Поликсена выгнулась в его руках, как вакханка, когда новый муж сорвал с нее свадебный наряд, разорвав завязки на плечах, и впился изголодавшимся ртом в ее тело. Она могла стонать громко: никто из гостей внизу не слышал их, а кто и слышал, сам так же славил Диониса.

Аристодем почти не ласкал ее: он овладел своей возлюбленной, едва лишь обнажился сам, и только этого она и хотела. Они уже не понимали, где кончается один из них и начинается другой, где небо, где земля: слившись в одно неистовое существо, средоточием которого было наслаждение. Сначала торопливое, потом, когда они упились друг другом, - медленное, тягучее.

Потом они долго лежали рядом среди смятых простыней, с налипшими на влажные нагие тела цветами, - в изнеможении, но без сна.

Аристодем наконец коснулся щеки жены, и она повернула к нему голову.

Афинянин улыбался ей.

- Аристон ошибся, - прошептал он. - Я не знаю, как на самом деле живет мой брат, но…

Поликсена прижала палец к губам.

- Пора спать, милый.

Аристодем вздохнул от избытка счастья.

- Ты в первый раз говоришь мне такое!

Поликсена нахмурилась.

- Надеюсь, что и не в последний. Спи, нам завтра возвращаться домой.

Поликсена уснула, прижимаясь головой к груди нового мужа, а афинянин долго еще не спал, гладя ее спутанные волосы.

- Возвращаться домой, - прошептал Аристодем, посмотрев в окно.

Потом он улыбнулся и закрыл глаза, приобняв жену и ощущая ее сладкую тяжесть. Он тоже скоро уснул.

Они спали недолго, но пробудились отдохнувшими и опять предались любви. Медленно, еще неуверенно, пробуя друг друга на вкус. Потом еще немного полежали рядом и, поднявшись с постели, позвали каждый свою прислугу, чтобы привести себя в порядок.

Поликсене показалось, что Та-Имхотеп, которая попросилась пойти с госпожой в дом Аристона, зная, что госпоже наутро понадобятся все ее услуги, втайне не одобряет происходящее: хотя, конечно, молчит. Поликсена обещала себе, что позже поговорит с верной рабыней наедине и выспросит все, что ту беспокоит.

Молодые супруги вышли к гостям, половина из которых только начала приходить в себя. Однако Аристон уже был трезв и ждал их.

- Наконец-то! - воскликнул хозяин, спеша к младшему брату с распростертыми объятиями. - Ну, как ночка, братец-философ?

Он толкнул Аристодема в бок и подмигнул.

- Признайся, ведь лучше, чем корпеть над твоими папирусами?

Аристодем сердито прижал палец к губам, кивнув на нахмурившуюся жену.

- Мы пришли поблагодарить тебя и проститься, брат. Нам пора, - сказал афинянин.

Он улыбнулся.

- Ты для нас этой ночью сам как бог любви. Пусть же радость, что ты подарил нам с Поликсеной, к тебе вернется вдвое!

Аристон ухмыльнулся и смутился.

- Хайре, - пожелал он от всего сердца, снова обнимая брата.

Посмотрев на Поликсену, Аристон поклонился.

- И тебе желаю благоденствовать, госпожа.

Обратно молодые супруги шли обнявшись, хотя, наверное, это было неприлично. “Но уж никак не более неприлично, чем мужчинам и юношам идти в обнимку, - что наверняка здесь можно увидеть чаще”, - подумала Поликсена.

Она взглянула на мужа.

- Как хорошо, что у тебя бывает мало гостей, - сказала коринфянка.

Аристодем поцеловал ее.

- Я и не хочу сейчас видеть никого, кроме тебя. Но обещаю, что когда мы с тобой опять захотим общества, я не буду принимать никого, кто тебе не понравится!

Поликсена кивнула. Некоторое время она шла молча, словно бы отстранившись от супруга, хотя он по-прежнему обнимал ее за талию. Наконец Аристодем встревожился; но вспомнив о муже, Поликсена рассеяла его беспокойство улыбкой.

Месяц новобрачные прожили, отгородившись от всех, в почти ничем не омрачаемой радости. А потом Поликсена получила из Саиса тревожное письмо.

