========== Часть 8 ==========
Но наутро Манвэ обнаружил, что его вновь оставили в одиночестве. Это несильно, но кольнуло его — все же он рассчитывал, что кровопролитие уже окончено и Гортхаур завершил дела в Гондоре и Эрегионе… Первое время он отлично проводил время с Нархом, которого обучал премудростям — языку, заклинаниям и прочему — но чем дальше, тем сильнее скучал по тому, ради кого покинул Валинор, и наконец совсем загрустил.
А у Саурона было много дел. Вскоре кровопролитная война и впрямь угасла, оставшиеся в Средиземье эльфы все больше задумывались о том, чтобы покинуть эти места и, к счастью Саурона, больше не противились его возрастающему влиянию. Назад в Барад Дур он вернулся триумфатором во главе армии и девяти человеческих королей, которых назначил кольценосцами, чем продлил их жизнь навечно. Улыбка его сияла, ореол из золотисто-рыжих волос сиял вокруг головы, и он казался еще красивей, чем прежде.
Однако радостно выбежавшего ему навстречу своего ангела он почти не заметил. Больше того, он не появился в покоях, в то время как Манвэ только его и ждал! Впервые тот засыпал одиноко и грустя о возможной близости, в то время как Гортхаур был где-то совсем рядом. Можно было, конечно, отправиться на его поиски, отыскать где-нибудь в замке, но едва высунув нос за пределы покоев, обнаружил, что Барад Дур наводнили подвыпившие орки, балроги, юные драконы и саламандры, и в коридорах творилось сущее столпотворение. Кто-нибудь так и норовил ухватить его за крыло и подтащить к себе, обдав запахом крепкого вина и прохрипев: “Развлечемся, цыпленок?”. Да и испуганный Нарх удерживал хозяина на месте, боясь, что пьяные валараукар разорвут его господина на кусочки.
И даже во время пира, который устроили в честь победы, Саурон отнесся к его появлению как к должному. Хотя Манвэ долго расчесывал волосы и перевивал их бриллиантовыми нитями, а потом надел ради него длинное одеяние, в меру открытое, украшенное россыпью мелких алмазов, которое майа сам ему подарил в знак примирения. Увы, Саурон просто чуть подвинулся, освобождая место рядом с собой, и кивнул.
— Кого ради ты так разоделся? Не замечал в тебе раньше такой страсти наряжаться.
— Я думал, тебе понравится, — вспыхнул от смущения Манвэ.
Быть может, Саурону и понравилось — тот в конце концов окинул его довольно благосклонным взглядом. А еще невинная нежность светлого вала очень понравилась всем девяти назгулам и мелким темным майар, что сидели рядом. Манвэ то и дело чувствовал, как кто-то дергал его за перья или жарко гладил по бедру, но Саурон отнюдь не стремился вскочить и покарать виновных, даже когда Манвэ ему пожаловался.
— Мне казалось, своими прихорашиваниями ты того и добивался, птенчик?
Нельзя сказать, чтобы тон темного майа стал совсем холодным и равнодушным — но он явно посмеивался над попытками Манвэ привлечь свое внимание и относился к нему снисходительно. Но не более. И это отчего-то сильно уязвило светлого валу. Поэтому он покинул пир рано, чтобы утром не обнаружить себя в объятиях какого-нибудь орка, а Саурон явился лишь под утро, явно уставший и уже ощутивший чью-то страсть: об этом говорил его встрепанный вид, выбившиеся из прически волосы и явные следы укусов на шее и груди. Впрочем, невинный светлый вала не сразу понял, что к чему.
— Сокровище, что с тобой? На тебя по пути сюда напал дракон или пьяный тролль? Просто одежда порвана, и эти раны… — Манвэ осторожно дотронулся до длинных царапин вдоль его спины, по невинности своей явно не понимая, откуда те могли взяться.
— Не говори глупостей! — оборвал его Саурон.
— Откуда тогда они?
— А ты не догадываешься? — хитро прищурился Саурон, усмехаясь и притянув Манвэ к себе. — Сейчас покажу.
И он жадным поцелуем впился в его рот, прикусив губу, прошелся языком по губам, шее и неожиданно прикусил нежную кожу, засасывая ее, так что Манвэ вскрикнул от неожиданности. Это было немного больно, нов то же время приятно — ведь за все долгое время одиночества Манвэ успел сильно соскучиться по проявлениям его страсти. Затем губы Саурона прошлись по его груди, прикусывая ареолы сосков, по животу и когда в паху зубы Саурона оставили еще несколько красных отметин на светлой коже, Манвэ наконец посетила жестокая догадка.
