– Очень мило, – подтвердил я, бросив на куклы еще один взгляд, – То, что вы хотели рассказать нашей газете, связано с ними, или…

– Не только с ними, – перебил меня смотритель поспешно, словно боясь, что я украду у него идею, – Все намного серьезнее. Я уверен, что в этом Маяке обитают привидения.

– Привидения? – осторожно переспросил я, – Я правильно вас услышал?

– Привидения. Призраки. Фантомы, – терпеливо отозвался Свен, – Именно так. Я думал, что ваша газета ищет подобные истории для своей колонки про мистику.

– Да, конечно. Просто поверить в это довольно тяжело. Я вас слушаю. Где можно присесть?

Свен ткнул пальцем в один из боковых ящиков. Из деревянной коробки на меня глазела уродливая голова куклы, ощетинившись стружкой посреди пустых бутылок. Кто-то здесь явно злоупотреблял спиртным. Я закрыл все крышкой, пододвинул ближе к лестнице, сел, вынул из наплечной сумки камеру, блокнот и набор цветных ручек. Эта старая привычка с разноцветными чернилами – хороший способ запомнить и выделить наиболее важные участки сырого материала, на которые потом следует обратить особое внимание во время написания статьи.

– Итак, вы думаете, что здесь, в здании старого Маяка в Глекнере обитают призраки?

– Именно так, – подтвердил Свен, опустившись на ящик напротив, – Только я не думаю. Я знаю это, утверждаю, я уверен – этот маяк просто кишит ими, как дворовая собака блохами.

– А можно ли конкретнее?

– Точно сказать не могу, но есть некоторые предположения. Мне кажется, что все началось около пары-тройки месяцев назад, – протянул Свен, тяжело вздохнув, – Вы знаете, тут, на верхних этажах было немало офисов и студий. Полно компьютеров, радио, телевизоров – словом всякой техники, которую нужно охранять, пока на объекте нет хозяев.

– Понимаю, итак?

– Так вот, – продолжил Свен, махнув рукой, – Совсем рядом, и немного выше, проходят линии электропередач. Тянутся откуда-то из под земли за маяком. Понимаете?

– Понимаю. Продолжайте.

– Естественно, начали возникать проблемы. Телевизоры выдавали одни помехи! Радио отказывалось принимать сигнал! Компьютеры сбоили один за другим! Сначала, я думал, что это связано между собой, пока однажды в шуме телепомех не начал различать голоса. Понимаете?

Я посмотрел на собеседника, как на сумасшедшего. Да уж, среди всех этих манекенов, да еще с таким изрядным запасом горячительного, можно слететь с катушек.

– То есть, вы утверждаете, что различали голоса призраков в шуме телепомех, я правильно понимаю вас? А как же высоковольтные провода? Разве они не причина сбоев?

– Высота этого маяка восемьдесят три метра, – сухо сказал Свен, – Каменные стены, оставшиеся с момента постройки, обеспечивают отличную звукоизоляцию, плюс здесь полно металлических конструкций. Поэтому технике, под такой защитой, уловить сигнал – невозможно вовсе. Первый голос прозвучал совсем близко. Рядом.

– И что он сказал?

– Post tenebras spero lucem.

– А ваш призрак религиозен. Это же строки из Библии «Надеюсь на свет после мрака», если я правильно помню.

– О, так вы тоже верующий?

– Нет, – ответил я коротко, – Но с Библией знаком.

– Вы не считаете это странным?

– То, что у вас здесь поселился призрак, или то, что атеист когда-то читал Библию?

– И то, – замявшись, отозвался Свен, – И другое, впрочем…

– Нет, не считаю. Но вернемся к вашему призрачному голосу. Это произнесла женщина или мужчина?

– Сначала был женский голос. Именно женский.

– А что потом?

– Через несколько дней стали звучать другие голоса. Много. Все разные. Похожие, но слишком несходные. Они говорили мне о многом, но слишком тихо. Кажется, просили оставить их на месте, не забирать во тьму и не тянуть на небеса. Я так ничего и не смог разобрать. Призраки говорили постоянно, часто, почти ежедневно. Я даже бросил пить. На какое-то время.

– То есть, вы слушали телепомехи, и различали целые фразы на латыни? Занятно. А что же потом? Они стихли? Были ли в истории маяка какие-то выдающиеся трагические истории, которые можно связать с этим местом.

