Гортхаур так рявкнул на орков, что те вжались спинами в стену. Одному особо настойчивому отрубил голову. Приобняв запуганного Манвэ, Саурон повел его в свои покои, решив все-таки провести время с ним и не возвращаться на праздник. Впрочем, он уже успел развлечься со своими эльфами и был не слишком заинтересован в близости с валой. Майа отвел его в купальню, помог раздеться и потом вместе с ним забрался в воду. Гортхаур расслабленно откинул голову на бортик ванны и прикрыл глаза, одной рукой лениво поглаживая прижавшегося к нему Манвэ по спине.

— Не боишься намочить крылья? — полюбопытствовал Майрон, окинув его взглядом.

Хотя орки, которые его чуть не оприходовали, были серьезно наказаны, по телу Манвэ до сих пор пробегала дрожь страха, которую он силился унять.

— Нет, — робко ответил он Саурону.

Затем выпростал крылья из-под его руки, взмахнув и расправив их широко. Пара перьев хлестнула Саурона по лицу, хоть Манвэ и отодвинулся, и вода скатилась с них крупными прозрачными каплями. Светлый вала встопорщил перья, распушившись и обрызгав Саурона, а потом снова сложил их за спиной — теперь они были совершенно сухими. Не считая, конечно, паховых крылышек, которые полностью погрузились в воду.

— Я отряхнусь, и это тоже потом обсохнут, — сказал он, перехватив взгляд Саурона. — Ох, прости, я тебя всего обрызгал!

И Манвэ попытался стереть капли с его лица, но только замочил еще сильнее.

— Нет уж, прекрати, будь добр! — Саурон раздраженно вывернулся из его объятий.

Он легко мог бы превратить этот бассейн в озеро кипящей лавы с огнем и обсохнуть там, но не стал, не желая пугать Манвэ или опалять ему крылья.

Они лежали друг подле друга еще немного. Видя, что темный майа не проявляет ни малейшего интереса к нему, Манвэ опечалился, но жаловаться было не на что: ведь Саурон честно признался, что вовсе его не любит. И это терзало Манвэ, но любовь его была так сильна, что он был счастлив одним тем, что любит сам. Тогда он обнял его и, удобно устроившись у него на груди и накрывшись крылом, задремал. А когда очнулся, Саурона вновь нигде не было.

— Господин тренирует всадников-кольценосцев — пояснил ему эльф-слуга.

Манвэ погрустил немного, но к вечеру на него напала жажда деятельности, и он отправился на поиски возлюбленного, и впрямь обнаружив Саурона верхом на небольшом драконе в окружении нескольких черных всадников на таких же летучих тварях. Они летали в ущелье неподалеку от Ородруина, обучаясь отбивать атаки, и были к вечеру изрядно уставшими от бесконечных тренировок. Все они походили издалека на черный водоворот. А Манвэ, который, расправив все три пары крыльев, направился к ним, стал похож на голубя, который очутился в стае ворон.

Не дожидаясь, пока его подстрелят или атакуют мечом, он подлетел к Саурону и обнял его; изнуренные назгулы, опустив мечи и стрелы, лишь изумленно проводили его глазами. Дракончик взбрыкнул, сбрасывая наездников, и Саурону пришлось держаться за Манвэ, чтобы не упасть вниз, а тот упрямо уносил его прочь от поля битвы. Светлый вала явно был полон решимости провести эту ночь с ним.

— Ну что ты опять за мной притащился? — устало спросил Саурон, обнимая его за шею.

Тёмный Властелин был не в самом лучшем настроении и у него даже промелькнула мысль о том, чтобы вновь запереть неугомонного валу где-нибудь в подвале. Он подавил этот порыв и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.

Манвэ встревоженно глянул на него. Он не понимал, почему его старания не дают результата, и майа все так же холоден. Неужели и правда никогда не удастся добиться его любви? Оказавшись на смотровой площадке на вершине Барад-Дур, куда отнес его Манвэ, Саурон сразу отстранился и направился в свои покои. Поникший вала печальной тенью следовал за ним. Последнее время Гортхаур не испытывал к нему не то что любви, но даже похоти. Вала с тоской вспоминал былые дни, когда в Валиноре Майрон ухаживал за ним, добивался внимания. И брал несдержанно. Манвэ тихо вздохнул, уперевшись взглядом в спину майа.