Нитетис писала, что в Персии объявился самозванец, выдававший себя за Смердиса, убиенного брата Камбиса, и захвативший власть в Вавилоне и в Сузах. В Вавилоне уже выходили указы, скрепленные печатью узурпатора! Камбис собирался вернуться в Персию для подавления восстания!

Поликсена чуть было не сорвалась обратно в Саис, но муж удержал ее.

- Вот теперь тебе и в самом деле нечего делать там! - воскликнул Аристодем. - Царица ведь не звала тебя? Она сама понимает всю опасность, а если будет искать у нас убежища, то приедет!

Поликсена признала, что это разумно. Она написала госпоже длинное письмо, надеясь хоть немного ободрить ее.

А совсем скоро Навкратиса достигли вести, что царь царей погиб по пути назад в Азию, при самых загадочных обстоятельствах.*

* Сын кипрского царя Кинира, славившийся своей красотой и погибший юным, из-за которого ссорились Афродита и Персефона.

* Смерть Камбиса датируется весной 522 года до н.э., хотя разные источники приводят разные версии его гибели: от несчастного случая до самоубийства.

========== Глава 62 ==========

Уджагорресент был в Мемфисе, когда это случилось, - потрясение всего мироздания, как представлялось всем, изведавшим могущество Персии.

Царский казначей немедленно поспешил в Саис. Защитить Нитетис, спасти ее, - вот что сделалось главной его целью!

Пока, казалось, спасать было не от чего: хотя и в Мемфисе, и в Саисе Уджагорресент слышал всеобщий плач, как будто опять умер великий Амасис. Стенали и персы, и египтяне: никто не знал, чего себе ждать от будущего, однако египтяне, как это часто случалось, мыслили трезвее захватчиков. Прежде всего, многоопытные жрецы, из которых даже не самые старые пережили не один дворцовый переворот.

Прибыв в город Нейт, царский казначей, не приближаясь ко дворцу, сразу же направился в главный храм. Его вело наитие, спасавшее любимца нескольких владык Та-Кемет уже не раз.

- Ты, господин? - навстречу выступил верховный жрец, который когда-то укрывал в недрах храма юную Нитетис. Одетый в белое старик редкозубо улыбнулся, опираясь на посох. - Мы ждали тебя, да благословит тебя матерь богов! Великая царица и царевич сейчас у нас!

Уджагорресент застыл на месте, ощущая, как холодный пот выступил между лопатками: там, где на обнаженную спину свешивался амулет. Сегодня царский казначей был одет по-египетски.

- Они прячутся?..

- Нет, - старый ит нечер поспешно поднял руку. - Царица пришла за утешением и просветлением сердца, как и ты! Она, должно быть, молится сейчас, но я могу проводить тебя к ней.

- Немедленно, - приказал Уджагорресент.

Верховный жрец склонился перед ним, как перед самим фараоном, и уста всемогущего царского советника тронула недобрая улыбка.

Два жреца Нейт быстро углубились в храм: тесными коридорами, ощущая над собою толщу камня, которая стесняла и угнетала чужестранцев, но каждому истинному сыну Черной Земли давала уверенность в вечности - прошлом, настоящем и будущем. Они перетекали друг в друга, и будущее с прошлым смыкалось в неразрывный круг.

Нитетис Уджагорресент нашел в одном из молитвенных залов: его воспитанница, в синем траурном платье, и в самом деле совершала преклонение перед статуей Нейт, держа в простертых руках курильницу. Уджагорресент, как ни спешил ее увидеть, остановился у стены, в тени одной из мощных колонн, два ряда которых подпирали потолок с обеих сторон.

Когда царица встала, он выступил вперед и приостановился, чтобы Нитетис успела разглядеть его. А потом быстро подошел к ней и принял из ее рук курильницу, которая еще дымилась.

Царский казначей, опустившись на колени, тоже совершил земной поклон - и, пробыв в таком положении несколько мгновений, поставил курильницу на сверкающий пол перед статуей. Он поднялся.

- Как я рада тебя видеть! - воскликнула Нитетис, когда Уджагорресент наконец повернулся к ней.

Он заметил, что глаза у нее красные и припухшие, хотя черная обводка не растеклась; и встревожился.