— Ты… был с кем-то еще? — понял он.
Вид у светлого вала был такой опечаленный и поникший, что Саурон, будь у него хоть капля сердечности и сочувствия, непременно утешил бы Манвэ. Однако подобных чувств в душе Саурона не наблюдалось, и он совершенно бессовестно кивнул. В глазах Манвэ встали слезы. Он замер, уткнувшись в подушку и лишь изредка укрывшие его большие крылья вздрагивали, а кончики маленьких паховых крылышек нервно подергивались из-за тщательно скрываемых рыданий.
Саурон просто не понимал причины этих слёз. Кажется, он ничего не обещал этому глупому птенцу? Вот и нечего реветь. Ох, эти светлые. Такие чувствительные — вечно напридумывают себе что-то, лишь бы устроить сложности. И он совершенно спокойно улегся рядом, и его ничуть не терзал вид лежащего рядом Манвэ. К тому же, днем его ждали развлечения поинтереснее, чем развлекать соскучившегося валу.
А вот Манвэ осознал, что вовсе не хочет делить своего возлюбленного с другими. И он впервые думал, как отвлечь внимание Саурона на себя и как его соблазнить. Нарху было приказано отыскать самые красивые и изысканные одеяния, а сам он долго стоял в сокровищнице, примеряя то тяжелый золотой венец, то диадему из рубинов и изумрудов, то ожерелье, сияющее и переливающееся даже под тусклым мордорским солнцем. Увы, белых и светло-голубых одежд в крепости Барад Дур не водилось, точно так же, как и в Валиноре — черных, и Манвэ пришлось удовольствоваться очень коротким кроваво-красным одеянием, сотканным из легкого кружева. Яркий цвет оттягивал внимание на себя, и с этим нужно было что-то делать, поэтому Манвэ вновь украсил волосы россыпью нитей их сверкающих ограненных камней. Он успел искусать все губы от досады на неверного любовника, так что они тоже стали красными и припухшими. Глаза же ярко блестели от слез, стоило представить, что Гортхаур развлекается сейчас в объятиях очередного эльфа или кольценосца. С этими мыслями он и отправился на “охоту”.
Саурон нашелся в зале, где до сих пор праздновали с ним победу служащие ему эльфы. И это явно было приватным мероприятием. Тёмный Властелин сидел на мягком диване, прижимая к себе двух подвыпивших эльфов. Остроухие весело о чем-то щебетали, рассказывая о чем-то своему повелителю и ненавязчиво расстегивая пуговицы на его камзоле. Саурон смеялся, флиртуя сразу с двумя и обнимая обоих за талию. Но заметив у входа Манвэ, Тёмный Властелин отвлекся от беседы с ними и даже замер. А вала, удерживая взгляд Майрона, медленно приблизился к нему. Его нога вклинилась между широко расставленных ног сидящего на диване Саурона. Крылья взметнулись, отделяя майа от двух остроухих и спихивая эльфов с дивана.
Тёмный Властелин опустил взгляд на голые ноги Манвэ и даже присвистнул.
— Чего вдруг ты так разоделся, ангел? В Валиноре бы не одобрили твой наряд, — насмешливо заметил Гортхаур.
Вала тут же покраснел, представив, что в таком одеянии его могла бы увидеть Варда или собратья. Он закусил губу от досады. Даже сейчас Саурон шутил и не воспринимал его старания всерьез. Взгляд Тёмного Властелина вновь устремился на эльфов, но Манвэ окружил его крыльями, закрывая обзор. Покраснев до кончиков ушей, он оседлал бедра Саурона и прижался вплотную. Сам, отринув гордость, положил руку майа себе на ягодицы.
— Ах, ты пришел соблазнить меня. Что ж, в таком случае эти двое могут к нам присоединиться… — Он хотел было позвать тех эльфов, на на губы легла ладонь валы. Саурон недоуменно изогнул бровь, но противиться не стал.
— Нет. У тебя буду только я. И никто больше.
Сгорая от стыда, он задрал полы и без того чересчур короткого одеяния. Вала знал, что они здесь не одни, и все взгляды устремлены на них, но не мог допустить того, чтобы возлюбленный остался с теми эльфами. По мере того, как Манвэ оголялся, он мог ощутить, как сильнее сжимаются на его ягодицах чужие руки. Это было приятно, но вала помнил, что на него сейчас сзади смотрят другие.
