

- Я приду, жена. А сейчас ты можешь быть свободна.

Склонившись к ней с величавостью, отличавшей благородных мужей Персии, он поцеловал прекрасную Атоссу в нарумяненную щеку.

Персиянка поднялась с кушетки; она низко склонилась перед мужем и хотела было уже идти. Но, сделав несколько шагов до двери, царица остановилась и обернулась: она не вытерпела.

- Так ты возвращаешь Египет язычникам? Оставляешь наместником этого жреца Нейт?..

Дарий сложил руки на животе.

- Пока египтяне признают мою власть, я не стану ссориться с ними. Не забывай, сколь многому мы научились у этих людей!

Атосса чуть было не напомнила Дарию, что египтяне со своими мерзкими зверобогами свели с ума и погубили ее брата и мужа; но сочла за лучшее промолчать. Еще раз поклонившись супругу, великая царица удалилась.

Она решила, что в одиночестве как следует обдумает, что значит для нее Уджагорресент и теперешнее положение Египта; и, может быть, нашепчет это на ухо супругу нынче ночью, когда ляжет в его объятия. А может, и предпримет что-нибудь сама. Царь царей будет отсутствовать дома подолгу, как и Камбис, - ему нужно замирять народы, которые он подчинил себе, и покорять все новые, пока не останется никого, кто не прислал бы Дарию земли и воды*!

***

Нитетис, прочитав письмо Уджагорресента, пришла в необыкновенное волнение. Она поняла, что это за возможность: возможность вернуть почти полную власть над страной, которую Псамметих когда-то попытался вырвать у персов силой! И что рядом с этой властью значит подчинение египетских богов - отныне и вовеки - Ахура-Мазде?

Камбис истово поклонился Нейт, войдя в Египет; но Дарий зороастриец и зороастрийцем пребудет, относясь к чужим поверьям и обычаям со снисходительным благодушием победителя. Можно ли с этим примириться, даже если за Дарием - правда?

Зороастрийцы называют себя людьми, вовеки верными правде и отвергающими ложь. Но каждый народ убежден, что знает высшую истину!

Люди Та-Кемет могли бы отвернуться от Нейт, и даже легко: потому что простолюдины бездумны, как верно говорил Уджагорресент. Когда-то, совсем юной девочкой, Нитетис верила, что можно без труда переписать судьбу всей Та-Кемет, обратившись к единому божеству персов.

Сейчас же, пережив так много, Нитетис поняла, что люди могут пренебречь древними богами - но сами боги этого не простят.

За теми, кого сыны и дочери Та-Кемет именовали Амоном, Хором, Исидой, Хатхор, стояли могущественные силы, пусть даже совершенно иные, нежели представлялось наивным почитателям. Нитетис мыслила сейчас как египтянка и как жрица, воспитанная жрецами. Пусть даже эти силы были вызваны к жизни слепым поклонением людей - они требуют того, чтобы с ними считались!

И не ей ли, Нитетис, следует восстановить Маат? Может быть, это последняя возможность стать царицей, подобной Хатшепсут, Нефертити, Тейе*? Может быть, ей следует отвернуться от экуеша, туруша и кефтиу*, как того желает ее супруг, - и предоставить персам расправиться с греками, подчинив их разрозненные полисы поодиночке?..

Нитетис сидела с такими мыслями одна, прогнав от себя даже слуг-египтян. И, уж конечно, не могла выдать своих мыслей Поликсене.

Бедная Поликсена! Она Нитетис не враг, даже если бы пожелала изменить их столь давнему и любовному союзу: Поликсена сама изгнана со своей земли и, волей или неволей, отреклась от богов своих предков. Никому из эллинских божеств эта коринфянка уже не сможет молиться с чистым сердцем; и никто из них уже не даст ей покровительства. Но даже если Поликсена не угрожает великой царице, никак нельзя ранить и мучить ее своими сомнениями насчет эллинов. Всего вероятнее, если ее филэ выберется живой из этой ловушки, муж-афинянин увезет ее в Ионию: и оба будут потеряны для той Эллады, которая для всех греков служит образцом, - для Аттики, Элиды и Лаконии.

И уехать ее подруга должна со спокойной душой. Пусть родит и воспитает здоровое дитя: все равно ее дети ничего не изменят.

Поликсена, конечно, перетревожилась в дни восстания Мемфиса: но близость царицы и письмо Уджагорресента значительно успокоили эллинку. К тому же, заповедное место, где жила ее любимая госпожа, само по себе очень успокаивало. Вот где стоило возвести храм - среди этих пальм, у озера! Но какому божеству здесь можно посвятить храм?..