— Я не знаю.

Ему хотелось упасть ничком и не смотреть ни на кого и ничего никому не отвечать, а от него бесконечно чего-то требовали: быть умнее, сильнее, смелее, вынести всё, что можно, и даже больше. На секунду Гарри представилось, что выбор уже сделан, и вот он возвращается в школу, быть может, после месяца в Норе. Но когда он вспоминал лица друзей и однокурсников, он не хотел с ними говорить; когда же ему представлялся Дамблдор, то, напротив, он точно знал, чего директор хочет: чтобы Гарри положил жизнь на поиски оставшихся способов покончить с Волдемортом. И тут он понял: в том-то всё и дело, что убить его он больше не сможет. Не из-за страха, не из-за равнодушия, а именно потому, что Волдеморт, злейший враг, однажды снизошел и протянул ему руку помощи. Вытащил и спас. Позвал врача. Пытался его лечить, вызывая по очереди то студента-колдомедика, то язвительного Снейпа, то крёстного, чтобы не дать угаснуть. Тогда он поднял голову и обернулся к серебристой поверхности зеркала.

— Я не могу, — и он покачал головой.

“Быть может, однажды я отыщу другой путь”, — говорил он себе мысленно, но эта мысль скорее играла роль того же успокоительного зелья, и цеплялся он за неё по привычке.

Шум стихал. Авроры и другие волшебники, что ожидали сейчас за воротами, один за другим исчезали. Несколько вспышек аппарации — и поле опустело.

Волдеморт поднялся, но не ушёл. Гарри впервые, похоже, с момента появления здесь смог спокойно рассмотреть его лицо — утомлённое, с вечной сковавшей его прохладой чувств, но твёрдое. А потом понял, что давно не смотрел в его глаза — и взгляд темных серых глаз с красным отблеском не был ни равнодушным, ни презрительным. Нет, он был заинтересованным и вдумчивым, и он с не меньшим интересом изучал мальчика в ответ, и будто даже искренне сопереживал ему — и, осознав это, Гарри неожиданно отвёл взгляд и покраснел. Он смущается перед злейшим врагом? Немедленно захотелось, как обычно, ершисто вскинуться, но он тут же вспомнил, что всё решил для себя.

— Ты устал. Отдыхай, — ответил Волдеморт. Нет, в этом не было заботы, скорее, констатация факта.

— А вы?

— Меня долго не будет.

“Он хочет получить полный контроль над министерством, если уже не получил. Теперь его главный враг — Дамблдор”, — это Гарри осознал вдруг со всей ясностью. Но сил противиться ему тоже не было.

— Ты всё верно понял, — неожиданно кивнул Волдеморт.

— Вы можете читать мои мысли? Но как, если связь разрушена?

— Нарушено лишь пророчество. Что не отменяет того, что связь между нами осталась. И ещё: не думай, что ты слабый маг. Ты станешь сильнейшим. Но только после моей смерти, — и с этими словами Волдеморт неожиданно улыбнулся. И в этот раз у улыбке не было насмешливости или презрения: скорее, мысль его забавляла. Он снова присел рядом с Гарри. — Тебе ведь известно, что сильнейшим становится тот, кто владеет дарами смерти: Самой сильной палочкой, философским камнем и…

— Да, сэр, — кивнул Гарри. В этот момент он был согласен сколько угодно, чтобы Темный лорд оставался сильнейшим — лишь бы к его мудрости добавлялось ещё и милосердие. “Ведь вы на него способны, сэр!” — Гарри теперь взмолился.

— Ах, ты тревожишься за жизни друзей? Но для них мало что изменится.

— А Гермиона? Она грязнокровка.

— Твоя подруга и весьма умная юная волшебница? Мы изучили подробно её семейное древо. И оказалось, что один её дед был не маглом, а незаконнорожденным сыном волшебника. Пусть он родился от случайной связи, это даст возможность мисс Грейнджер обрести достойный статус, раз уж ты так волнуешься. Ты думаешь, что я хочу править с немногими избранными, а я хочу равенства для тех, кто наделен волшебной силой, и процветания для магов. Сейчас мы вынуждены скрываться, поскольку маглы ненавидят тех, кто отличается, но…

Волдеморт опустил глаза на лежавшего мальчика и понял, что конец речи был произнесен напрасно: Гарри спал, иногда прерывисто вздыхая.

