Кажется, я писал год назад статью под названием «Обратная сторона торжества», где более подробно и логично доносил свои мысли на этот счет. Правда, там еще делался упор на несчастные случаи, пьяные аварии и семейные ссоры, число которых так же возрастает в преддверии праздника. Статья получилась неплохой, и кто-то ее даже читал. А может, даже и проникся идеей.

Моя новая статья, озаглавленная «Когда Бог забывает о любви», повествующая немногочисленным читателям о судьбе старого особняка на Хаупт тридцать семь была не столь блестящей. Довольно трудно придумывать историю с нуля, вот и пришлось импровизировать, чтобы скрыть недостаток фактов.

Деннис читал ее долго, вызывал меня, дважды отправлял на доработку, но в конце концов отправил в печать. Если все сложится так, как было задумано изначально, то свежий выпуск правды Германии появится на прилавках уже завтра утром, когда кипы газет заберут из типографии, а на второй странице будет красоваться как раз моя последняя работа – на первую полосу с таким материалом даже рассчитывать не приходится.

Через три четверти часа я уже стоял на выпирающим в море каменистом утесе, оставив позади себя небольшую занесенную снегом песчаную отмель и полсотни покатых растрескавшихся ступеней каменной лестницы. На центральный пляж, как и в портовую зону, городские автобусы ездят неохотно. По левую руку от меня возвышалась темная башня маяка – ни дать, ни взять – цитадель мирового зла из какой-нибудь сказки, по левую раскрывалась бесконечная черненная гладь полупрозрачного серебра. Низкие темные тучи, наступавшие на Глекнер, упорно и настойчиво брали город в кольцо, отражаясь на морской поверхности, как в мутном зеркале. Картина выходила довольно удручающей, но была в ней и некая своя красота. Наверное, стоило бы дать этому свое название, вроде «вдохновляющей безысходности» или «притягательной тоски», будь я творческим человеком. Вероятно, именно за этими ощущениями сюда когда-то приехал местный писатель, Виктор Венцель, покончивший с собой, выбросившись с верхнего окна маяка. Весть о его смерти получила широкий резонанс, и почти так же быстро стихла. «Правда Германии» тоже пыталась осветить это дело на своих страницах, но довольно быстро отказалась от этой идеи, отступив под напором более успешных конкурентов.

Я поправил пальто, попытался найти укрытие от беснующегося ветра за каменной громадой маяка, но так и не добился успеха. Холод, своим длинными цепкими лапами, с завидным упорством пробирался под воротник свитера, полз по штанинам, замирал за пазухой, облепив воротник и полы липким мокрым снегом. Я, неловко щелкая зажигалкой, подкурил сигарету, судорожно выдохнул дым, стараясь хоть немного согреться.

Маяк в Глекнере уже давно превратился в своего рода реликвию. Эдакий монумент, дошедший до этих дней со времен далекой древности. Наверное, когда-то там, наверху, за линзой отражателя горел огонь и ведомые им корабли пробирались сквозь вечерний сумрак. Но теперь времена поменялись, и маяк превратился в пустышку. В прямом смысле этого слова, ибо все, что осталось внутри, это только длинная спиралевидная лестница с парой-тройкой пустых комнат на вершине. Помещения часто арендуют под студии для фотосессий или личные кабинеты, если хватает средств. Когда мне доводилось бывать там, внутри. Несколько лет назад, пока работа не стала для меня основным смыслом жизни и ключом к выживанию. Кажется, забавное было время.

Последний смотритель этих мест, Клаус Грубер, нашел свой приют на городском кладбище еще несколько лет назад, и с тех пор его место пустует. Конечно, за башней следят, реставрируют, оберегают от вандалов и хулиганов, но теперь маяк стал похож на Глекнер, в котором и был воздвигнут – почти мертвый, почти позабытый, грязный и пустой внутри.

Я докурил сигарету, высунулся из-за угла каменной надстройки, пытаясь разглядеть хоть что-то в сгустившихся снежных сумерках, когда услышал за спиной нарочито громкие тяжелые шаги.

– Маяк закрыт для экскурсий, приятель, – пробасил неизвестный за спиной, – Ты что, не читаешь газеты?