— Не вздыхай. Жалости от меня не дождешься, ты это знаешь. — Тут же осадил его Саурон. А потом язвительно сказал: — Я не хочу, ясно? Попробуй мастурбировать, если тебе так неймется.

Вала даже раскрыл рот, услышав такое предложение. Он был слишком горд, чтобы опускаться до такого. Оставшийся путь до покоев Саурона они прошли молча. Вала напряженно кусал губу, не зная, чем еще его заинтересовать. А Тёмный Властелин даже не остался с ним на ночь. Лишь зашел в купальню ненадолго и отправился к кому-то из своих любовников, оставив Манвэ одного. Вала забрался на холодную постель и закутался в одеяло. Делать нечего, придется спать одному.

Он думал, чем бы еще привлечь Саурона. Почему раньше Саурон был так страстен и любвеобилен, а сейчас чуть ли не зевает в его присутствии? Быть может, дело в том, раньше Манвэ был недоступен, и Майрон получал удовольствие, соблазняя его во тьму и развращая? Или ему нравился образ беззащитного невинного ангела, которым казался вала? Что ж, строить из себя неприступный айсберг совсем не сложно… Если попросить Нарха приковать его к постели в какой-нибудь соблазнительной позе, он будет выглядеть беззащитным? А что, если сделать все и сразу и потешить инстинкт охотника в душе Гортхаура?

Эльф-орк выслушал его предложение недоверчиво и безо всякого энтузиазма.

— Получается, я должен похитить вас, господин, выкрасть, а потом еще и заковать? А господин Саурон отыщет, поймет, что это моих рук дело и… — он замотал головой отрицательно, показывая, что участвовать в авантюре не собирается.

Манвэ вздохнул: уговорить упрямого Нарха никак не выходило.

— Вернее всего, ему будет совершенно все равно, — признался он ему и себе самому.

Нарх поутешал его, сколько мог, даже притащил из кладовых вина, но славное дорвинионское только вогнало светлого в еще более слезливое настроение. Остаток вечера крылатый вала провел, обняв себя за колени и лежа на боку. Слезы заливали его лицо и он с досадой кусал губы, жалея обо всем: что покинул светлый радостный Валинор, что расстался с супругой и обо многом прочем. Манвэ прикрыл глаза и забылся, а когда очнулся, уже встало утреннее солнце, и вид светила воодушевил его. Что ж, если Нарх боится (глупый пугливый эльф!), то придется заняться “исчезновением” самому. Бросив взгляд на свернувшегося клубочком в углу на сундуке Нарха, вала потихоньку вышел.

Однако бывший орк приоткрыл темно-синие глаза и внимательно проследил за ним, стараясь красться потише. А Манвэ тем временем, дав себе слово забыть о Сауроне хоть на сотню лет, если понадобится, устремился вниз. Лишь бы не встретить орков… Но казармы были внизу, а на ярусах выше жили темные эльфы и павшие майар. Скоро путь ему преградил страж из числа мориквэнди-отступников.

— Кто ты такой и куда идешь? Назови себя! — строго потребовал он. Но Манвэ только задрал повыше нос и сообщил, что разговаривать с каким-то эльфом не собирается, а что он тут делает — не его эльфийское дело.

— Ах так? — разъярился стражник. — Да я сейчас запру тебя в темнице, и дело с концом!

Он явно принял Манвэ за кого-то из младших слабых айнур и повел за собой, дернув грубо за крыло. Манвэ не сопротивлялся и с затаенным удовольствием побрел за ним, за потом дал защелкнуть оковы на руках и ногах. Цепи были достаточно длинны, чтобы устроиться поудобнее, что Манвэ и сделал. Оставалось ждать, впрочем, стражник его осадил:

— Не надейся, кто кто-то станет тебя тут разыскивать. Господин появляется тут редко, — злорадно сказал он.

— Я и сам не хочу его видеть, — гордо ответил Манвэ.

Что ж, питье и еда ему не требовались, а чтобы вернуть чувства Саурона, он готов был на все. Потянулись дни ожидания, и Манвэ все чаще с ужасом думал: что, если Гортхаур и вовсе забудет о нем? В Средиземье у него было чем заняться. От войны и возведения новых крепостей до темных чар и молодых плененных эльфов, которых Саурон так любил за невинность. А он нем он просто позабудет. Может быть, навсегда.