— Идите же. Ему нужен покой после всех этих… событий.

И Волдеморт покинул его, но, вопреки обещанию, ненадолго.

Уже вечером он возвратился вновь. Теперь перед ним вырисовывалась единственная перспектива: покончить с тем, кого он не смог одолеть в первый раз. И теперь ему нужно было заручиться доверием Гарри. Беда была в том, что мальчишка был волен вообще ему не помогать и, напротив, всячески препятствовать; ведь Поттер будет против, если узнает, что он, Волдеморт, собирается покончить с его наставником… Дамблдор отнюдь не забыл о Поттере, хотя весть о снятии клятвы сильно пошатнула его позиции. Но у него оставались союзники, и их было немало. Но всё-таки Волдеморт был уверен, что все они отступятся от борьбы с ним, как только с директором Хогвартса будет покончено. И когда он воцарится в Министерстве Магии, он воцарится и там: все прочие вынуждены будут смириться с этим фактом. Всё просто. Они подчинятся власти и, недолго побунтовав, затихнут. Первое время придётся вести себя с осторожностью, но потом они узнают его и привыкнут к нему.

Но мечтательное настроение он быстро отбросил. “Почему ты не хочешь выйти и бороться со мной лицом к лицу, победитель Гриндевальда?” — завтра он станет вопрошать об этом Дамблдора со страниц Ежедневного Пророка, потому что накануне дал интервью вездесущей Скиттер; та вела себя неизменно нагло, а впрочем, и глазом не моргнула, услышав о планах возвратить магам былое могущество, дать егерям права на восстановление порядка и выслать из Англии всех тех, кто завладел магическим искусством путем обмана (так он назвал грязнокровок). Он обещал много чего: магическим существам больше прав и свобод, волшебникам, носящим в себе хоть каплю крови магов — безопасность, всем остальным — возможность по крайней мере беспрепятственно скрыться. Он обещал приход не царства тьмы, а процветания и просвещения.

— Я победил смерть, и недалек час, когда её победят остальные.

Скиттер фальшиво улыбалась, её перо непрестанно записывало за ним, поскрипывая. Быть может, дать столь открытое интервью было непредусмотрительно — ну так и он попытается опередить врага. Явится к нему раньше первой утренней газеты.

И он возвратился в Малфой-Мэнор. Где вещи мальчишки? — вот что интересовало его теперь. На розыски не ушло много времени: стоило припомнить, куда Долохов отвел мальчишку в первый раз. И точно, там обнаружился объемистый чемодан, сжатый магией, а теперь выросший до обычных размеров. Он открыл его, вытряхнул их него кипу учебников и затасканные футболки, отыскивая мантию, третий из даров смерти, и размышляя. сумеет ли ощутить невидимую ткань и станет ли она служить тому, кто не принадлежит к роду Поттеров. Под руку подвернулась тетрадка: привыкший к манускриптам, он удивился гладким тонким листочкам и мелкой синей клетке. Тетрадь была куплена в магловском магазине, но мальчишка явно носил её в Хогвартсе целый год, судя по затасканному виду. Тетрадь бы мало чем привлекла его, если бы не записи, не походившие на конспект. Это был дневник, обрывочный и краткий дневник, куда записывал свои мысли и чаяния мальчишка. Волдеморт бегло пробежал их конец глазами из соображений практической пользы. В школе они были совсем краткими, но летом стали обстоятельнее: видно, сказывалось отсутствие друзей и прочих занятий. Изредка в них прорывались жалобы и злость. Тогда он заглянул и дальше, в начало года: ого, каким безрадостным он ему показался! Уж на что Волдеморт не был склонен сопереживать, но и он вспоминал школьные годы как время первого расцвета своих способностей. Этот мальчик, напротив, проходил испытание за испытанием, всё с риском, и с глупым риском для жизни; ему на мгновение даже не поверилось, что Дамблдор мог быть так небрежен и безрассуден — ничуть не лучше него. Нет, это объяснялось тем, что он знал — а теперь они оба знали, чем грозит Волдеморту гибель Гарри Поттера, но всё же! Он скривился, отбросил его, напомнив, что не время размышлять, и бросился дальше разыскивать мантию в ворохе вещей — а потом, едва увидел, как кисть руки исчезает под невидимой пеленой на само дне чемодана. вытащил тонкую и невесомую накидку.