Вряд ли нужны еще аргументы, чтобы представить себе, насколько труднее для ребенка оказываются эти важные этапы созревания личности в отсутствие отца[16].
1.3. Освобождение от объектных отношений с матерью
Нельзя не упомянуть о еще одной структурной функции отца, а именно об освобождении от конфликтов отношений матери и ребенка даже после процесса индивидуализации в первые годы жизни.
Сцена, известная каждому имеющему хоть какое-то отношение к детям: девятилетняя дочь – назовем ее Марой – скандалит с матерью (такое бывает, и причин для этого предостаточно: мир, который мы обязаны предоставить своим детям, ежедневно по несколько раз вступает в конфликт с тем, что дети хотели бы иметь или делать). По какой-то причине Мара злится на свою мать, причем справедливо (с ее точки зрения). Мать, естественно, придерживается другого мнения, не собирается больше мириться с бунтом дочери и отправляет ту (со своей точки зрения, справедливо) в ее комнату – в противном случае девочке придется забыть о завтрашнем празднике у подруги. Хлопнув дверью и заливаясь слезами, Мара исчезает в своей комнате. Там она вынашивает планы мести: она больше не промолвит матери ни слова, та еще увидит! И не притронется ни к чему, что та приготовила! И может быть, даже не пойдет больше в школу, и тогда мать отправят в тюрьму за то, что ее дочь не учится. Или же в следующий раз наступит матери на ногу, чтобы та взвыла от боли, потому что у нее мозоли… С каждой новой идеей Мара становится все больше и сильнее, пока совсем не успокаивается. Она решает нарисовать могущественную злую принцессу, превращающую всех, кто хочет причинить ей зло, в деревья. На рисунок уходит полчаса. Правда, принцесса выходит очень милой посреди гостеприимного леса, но Мара уже не против этого. Она считает, что рисунок удался на славу, и поступает так же, как всегда, нарисовав что-то красивое: показывает его матери. Та – гнев ее тоже стих, – обрадованная тем, что дочь «больше не сходит с ума», восхищается рисунком, после чего Мара дарит его ей…
Пока все идет хорошо. Но при чем здесь отец? Что ж, с эмоциональной точки зрения Мара полностью освободилась от матери на ограниченный период времени, по крайней мере, как от объекта своей нежной привязанности. Да, в гневе она даже хочет отправить ее в тюрьму. Если задуматься о том, насколько Мара зависит от своей матери и как она на самом деле ее любит, то с психологической точки зрения такие агрессивные фантазии являются огромным достижением. Однако Мара смогла сделать это только потому, что все ее фантазии о мести руководствовались решающей мыслью, о которой я умолчал в рассказе: «Мне вообще не нужна мама, у меня же есть папа! И он меня по-настоящему любит!» Без этой утешительной мысли разлад с матерью, которая оказалась бы тогда «единственным человеком в мире, который у меня есть», поверг бы ее в глубокое горе и страх. Однако это как раз и есть та самая эмоциональная конфликтная ситуация, что рано или поздно приводит к избеганию конфликтов из-за страха потерять отношения, проглатыванию разочарования и гнева (т. е. к «вытеснению», выражаясь языком психоанализа). Это ведет либо к сверхадаптации детей, либо к чередованию гармоничных нежных отношений матери и ребенка и периодических мощных взрывов эмоций, которые ребенок больше не может вытеснять. Можно представить эту ситуацию в виде скороварки, клапан которой закрыт и больше не реагирует на внутреннее давление так, чтобы всегда можно было выпустить пар наружу, поэтому периодически крышку срывает.
Мара тем не менее в состоянии выпустить свой гнев (спустить пар): сначала через настоящий бунт, затем через фантазии (мысли о мести) и, наконец, – в состоянии независимости и бесстрашной гордости – символически через художественную форму (рисунок). И все это благодаря самому существованию отца, которому не обязательно при этом присутствовать и которому абсолютно ничего об этом не известно. Кстати, вероятно, он выполняет эту функцию не только для Мары: после того, как Мара исчезает в своей комнате, хлопнув дверью, мать может представить себе, как будет вечером жаловаться на нее мужу, как тот серьезно поговорит с дочерью и т. д. Для нее отец тоже действует как своего рода эмоциональный запасной путь, как смягчающий конфликт «третий объект», позволяющий ей и Маре продолжить свои нежные отношения с того самого места, на котором они прервались полчаса назад.