Когда я обернулся, обладатель грозного голоса подошел еще ближе. Он был невысок ростом, приземист, полноват. Одутловатое серое лицо почти контрастировало с белым снегом вокруг. Облачен визитер был в довоенную тяжелую шинель и летние кроссовки, которые никак не вязались с его обликом.

– Мое имя Килиан Граф. Я репортер из газеты «Правда Германии», – вежливо отозвался я, подавая ему руку, – Вы звонили в нашу редакцию, договаривались о встрече. Слышал, что у вас тут настоящая сенсация.

– Свен Бергер, я тут охранник. Да и смотритель, можно сказать – осклабился серолицый, – Вот уж радость. Не ожидал, что вы приедете так быстро. Ждал вас только после Рождества. О, да, мне есть, что вам рассказать. Я такое видел, что даже во сне не приснится…

– О, неужели, – поднял я брови вверх. Слишком уж театральный жест, но действует безотказно, – Прямо уж и во сне?

– Даже не сомневайтесь! Статья выйдет, что надо! Прошу прощения за такой прием – после введения комендантского часа здесь стало полно народу…

Последние его слова канули в неожиданном порыве ветра, и между нами повисла блестящая снежная пелена.

– Ничего страшного, – отозвался я, стараясь, чтобы эти слова прозвучали убедительно, – Я с удовольствием выслушаю и запишу вашу историю, если найдется какое-то более удобное место.

Свен потоптался по снегу, выудил из карманов шинели солидную связку ключей и согласно закивал головой.

***

Кукол было много. Они сидели на многоэтажных тяжелых полках, лежали в коробках и ящиках по обеим сторонам двери, покоились на крюках и веревках, свешиваясь со ступеней над головой. Готовые фигурки в одном углу – заготовки и материалы в другом. В воздухе пахло свежей стружкой и лаком. Я зачарованно огляделся по сторонам, пытаясь охватить взглядом множество удивительных творений, ощущая себя ребенком, попавшим в волшебную лавку с игрушками.

Некоторые куклы были сделаны тщательно и красиво, некоторые наскоро, угловато и безобразно, словно человек, вырезавший руки, ноги, носы и рты внезапно утратил к этому делу всяческий интерес. Манекенов здесь было множество – от совсем крохотных до вполне солидных, собранных почти в человеческий рост.

Были и более классические, вроде гестальта – небольшой деревянной фигурки высотой 33 сантиметра. У нее крутятся и гнутся ноги и руки, при этом сам человечек закреплен на металлическом стержне. Были солдатики, были фигурки. Человек, работавший над всем этим великолепием, обладал неплохим вкусом.

Склад манекенов находился прямо на первом этаже маяка, примыкая к крайним сегментам старой, местами просевшей железной лестницы. Я задрал голову, пытаясь разглядеть что-то вверху, но натолкнулся только на сплошную темень, отогнать которую смогли бы лампы, висящие у стен, но смотритель не пожелал их включать.

Он вооружился фонарем и водрузил его на полку, возле одной из кукол.

Я рассеянно защелкал зажигалкой, но Свен осторожно прикоснулся к моему плечу.

– Не курите здесь, пожалуйста. Это что-то вроде моей мастерской. Не хочу, чтобы здесь все пропиталось дымом. Да и вдруг уголек упадет, мало ли…

– Да, конечно-конечно, – спохватился я, засовывая вынутую сигарету обратно в пачку, – Изумительно! Это все ваши творения?

– Моей дочери. Моих здесь немного, – скромно признался смотритель, оглядывая ряды фигурок с видом полководца, любующегося своим войском, – Но, я потратил на это больше трех лет.

– Очень здорово, – признался я честно. В этот момент даже не хотелось привычно врать или льстить, – Скоро сможете открывать свои выставки. Зачем прятать от глаз такое великолепие?

– Это что-то вроде хобби, – нехотя пояснил Свен, – Слишком личное, чтобы делиться этим с другими. Дома хранить такой объем деталей и готовых моделей слишком сложно, вот я и решил на время перебазировать свою мастерскую сюда. Здесь, во всяком случае, хватает места.