Свен пожал плечами. Его серое лицо в блеклом свете электрофонаря казалось теперь ослепительно белым.

– Мне известно только о погибшем писателе…

– Вам и Виктор Венцель являлся?

– Нет. Я так и не смог их увидеть. Хотя пытался записать голоса, сфотографировать, снять на видеокамеру…

– И чем же это закончилось?

– Внутри маяка постоянно сбоит электроника, я же говорю. Телефоны не ловят связь, а снимки не удаются даже на мобильном, не говоря уже о старых «мыльницах». Что-то постороннее выдает помехи и шумы.

– Вы утверждаете, что ваш маяк – это место сбора неупокоенных душ?

– Я ничего пока не утверждаю, – проговорил Свен мрачно, – Я только начинаю догадываться. Если бы только вы могли задержаться здесь на несколько дней и услышать их! Конечно, отсюда вывезли всю технику, с началом комендантского часа, но…

– К сожалению, у меня слишком плотный график. Лучше я просто запишу ваши слова.

– Пусть так. Только скажите, вы верите моим словам? Или как все остальные считаете меня сумасшедшим?

– Я верю в то, что вы верите в эту историю, – отозвался я сухо, сам удивившись своей прямоте, – Впрочем, статью я вам гарантирую. А какой из этого всего будет результат – покажет время.

Смотритель промолчал, затем медленно кивнул в ответ. Глаз от блокнот он так и не отвел.

– Это лучше, чем ничего. Вы говорите, во всяком случае, честно.

– Я очень бы хотел разобраться в этой вашей истории. Просто голоса читающие библию… это…

– Вы не понимаете, здесь совсем другое, – обиженно заявил Свен и стал похож на большого ребенка, – То, что я пытаюсь донести до вас – настоящая сенсация. Я склонен считать, что стою на пороге настоящего открытия. Все в мире взаимосвязано, правда? Вы думаете, призраки из этого Маяка могут быть связаны с волной исчезновений в городе, Килиан?

– Нет. Паранормальщина не может быть таким злом, каким являются люди. Если в нашем городе заявилась банда ублюдков и маньяков, не стоит приплетать сюда потусторонщину. Человек и без вмешательства извне может превратиться в чудовище, чтобы там не говорили ваши голоса.

– Вы считаете это просто набором случайностей или пьяным бредом?

– Нет никакой разницы, во что я верю. Я здесь, чтобы передать читателям вашу историю и историю этого места. Как говорится в Библии «Vanitas vanitatum et omnia vanitas».

– Я не знаю, что это значит.

– Суета сует, и все – суета. Теперь давайте вернемся к самому началу нашего разговора. Итак, Свен, постарайтесь точно вспомнить, с чего все началось?

Количество осадков: 7 – 10 мм.

Скорость ветра: 0,3 – 1,5 м/с.

Кажется, это было известно еще с самого начала времен. Вернее, с того самого момента, когда человек научился мыслить и ощущать. Незаметная, но упрямая болезнь, протекающая медленно, тяжело, порою и с серьезными осложнениями. Одиночество в толпе – синдром мегаполиса, неприятное приложение к нему, плата за полученные деньги, гонорары, роялти, секс, любовь, удовольствия и бытовой комфорт. Город задает свой противоестественно быстрый темп жизни, когда общаться становится просто некогда. Утреннее «Guten Morgen» соседу в лифте, обмен новостями с коллегами на работе, обсуждение диеты с фитнес-тренером, усталое «привет-как-дела-все-хорошо», брошенное супруге или супругу перед сном – все это превращается в обязанность, традицию, или вернее говоря, правило.

Происходит переизбыток контактов в течение дня. Возникает некая интоксикация поверхностным общением со случайными людьми, поэтому мы уже не можем принять общение настоящее, глубокое – дружеское, родственное, любовное. Общение – тоже, своего рода наркотик. Он хорош только в небольших количествах, инъекциях и дозах. Когда нечто находится в переизбытке, оно обесценивается. Этот закон верен как для рынка, так и для отношений: чем больше вынужденных контактов, чем больше людей вокруг, тем меньше хочется видеть вокруг себя других. Наше общество к общению не располагает – потребность в нем словно бы и не предусмотрена.