1.4. Отец как объект любви и идентификации
Вероятно, вам будет более знакомо значение отца, возникшее из непосредственного отношения к нему ребенка. Не позднее четырехлетнего возраста привлекательность отца быстро возрастает. В частности, у девочек возникает нежная, чаще всего страстная привязанность к отцам. Если некоторые из моих слушательниц не могут вспомнить ту раннюю любовь к своему отцу, это никоим образом не означает, что ее не существовало: ведь чувства и фантазии эдипального периода начинают вытесняться примерно с шести- или семилетнего возраста. Если сегодня вы, будучи женщиной, умеете (надеюсь!) испытывать к мужчинам нежные, эротические чувства, выходящие за рамки лишь сексуального влечения, вы бессознательно черпаете их из этого эдипального источника (разумеется, возможно также, что своему «запасу нежной любви» вы обязаны исключительно ранним отношениям с матерью. Я вернусь к этой мысли чуть позже).
Матерям часто бывает трудно справиться с такой переменой предпочтений, и они ошибочно ищут нарушения в отношениях с дочерью, реагируют обидами и (или) отстраненностью или агрессией. Но здесь нет ничего страшного: это совершенно нормально, и в шесть или семь лет дочка опять «вернется» к вам! Правда, бывает, что девочки не проявляют эдипальную любовь открыто, особенно когда отцы редко бывают дома и (или) оскорбительно ведут себя по отношению к своим дочерям.
Большинство из нас наверняка умеет скрывать нежные чувства. Вспоминаю один случай из своей юности. Мне было около шестнадцати лет, когда я влюбился в девочку, с которой дважды в неделю встречался на музыкальном кружке. Целый год я «умудрялся» всякий раз усесться на заднюю парту по диагонали от нее и все занятие пожирать ее глазами – естественно, так, чтобы она этого не заметила, – ни разу не обмолвившись с ней ни словом. Однажды она исчезла – перешла в другую школу. Она так никогда и не узнала, что на протяжении нескольких месяцев была предметом мечтаний одноклассника… И не так уж мало отцов, которые понятия не имеют, как сильно их любят дочери.
Мальчики тоже любят своих отцов, но их любовь гораздо меньше связана с нежной, страстной природой любви девочек (такие чувства мальчик продолжает направлять на мать), а скорее определяется мечтой и страстным желанием стать таким же, как отец (хотя я уже упоминал, что отождествление мальчиков с отцами, а девочек – с матерями завершает эдипальную фазу на шестом или седьмом году жизни; то, что мы называем «идентификацией» в психоанализе, обозначает, естественно, не само событие – например, в том смысле, что мальчики (девочки) засыпают вечером «неидентифицированными», а просыпаются на следующее утро уже идентифицированными со своими отцами (матерями). Предпосылки идентификации проявляются уже в первые два года жизни. Мы имеем дело с постепенным процессом, заканчивающимся лишь в шестилетнем или семилетнем возрасте). Ужасно оказаться «брошенным» собственным отцом в такой ситуации. В этом и заключается трагизм, который, как мы вскоре увидим, состоит не только в потере самого важного или второго по значимости человека.
1.5. Отец как часть определения гендерной идентичности
Что означает понятие «определение половой идентичности»? Оно включает в себя совокупность сознательных и бессознательных представлений о том, что значит быть «мальчиком» или «девочкой», что значит однажды «стать мужчиной» или «стать женщиной». О том, что отцы важны для определения половой идентичности своих сыновей, уже частично говорится в обществе. Но для девочек они не менее важны, поскольку то, что Эрик Х. Эриксон (1959) называет чувством идентичности, включая чувство сексуальной идентичности, состоит из трех компонентов. Один из них – воспринимаемые ребенком свойства любимого объекта. Ребенку хочется выглядеть, говорить, двигаться, быть таким же, как мама или папа. Он хочет стать однажды таким же большим, красивым, умным, как они, и уже сейчас «работает» над этим. Выражаясь языком психоанализа, ребенок идентифицирует себя со своими родителями. С самого начала эдипального периода родитель одного с ним пола становится все более важным как «объект идентификации», т. е. соответственно отец для мальчика и мать для девочки. Однако одновременно происходит – пусть в основном бессознательно – и идентификация с противоположным полом. Другими словами: мальчики всегда также впитывают черты матери, а девочки – отца. Достаточно хорошо функционирующая триада «мать – отец – ребенок» гарантирует, среди прочего, определенный баланс «мужских» и «женских» частей личности. О третьем компоненте чувства идентичности задумываются реже: ребенок идентифицирует себя не только с воспринимаемыми характеристиками своих родителей, но и с отношением родителей к себе – вернее сказать, с собственным представлением об их отношении к нему:
